Рождение империи. Шемяка

Глава 23

— Кто? — тихо поинтересовался Вяземский.

— Сам... — надрывно завыл растянутый на дыбе мужик. — Хучь режьте, сам надумал...

Я вздохнул и незаметно покосился на стоявших у стены Якова Беспалого и Степана Оковитого, глав Купеческой гильдии и Княжьего торгового приказа.

Вчера в очередной раз попытались спалить склады в Смоленске, в которых хранился товар немецких купцов, но одного из диверсантов взяли на горячем. Поджигатель пока молчал, но уже было ясно, что он просто пешка в чужой игре, а Якова и Степана я пригласил специально, хотел посмотреть на реакцию, потому что кто-то из них мог быть причастен к поджогу. Во всяком случае, Никифор Вяземский отрабатывал и эту версию, а я привык ему доверить. Беспалый, уважаемый смоленский купец, стоял спокойно, широко расставив ноги, красная рожа словно окаменела, а Оковитый, совсем наоборот, обильно потел и все норовил отвернуть физиономию от дыбы с поджигателем.

«Неужто он? — зло подумал я. — Вроде мужик с соображением, толковый и расторопный, боярского роду, должен понимать, что если попытается обмануть меня, то отправится прямым ходом на плаху, а его все его родные в вечную ссылку в Вятку. А может им кто-то играет? Хотя на Степане своих грехов уже собралось, как у дворняги блох, может оттого и нервничает?»

Палач взялся за кнут, но я жестом остановил его.

— Зачем полез жечь? Ну, говори, пес!

— Сдуру, сам не знаю... — диверсант замотал башкой, со слипшихся, мокрых волос во все стороны полетели капельки кровавого пота. — Помилу-у-ууй...

Пришлось кивнуть хозяину пытошной. Ну не понимают люди человеческого языка. Все равно ведь признается, не бывает по-другому, ан нет, надо муки терпеть. Тьфу, блядь!

Бодя бережно взял в руки кнут и не примериваясь, небрежно щелкнул им. Гулко свистнуло, кожа на тощих ребрах поджигателя с треском лопнула, тот бешено забился на дыбе и заверещал словно раненый заяц.

— Кто? Говори!

— Са-аам...

— Зачем?

— Сдуру, обида на немцев, мово племяша убили...

Еще щелчок, еще дикий вопль и голова поджигателя бессильно упала на грудь.

— Счас враз опамятуется... — виновато прогудел Бодя. По его знаку один из подмастерьев окатил диверсанта из ведра соленой водой.

Пытошную пронзил очередной звериный стон, диверсант снова задергался и открыл глаза.

Присутствие на пытках я почти никогда не практиковал, не княжеское это дело, но попытка поджога случилась как раз во время моего визита в Смоленск, поэтому решил сам проконтролировать дознание. И уже успел пожалеть, потому что чужие страдания не приносят мне душевного равновесия. Понимаю, что без этого сейчас никак, но не люблю.

В дело пошли раскаленные клещи. Бодя свое дело знал крепко и уже через несколько минут в дознании наметился явный сдвиг.

— Приказчик купца Щегловатого уговорил, он собака, попутал... — пуская слюни сбивчиво частил поджигатель. — Грит раньше сами без всяких приказов торговали, а сейчас отодвинули, другие вперед вышли, уговорились за десять грошей. А у меня детки, кормить-то надоть, как-нить. Помилуйте-е-е, Христа ради...

Я в очередной раз вздохнул. Ну что за люди? Только о своей мошне заботятся. Сейчас объемы торговли выросли в три раза, сами в Ригу ездят торговать, гильдию специально создал для них, по примеру Новгородской, представительства немецких купцов открыл, торговые привилегии ввел и разрешения от объявленного капитала, с которого беру совсем немного, всего один процент помимо остальных сборов. Богатеть стали люди! Тот же Щегловатый по деньгам ничего не потерял, даже выиграл, а видишь, чужой доход глаз колет. Твою мать, хоть поголовно плетьми прояснения в головах наводи. Так уже свиреп дальше некуда и все равно мало помогает...

— Ирод, Аспид, кривая рожа!.. — бурно возбудился Оковитый, потрясая кулаком. — На дыбу татя, я ему сам бороду вырву...

— Сам говоришь? — я встал и подошел к Степану. — Ну что же, назначу тебя катом. Но прежде скажи мил человек, как мы торгуем с немцами?

— Как? — осекся боярин. — Знамо, как. К торговле допущены токмо те купцы из особой кумпании, кто свою казну объявил, кто с нее подать платит, а немчины сдают товар токмо большими партиями, акцу... — он запнулся, силясь выговорить иноземное слово. — Укцыоунно, прости Господи, на немецкий манер...

Я криво усмехнулся и потянул из-за голенища плеть.

— Аукцыон, говоришь?

Оковитый сразу все понял, упал на четвереньки и причитая пополз ко мне:

— Не вели казнить, батюшка. Помилу-у-ууй...

Так и висевший на дыбе поджигатель злорадно всхрипнул. Беспалый скорчил злорадную рожу — по донесениям они с Оковитым сильно не ладили.

— Сука...

Свистнула плеть, кафтан на жирной спине боярина лопнул по швам, тот тоненько взвизгнул, но продолжил ползти, пока не ухватился за мои сапоги.

— Помилуй, батюшка, нечистый попутал!

Я секанул еще раз и брезгливо отпихнул его ногой.

— Еще раз будешь людишек своих мимо аукциона проводить и мзду с немчинов тянуть — повиснешь на дыбе. Понял?

Степан истово всхлипнул.

— Понял, батюшка!!!

Я дал еще разок плетью и трудом подавил в себе желание свернуть ему башку. Где кадров напастись? Если не поймет, возьмется за старое, тогда и живота лишится, а пока пусть исправляется.

— Ведите дознание дальше, вечером изложите, — и поманил за собой Беспалого. — Идем, Яков Фомич, расскажешь про дела торговые...

И пошло-поехало, поговорил с купцами, принял отчеты приказов, посетил пушечный двор, потом принял немцев, проверил укрепления, рассудил рассорившихся бояр и так далее и тому подобное. Гребанная княжья доля — словно тот Фигаро, присесть некогда. И самое пакостное, заботы не заканчиваются, их только прибавляется. Завел себе секретаря и толковых помощников, но мало помогает, пока работает только ручное управление. Люди напрочь закостенели в своей тупости и косности.

К себе в спальню попал только вечером и сразу принялся разгребать бумаги.

Слегка разгребся, с чувством выругался и вслух посетовал:

— Оно когда-нибудь закончится?

Внезапно вспомнил Стаську и затосковал еще больше.

Свадьбу назначили к Покрову Пресвятой Богородицы, раньше не получается, но до того, мне предстояло прошвырнуться по княжествам и проверить работоспособность построенной системы. Стаська выла, ушат слез исплакала, просилась со мной, но взять ее с собой не было никакой возможности. Мне и встречаться с ней до свадьбы нельзя из-за гребанных суеверий и условностей, плевать, что князь...

Утром все началось заново.

Но по окончанию вояжа остался доволен, несмотря на полный бардак выстроенная система потихоньку начинала работать.