Рождение империи. Шемяка

Глава 7

Москва...

В своей прошлой жизни я частенько бывал в Москве; последний раз уже после начала этой сраной войны, по пути к своим в Херсонскую область. Повидался с друзьями, встретился с читателями, наконец, повидал своего учителя писательскому мастерству, дядь Митю Старицкого, передал ему арманьяка, словом, нормально время провел.

Но если честно, Москва мне не нравится и не потому что Москва, а потому что очень не люблю мегаполисы. Суетно там, чувствуешь себя чужим. Сам-то я родился в небольшом и уютном грузинском городке Кобулети, а потом жил в такой же уютной и компактной Новой Каховке. К Днепропетровску, куда пришлось переехать, привык с диким трудом, тоже оттого, что тоже большой и суетный. В общем, нынешняя Москва, сиречь, большая деревня, мне гораздо больше по душе, чем современная.

Но не суть.

Скажу сразу, в Москву я успел первым, чуть не загнали лошадей, но успели. Стольный град встретил нас притихшим словно нашкодивший отрок. Ворота отворены настежь, стражников нет, вообще никого нет, улочки пустынные, тишина, народишко весь попрятался. Что и неудивительно, боятся людишки. Тоже обычное дело, как говорят, паны бранятся, а у холопов чубы трещат.

А дальше пришло время опустошения княжих палат от всего ценного. К чему я подошел ответственно и серьезно. Да, ко всему надо подходить основательно. Особенно к грабежу.

В тереме тоже было пустынно, добро все разбросано, видимо бежали в спешке.

Я прямым ходом протопал в парадные палаты, где заседал Василь Московский, задумчиво оглянулся и приказал:

— Живо найдите мне какого-нить Васькиного человечка.

Соратники не подкачали: уже через несколько минут притащили плюгавого мужичка с помятой виноватой рожей.

— Кто еси?

— Дык... — он повалился на колени, с костяным стуком ткнулся лбом об пол и заткнулся.

— Что, дык? Назовись, говорю... — я оглянулся и присел на княжий трон.

Для пущего разумения пленному тут же наподдали по ребрам.

— Лука я!!! — с пылом завопил мужичок. — Тюрей кличут, княже! Помилуй, мя, оставь живота ради Христа... — и пять истово попробовал крепость половых досок лбом.

— Кем князю служил? — я невольно улыбнулся.

— Дык, ключник я!!!

— Ключи с собой?

— Ага, милостивец! — ключник с энтузиазмом брякнул здоровенной связкой ключей.

— Во-от! — довольно протянул я. — Вакула... бери своих и пошел шерстить. Казна, оружейная, бертьяница, конюшня... не мне тебя учить. Берите все! Награбленное... тьфу ты, добытое, сюда сносите. Людишек дворовых не трогать. Нарушат мое слово — ответишь ты своей головой. Возле церквей поставь охрану. Не дай бог кто посягнет, сам казню. И это, скоро Васькины сюда подоспеют, так вот, их в палаты не пущать. Будут шуметь, скажешь князя Юрия Дмитриевича приказ. А брата ко мне проводи со всем почтением. Минай... тебе на откуп отдаю боярские усадьбы на Москве. Но смотри, без смертоубийства. Понял? И не забудь мою княжью долю. Можешь приступать. Ну чего застыли? Вперед...

Настроение поднялось. Грабить это всегда весело, опять же, есть повод для радости: войну выиграли малыми усилиями.

В палаты вошла Зарина, постояла возле кресла, предусмотренного для жены князя, потом неожиданно строптиво фыркнула и отошла.

— Что не так?

— Не мне на таком сидеть! — сухо отрезала аланка.

— А кому?

— Жене твоей, княгине! — Зарина состроила нарочито покорную рожицу. — Вон, тебе уже подобрали девицу. Грят, красивая.

Я понял, что аланка имеет среди окружения моего отца свои источники информации, но особо не удивился. Баба она умная, опять же, отец мой к ней на редкость хорошо относится. Так что немудрено.

— И что с того? Думаешь любить тебя меньше стану?

Прислушался к себе и понял, что с гораздо большим желанием взял бы в жены Зарку, чем непонятную Софью. Хотя... на самом деле аланку не люблю. Пока не люблю.

Зарина прильнула ко мне и настороженно шепнула:

— А если разлюбишь? А если княжна невзлюбит? Что тогда?

— Успокойся, — я ее приобнял. — Тебя в обиду не дам и любить меньше не стану. Мне эта жена... как кобыле пятая нога. Но деваться некуда. Верь мне.

— Верю... — тихо пискнула аланка.

— Вот и хорошо. Идем, сами посмотрим, что там в закромах княжьих...

И только прошел в коридор, как услышал женские жалобные вопли. Побежал на звук и увидел в одной из комнат то, что больше всего боялся увидеть. В луже крови лежала пожилая женщина с разваленной головой, ее ноги еще подергивались в предсмертной судороге. А рядом двое ратников растягивали на полу молодуху, совсем девчонку.

— Ой, мамочки... — обреченно выла она, отчаянно извиваясь. — Не замайте, Христа ради, дяденьки... ой-ой, мамочки...

— Вот же блядь! — один из воев, длинный рябой мужик, в мисюрчатом шлеме наотмашь хлестанул ее по лицу.

Девчонка охнула и затихла, давясь кровью.

— Етить, Тиша, тутой княже... — увидев меня, предупреждающе воскликнул второй, бросил ноги девушки и принялся судорожно натягивать штаны.

— Да похер мне... — второй раздраженно обернулся, не переставая остервенело мять тощие грудки девушки. — Ну что еще...

На его перекошенной от похоти морде читалось: а что такого? Мое право, кого хочу того и насилую.

Меня передернуло.

Ненавижу...

Я знаю, что такое война, своей шкурой прочувствовал и не раз, но подобного никогда не пойму. В своем прежнем обличье я бы ему сломал бы челюсть, а если бы не смог, перегрыз бы глотку. А сейчас...

Свистнула вспарывая воздух сабля, шею перечеркнула кровавая черта, а голова запрокинулась назад и повисла на лоскуте кожи. Тело заполошно дернуло руками и рухнуло на девчонку, заливая ее фонтанирующей из обрубка шеи кровью.

Убил и даже сердце не екнуло, словно таракана раздавил.

Первый шарахнулся назад, а потом упал на колени и покаянно опустил голову.

— Княже... — в комнату влетел Вакула с ближниками. — Батюшка...

И с ошарашенной мордой застыл.

— Ты мое слово слышал? — я с трудом подавил в себе желание рубануть и стремянного. — Слышал? Зачем ты мне, ежели досмотреть за княжим наказом не можешь?

— Прости батюшка, недоглядел... — Вакула тоже рухнул на колени. Автоматом попадали и сопровождающие его.

Я скрипнул зубами и вышел.

А через мгновение за спиной услышал еще один предсмертный хрип. В том, что это стремянной порешил провинившегося не сомневался. Уже понял, что Вакула ради места при мне вырежет целый город и не поморщится.

Настроение испортилось окончательно. Еще один ратник получил в зубы, за то, что рылся в сундуках постельной палаты, выбрасывая добро на затоптанный пол. Да еще погрызся с братом, который нагло удумал предъявить мне за то, что я первый в Москву вошел.