Хранитель истории

— Да. Все просто, мистер Готтфрид. Если я хочу чего-то добиться, я этого добиваюсь, несмотря ни на что. Мистер Пулитцер делает историю, и я собираюсь стать ее частью. Мои статьи о сумасшедшем доме на острове Блэкуэлл* обличили то, как обращаются с несчастными пациентами в этой клинике. И это привело к тому, что условия лечения стали улучшать не только в этой клинике, но и во многих других. Я обратила внимание властей на эту проблему, я заставила их себя услышать. Я смогла что-то изменить!

— Вы стараетесь привлечь внимание людей к важным проблемам. Это похвально, — сказал Дэнни и призадумался.

Он ведь никогда не писал подобные статьи. Только новости и происшествия. Может, стоит взяться за что-то более масштабное? Вот только позволит ли старикан Томпсон ему самовольничать? Вряд ли. Но Дэнни докажет ему, что он годится для большего, чем для колонки «срочных» новостей.

— Спасибо, мистер Готтфрид. Кстати, вы, случайно, не из семьи немецких иммигрантов? — вдруг спросила Нелли, пристально разглядывая своего спутника и словно анализируя его.

— Вы правы, — чуть поразмыслив, ответил Дэнни. — Мой отец немец, а мать француженка. Сам я вырос в Штатах, поэтому считаю себя американцем.

— А ещё ваша одежда… Черное пальто, желтый жилет и этот яркий шарф… Это выглядит очень… необычно.

Дэнни смутился. Его одежда и вправду не очень-то вписывалась в 1889 год.

— Какое-то время я провел в… Загребе. Сейчас многие так одеваются. Это такая мода… в славянских странах.

— Очень любопытно, — кивнула Нелли.

Неужели купилась? — удивился Дэнни.

— Но Загреб это?.. — спросила она, намекая на продолжение.

— Королевство Хорватия и Славония, — пояснил Дэнни. — Вообще, мы с родителями много колесили по Австро-Венгрии, а какое-то время даже жили в Богемии, в Праге.

В принципе, это была правда. Только когда они жили в Праге, Дэнни был слишком маленьким, чтобы что-то понимать. Он толком ничего и не помнил, словно все это было давно прочитанной и уже напрочь забытой книгой — он помнил, что её читал, но вот о чем в ней шла речь, сказать уже было трудно. Да еще и это сотрясение. После него из памяти Дэнни многое пропало.

А ещё было трудно вспомнить, в каких годах существовало то или иное государство, потому что эти маленькие страны Европы слишком любят то собираться, то распадаться. Как в 1918 году распалась эта самая Австро-Венгрия, и Королевство Хорватия и Славония стало Государством словенцев, хорватов и сербов со столицей в Загребе, а после в этом же 1918 году — Королевством сербов, хорватов и словенцев со столицей в Белграде.

Дэнни это знал только потому, что сам недавно был в Загребе, когда они с матерью последний раз ездили в Европу.

Но во времена, когда жила Нелли Блай, все это было просто Австро-Венгрией с её многочисленными коронными землями.

— Значит, вы часто путешествуете, — заключила журналистка.

— Не то чтобы часто, но путешествую.

— Обычно американцы ездят в Париж или Лондон, а вы в Загреб. Почему?

— Мама любила путешествовать по Австро-Венгрии и познакомилась там с моим отцом. Он тоже путешествовал, и они стали путешествовать вместе. Отец пропал, когда я был маленьким, и теперь в поездки мама берет меня. Мне кажется, что мы ездим по всяким славянским странам — то есть коронным землям, — потому что так мама вспоминает свою молодость. А вообще, у нас родственники в Париже, поэтому мы, как и все остальные, обычно ездим в Париж.

— Как вы считаете, должны ли эти земли бороться за независимость? — неожиданно спросила Нелли, словно это было единственное, что она услышала из его объяснения.

Дэнни вскинул брови и в какой-то степени даже оскорбился от такой резкой смены темы. Он тут выложил о себе нечто личное, а ее больше волновали какие-то чертовы коронные земли.

Ну ладно, земли, может, и не чертовы, но все равно обидно.

— Простите, это интервью? — спросил Дэнни. — Да и какая разница, что я думаю по поводу независимости этих стран… то есть коронных земель.

— То есть вы считаете, что все эти коронные земли должны быть самостоятельными странами?

— Вы решили написать политическую статью? — язвил он в ответ.

— Просто скажите. Или вы боитесь выразить своё мнение? — сказала Нелли, явно провоцируя.

— Я журналист, и вот чего-чего, а мнение своё выразить не боюсь! — повелся Дэнни. — Я считаю, что национальная культура этих земель подавляется. Например, в Королевстве Богемия только недавно был разрешён их же родной чешский язык наравне с немецким. Мы, как американцы, боровшиеся за независимость от британцев, должны понимать, каково приходится этим народам жить под угнетением других.

— Да, думаю, я с вами согласна, — проговорила девушка, и Дэнни испугался, что в репертуаре Нелли Блай может появиться ещё какая-нибудь статья или книга об Австро-Венгрии.

— Зачем вы это спрашивали?

— Проверяла, умный вы человек или нет.

— И я прошел проверку?

Нелли не ответила, только загадочно улыбнулась и повернулась к окну.

— Ох, поглядите, мы уже подъезжаем.

— Ох, hvala bogu*, — пробормотал он себе под нос.

— Что?

— Говорю, неужели так быстро?! А я и не заметил, как мы проделали весь этот путь.

— Посмотрите в окно, вон туда, — попросила Нелли, указав рукой на пустое пространство по левую сторону от здания «Нью-Йорк Трибьюн». — Здесь будет построено шикарное здание Нью-Йорк-Уорлд-билдинг. Оно будет просто огромным! Этажей двадцать шесть, не ниже. А венчать его будет золотой блестящий купол со шпилем. Сравните: здание «Трибьюн», если со шпилем, дотягивает до двадцати этажей, а «Таймс» и того ниже — пятнадцать. Вы только представьте, что здесь вырастет такое высокое здание! Самое высокое здание в мире!

До 1894 года, — про себя подметил Дэнни. — Недолго оно будет высоким. Его переплюнет Манхэттен-Лайф-Иншуранс-Билдинг.

— В это просто трудно поверить, — решил подыграть Дэнни. Высокими зданиями его, конечно, было не удивить, но вот отсутствию Нью-Йорк-Уорлд-билдинг он, конечно, удивился, особенно если учитывать, что видел его почти каждый день.

Экипаж остановился, и им пришлось покинуть кабину. Когда нужно было расплачиваться с извозчиком, Дэнни вывернул карманы своего пальто и с ужасом воскликнул:

— О боже, кто-то украл мои деньги!

Деньги у него были — 100 долларов 1914 года выпуска. Вряд ли они устроят людей в 1889 году.

— Наверное, стянули, пока я стоял ни жив ни мертв посреди Пятой авеню! — продолжил причитать он.

— Как так?! — тоже с ужасом воскликнула Нелли. — И много у вас было?

— Не то, чтобы очень много, но мне не оставили совсем ничего! Теперь я не смогу помочь вам расплатиться за экипаж.

— Ничего страшного. Я заплачу сама. Но как же вы поедете потом обратно?

— Об этом не беспокойтесь, я сейчас все равно иду в офис. Попрошу у своего друга в долг.

— Ну ладно, смотрите сами, — ответила Нелли и отдала свои деньги извозчику.

Дэнни было стыдно позволять девушке платить не то, что за себя, но и за него самого, но никак иначе он поступить не мог. Деньги же не могли появиться у него из воздуха. А садясь в экипаж с Нелли Блай, он не подумал о том, как будет расплачиваться.

— Что ж, мистер Готтфрид, — проговорила журналистка. — Думаю, теперь нам с вами стоит разойтись. Мой путь лежит в нашу старую редакцию. Жду не дождусь, когда же будет построено здание Нью-Йорк-Уорлд-билдинг…

— Что ж, мисс Блай. Желаю вам удачного дня. Быть может, мы с вами ещё когда-нибудь пересечемся.

— Отчего-то мне кажется, что так и будет.

Дэнни попрощался и пошел дальше, не особенно задумываясь, куда именно идет. Ему просто хотелось прогуляться по старому Нью-Йорку и почувствовать этот дух прошлого. Это было невероятно. Небоскребы, которые раньше Дэнни видел каждый день, ещё даже не существовали. А те здания, что существуют здесь, в его времени уже давно сравняли с землёй. Как же, однако, быстро Нью-Йорк стал расти ввысь. И неудивительно — куда на острове Манхэттен ещё расти, если не ввысь?