Страница 36 из 100
— Мне плевать на переживания Евгения и я не собираюсь его наказывать — возразил я — Мне надо зажечь бодрящую искру негодования в замедлившихся от старости сердцах жителей Бункера.
Но Блат меня не слышал, продолжая мечтать:
— А там в Замке эту гниду скорей всего его расспросят, а потом осудят…
— Осудят публично и где-нибудь в Центре — добавил я — И чтобы было жюри присяжных, набранных со всех частей Бункера, и чтобы в конце кто-нибудь толкнул громкую обличающую речь…
— Вынесут смертный приговор…
— Одиночное заключение — поправил я — Нам невыгодно пускать такую карту в расход. Пусть судачат о том сколько еще лет он проживет, раскается ли, обратится ли к Богу и придет ли к нему настоятель…
— М-да — пробормотал Сергей — Впредь буду умнее и торопиться с выводами не стану.
Я улыбнулся.
— И во врагах тебя иметь уж точно не пожелаю, Охотник. Опасный ты.
— Я? Да ну брось. Я человек мирный.
— Ну да… ну да…
— Начнем осмотр?
— Самое время — кивнул окончательно успокоившийся старик, протягивая мне связку ключей — С какой двери начнем?
Вопрос был вполне уместен. Миновав тут вторую тамбурную дверь, мы оказались в крайне интересном и необычном коридоре — он тянулся метров на семь вперед, там резко расширяясь в некое вроде как просторное помещение. В коридор выходило шесть дверей — по три с каждой стороны. И все двери были заперты навесными замками. Большая их часть была явно самодельной и представляла собой что-то вроде амбарных замков. Конструкции массивные, дужки тоже солидные — такую конструкцию и ломом не своротить. Двери были им под стать, но удивляли материалом — дерево с железом. Плотно пригнанные вертикальные доски, по три железные полосы. Одного взгляда на эти двери было достаточно, чтобы понять — все они вышли из рук одного крайне умелого мастера, что не пожалел сил и времени. Имей я где-нибудь в личном владении средневековый замок или хотя бы старое шато, не пожалел бы денег, чтобы выкупить эти сокровища и перенести их к себе. Можно даже вместе с замками, хотя те изрядно портили строгость и красоту дверей.
Понятно откуда древесина и металл — добыты из-под льда и снега. Здесь бревна расшиты на доски. Значит, когда-то бункер жил полной жизни, отправлял наружу бригады охотников и сборщиков, строил планы на будущее… А затем случилось упомянутое простудное заболевание, унесшее многих, оставшихся же добило внезапное пищевое отравление.
Для начала я расстегнул верхнюю одежду, стащил шапку с взопревшей головы — тут было тепло. Двинувшись вперед, дернул первый такой знакомый железный рычаг, торчащий сразу за первой дверью слева. Миновав коридор, я первым вошел в большое помещение и, как и предполагал, оно оказалось достаточно просторным общим пространством, заставленным столами с лавками и стульями, с украшенными различными предметами стенами и красивыми резными деревянными панелями тянущимися по периметру, хотя замкнут он не был — на дальней от меня стене не хватало всего одно панелей, а последняя выглядела незаконченной. Это гостиная, совмещенная со столовой и кухней. Низкий каменный потолок давил достаточно сильно, но теплая продуманная обстановка разбавляла и умаляло это давление, позволяя чувствовать себя более чем комфортно. Имелась еще одна дверь в правой стене — с навесным замком.
Постояв у входа, покивав, я взял у Сергей половину ключей из тяжелой связки и вернулся в коридор. Если ключ подходил, я размыкал замок и шел дальше. Если ключи не подходили — тоже шел дальше. Действуя на пару, мы вскоре отперли каждую дверь и приступили к осмотру скрывающихся за ними помещений.
Первая от входа комната слева — пустая, достаточно просторная, обжитая, с единственной узкой кроватью, аккуратно накрытой медвежьей шкурой. Еще две шкуры на полу, на небольшой полочке ровно горит шар какой-то лампы, от которой медная на вид трубка уходит в стену — но вряд ли в трубке светильный газ. На единственной картине изображена старая барыня в кресле, а рядом сидит ее служанка. Картину я узнал сразу, хотя это не слишком умелая ее копия. «Все в прошлом». Художник Василий Максимов. Мотив картины удивительно сильно перекликался с рассказом Евгения… Из немногочисленных личных мужских вещей стало ясно, что это его комната. Скудно, но спокойно и сытно. Мы пошли дальше.
Следующие четыре комнаты некогда были жилыми. Но их превратили в узкоспециализированные склады. Постельное белье, медвежьи шкуры, различная верхняя теплая одежда — напротив комнаты Евгения. Идущие дальше два помещения плотно заставлены перенесенной сюда мебелью — кровати, скамьи и все прочее подобное. Четвертая комната была заперта на самый хитрый и крепкий с виду замок, а хранилось здесь различное оружие, пара небольших книжных стопок, ящики полные медвежьих клыков и позвонков, различный самодельный инструмент. На одной из стен несколько картин, а под ними висят частично чем-то заполненные рюкзаки, котомки и вещмешки. В углу несколько лыж, снегоступы, детские санки. Тут было еще много чего, но мы пошли дальше.
И наконец шестая комната оказалась чем-то невообразимым. Это была личная комната покинувшей нас кумы Лизаветты. И переступив порог, я, честно говоря, немного обалдел и прикрыл глаза рукой от хрустального и золотого блеска. Комната забита на максимум и похожа на музейный запасник. В центре широкая двуспальная кровать, покрытая здоровенным одеялом, сшитым из нескольких и украшенным кружевами по краю. Вокруг этого ложа разложены коврики и медвежьи шкуры так плотно, что не видно и кусочка пола. На стенах бесконечные полки, заставленные самыми невообразимыми предметами. Вон хрустальный кубок с футбольным мячом. А рядом хрустальная же высокая ваза. Дальше с полки свисает гирлянда из вроде как серебряных столовых ложек, а соседствует с ней ожерелье из резных медвежьих клыков, под которым прилеплен плакат с замершем в шпагате на двух стульях некогда знаменитым героем старых боевиков. Выше и правее опять слепящий хрустальный блеск какой-то посудины и сразу две ярко светящие лампы. И так на каждой стене и в несколько «этажей». Абсолютно разнотипные, но яркие или блестящие предметы с претензией на роскошь. Медленно оглядев все это, я повернулся к Сергею. Тот развел руками:
— Во императрица…
Пока я медленно осматривал эти роскошные по здешним меркам покои, Сергей пробормотал новый эпитет:
— Во королевишна… — помолчав, он добавил — Владычица поганая…