Смертельная «бабочка»

– У каждого поступка есть причина. А у такого – тем более. Неизвестно ещё, что сделал бы ты, оказавшись на месте тех, кто совершил его.

– Не бывает безвыходных ситуаций, Насть. Всегда можно придумать что-нибудь и найти решение.

– А если ничего не придумывается?

– Значит, попросить помощи у кого-то.

– Ты так говоришь, будто всё это очень просто. Как проехаться монолайном вдоль фишек пару раз. Надо только «придумать что-нибудь» или «попросить помощи» – и решение будет прямо тут, под носом, на блюдечке, да? Но ведь все выходы могут быть заблокированы, и сколько ни бейся в двери – они не откроются. Что тогда? Об этом ты не подумал?

– Я о таком вообще редко думаю – ты же знаешь.

– Ну, да. У тебя вообще мало забот в жизни. Но всё-таки иногда не мешало бы задумываться и «о таком».

Не дожидаясь ответа, Настя резко встала и стремительно отъехала к фишкам, яростно размахивая руками. Она сразу приступила к отработке самых сложных элементов своей конкурсной программы – её вялости и апатии как не бывало. При этом она музыку так и не включила и не бросила ни единого взгляда в мою сторону – всё её внимание было сосредоточено на фишках и витиеватых движениях собственных ног. А я, наоборот, смотрел только на неё: внимательно и напряжённо, застыв в недоумении и непонимании. У меня возникло вдруг неприятное ощущение, будто Настя – совершенно незнакомый человек, который только что вытворил нечто очень странное и шокирующее. Мы иногда спорили о чём-то. Но если такое случалось, оба относились к этому легко и вели себя добродушно по отношению друг к другу. Ни один из нас ни разу не срывался на крик, не огрызался и уж тем более не проявлял агрессию. Поэтому споры никогда не перерастали в слишком серьёзные, затяжные ссоры. Ребята из роллерской тусовки даже подшучивали над нами из-за этого по-дружески, называя нас «фантастически идеальной парочкой». То, что случилось между нами сейчас, не было похоже ни на один наш прошлый разговор. А сегодняшняя Настя – на ту, которую, как мне казалось, я знал очень хорошо. Вот почему, встревожившись не на шутку из-за её внезапного преображения, я никак не мог выйти из ступора и предпринять хоть какое-то решительное действие. Я вспомнил, как Алиса, девчонка из нашей компании роллеров, наша общая подруга, однажды сказала мне: «Вы бы поругались хоть раз. Я читала про одну парочку – они прожили вместе пятьдесят пять лет и никогда не ссорились. Почти как вы с Настькой». «И что потом?» – спросил я тогда, подозревая, что у истории точно должно быть какое-то захватывающее продолжение. «А потом – суп с котом. Поубивали друг друга под конец топорами. Вот что значит долго быть идеальными и держать всё в себе. Так что вы с Настькой это… лучше не сдерживайтесь сейчас. А то потом мало ли что». Я в тот момент просто усмехнулся и ответил, что Алиса зря переживает: мы с Настей, может, и не проживём столько. Ни вместе, ни по отдельности. Но если нам всё-таки повезёт, то к тому времени наши ноги будут уже в таком плачевном состоянии от многолетнего катания на роликах, что мы просто не доковыляем до того места, где будут лежать топоры. Обменявшись ещё несколькими мрачными шутками на такую совсем не забавную тему, мы с Алисой больше к тому разговору не возвращались и успешно о нём забыли. А сейчас мне пришёл на ум именно тот, казалось бы, пустячный диалог.

Но разве мне приходилось когда-нибудь специально сдерживаться, чтобы не наорать на Настю или уж тем более не ударить её? Да нет же, я просто никогда не испытывал к ней ничего, что могло бы меня побудить к таким действиям. Она меня не раздражала, не вызывала во мне злость, ненависть и даже зависть, которую я вполне предсказуемо мог испытывать из-за своего вечного второго места. И Настя вроде бы всегда относилась ко мне точно так же: без неприязни и малейшего негативного оттенка. Только вот мог ли я быть абсолютно уверенным в этом после того, что произошло несколько минут назад? А вдруг она, в отличие от меня, долгое время держала в себе то, чему случайно дала выход сегодня? Как те люди, решившиеся на убийство, о которых рассказывала Алиса. Не успев ответить себе на этот вопрос, я вскочил со скамейки и устремился к Насте, которая внезапно упала и, уткнувшись лицом в колени, застыла в такой позе. Сев рядом с ней на влажный асфальт, я обнял её и стал приговаривать тихо и ласково:

– Настька, ну нельзя же так надрываться. Пойдём к скамейке. Посидишь, отдохнёшь. Чемпионкам тоже нужен отдых.

Я чувствовал, что говорю сейчас что-то не то. Нужны были какие-то другие слова, которых я не знал или просто не мог подобрать. Когда Настя подняла голову и пристально посмотрела на меня полными слёз глазами, я окончательно убедился в этом, но по инерции продолжал говорить. И каждое моё слово вызывало гримасу горечи и какой-то неведомой мне боли у неё на лице. Зато она хотя бы не пыталась вырваться из моих объятий – от этого мне почему-то стало немного легче.

– Ты ничего не понимаешь, Кир. Да ты просто… не можешь знать. И лучше тебе не знать.

Я так не хотел подходить к опасной черте, к обоюдоострому и почти смертельно опасному вопросу «что случилось?» Но, не заметив этого, оказался вдруг совсем рядом с ним. И поскольку назад пути всё равно уже не было, я спросил её голосом, который был так не похож на мой:

– Насть, что случилось?

– Я сейчас домой поеду. Ты оставайся здесь. Ну, или… В общем, главное – не езжай за мной.

Глава 2

Вечером того же дня Настя так и не вышла на связь. Наутро, в воскресенье, от неё по-прежнему не было никаких вестей. За всё это время я отправил ей только одно сообщение во все мессенджеры и соц. сети: «Как ты? Всё в порядке?». Вчера она ни разу не появилась онлайн, а сегодня прочитала сообщение в ВК, но не ответила на него. Поначалу я не пытался пробить стену её молчания, догадываясь, что ничего хорошего из этого не выйдет. Я помнил о Настиной просьбе не трогать её и понимал, что своей настойчивостью только разъярю её ещё больше. Она и так почему-то была озлоблена на меня. Может, ей и вправду нужно было немного времени, чтобы побыть в одиночестве и привести мысли в порядок. Неизвестность и бесплодное ожидание навалились на меня тяжёлым грузом и придавили так сильно, что у меня возникло ощущение, будто на мне – огромная каменная плита. Я неподвижно лежал пластом на диване и смотрел в потолок, но когда тот вдруг стал живым и подвижным и начал медленно опускаться вниз, я, вздрогнув, тут же зажмурился.

Открыв глаза, я увидел, как из темноты углов на меня насмешливо таращатся призраки воспоминаний о времени, проведённом здесь с Настей. Секунды спонтанных прикосновений друг к другу. Минуты радостного беззаботного смеха. Часы совместно просмотренных старых чёрно-белых фильмов, советских и диснеевских мультиков. Все они толпились гурьбой поблизости и одновременно – бесконечно далеко. Мне показалось, что всё это было уже недостижимым и больше мне не принадлежало. За стеной пронзительно пиликала Лилькина скрипка. Вообще-то она замечательно играет – я всегда гордился своей младшей сестрёнкой и нередко расхваливал её талант друзьям и случайным знакомым. Иногда я даже включал им записи её выступлений, чтобы они убедились в том, что в моих словах не было никакого преувеличения, ни грамма предвзятости. Но порой её игра казалась мне раздражителем, хоть это и случалось нечасто: когда нужно было сосредоточиться на своих мыслях, или когда меня сильно тревожило что-то. Сейчас, например, каждый проезд Лилькиного смычка по струнам ощущался мной как агрессивная атака, как варварское вторжение в хрупкое убежище моего уединения. А тут ещё за окном, как назло, начали ржаво и заунывно скрипеть качели. Из-за всего этого я почувствовал себя чужаком в собственной комнате – случайным гостем, которому не терпится поскорее покинуть это неприятное место, где ему так неуютно. В какой-то момент я настолько уверился, будто это не мой дом вовсе, что даже собрался встать и уйти. Уйти туда, где находился мой настоящий дом. И тут я вдруг заметил, как стены начали размягчаться, плавиться и, в конце концов, превратились в воду чёрного цвета, которая стала подниматься вверх – всё выше и выше, и приняла облик цунами. Оно нависло надо мной: чёрное чудовище-цунами, и оскалилось в ужасающей улыбке, грозясь вот-вот обрушиться на меня. Мне показалось, что где-то в недрах его бездонной пасти уже барахтается моя Настька. Я вскрикнул и вскочил с дивана, чтобы бежать от цунами. Открыв глаза и осмотревшись, я понял, что всё ещё лежу, и стрелка на часах передвинулась всего лишь на полчаса вперёд – таким коротким был мой кошмар. Лилька всё ещё «мучила» свою скрипку.