Страница 19 из 41
— Зато его родители не бьют тревогу из-за того, что их сынуля забросил учёбу и вечно ходит упоротый. А значит, их родительский гнев не падёт на наши головы, и мы не лишимся нашего скромного бизнеса.
— Вы правильно выбрали себе символ, — Костлявая неуважительно ткнула крепким пальцем в пузо Лоли, которая красуется в майке с шуздрой. — На редкость трусливая тварь.
— Осторожная, — не согласился я. — И в угол загонять её не стоит.
Лоля с удивлением смотрит на нас и задумчиво щупает пострадавший живот. Она, как всегда, не очень хорошо понимает, где она, кто мы и что происходит.
— Пре-е-ем? — задумчиво тянет она.
— Что, опять? — вздыхаю я.
— Ну. Надо. Мир теряет меня.
Сверяюсь с часами на внутренней поверхности очков.
— Ладно, три часа продержалась, молодец, — достаю из кармана ингалятор.
Девушка хватает устройство, шумно втягивает в себя препарат и расплывается в счастливой улыбке. Одна, но пламенная страсть.
— И на хрена она тебе? — спрашивает Костлявая.
— Вообще нафиг не сдалась. Просто приблудилась. Обходится недорого, а выгнать — пропадёт. Терпим вот.
— А сюда зачем таскаешь?
— Боюсь дома оставлять. Напьётся санитайзера и заблюёт всё вокруг, а там дети.
Лолю мы (в основном, я) держим под контролем. Экспериментальным путём определил дозировку «супердышки», самого сильного из легальных препаратов, считающихся относительно безвредными. То есть влияющих только на мозги, а не на печень, например. Город бережёт своих арендников, а мозги в них ― наименее ценная часть.
Перестав вмазываться всякой дрянью, Лоля стала заметно лучше выглядеть, даже похудела. Теперь не толстуха, а просто полненькая. Стало заметно, что она симпатичная девочка, просто очень давно за собой не следит. Мне приходится заставлять её мыться, чистить зубы и менять одежду. Она не то чтобы против, просто забывает. Разденется, встанет под душ, а воду не включит. Слишком увлечена происходящим в её голове. Приходится напоминать, следить за рационом, не давать спонтанно нажираться сладостей и, конечно, пить санитайзер. В общем, как домашнее животное завести. Я бы всё проклял, но Нагма за ней тоже присматривает, обращаясь ко мне только в сложных случаях. Расчёсывает, следит, чтобы она умывалась, ела только то, что я разрешил, одевает, развлекает, беседует… Иногда мне кажется, что она играет с ней, как с большой говорящей куклой. Но я не вмешиваюсь, Лоля не агрессивна и Нагму не обидит, а девочке скучновато без меня. У меня стало совсем мало времени на сестру, обязанности према всё съедают.
Физически Лоля стала себя чувствовать гораздо лучше, но крыша на место не вернулась. Если сокращать дозировку, начинает впадать в психотическое состояние и галлюцинировать. «Мир меня теряет» — и всё тут. Панические атаки, перемежаемые тяжёлой депрессией, склонность к суициду. Когда трезвеет, то говнится и выносит всем мозг, рассказывая, что мы ходим по мыльному пузырю над бездной. А когда упорота, то счастлива, но всё время пытается залезть к кому-нибудь в койку, причём всё равно к кому, без гендерных предпочтений. Это создаёт лишние напряги в наших и так сложных внутренних отношениях. Шоня выперла её с возмущением, громко, на весь дом заявляя о своей приверженности традиционным постельным ценностям. Лирания обдала таким ледяным презрением, что Лолю даже под кайфом проняло. А вот Зоник, склонный к легкомысленной неразборчивости в связях, однажды пал под напором её фертильности. И это расстроило Колбочку, с которой у Зоника установилось нечто вроде постоянных отношений. Насколько это вообще возможно между парнем, который проводит весь свой досуг в борделях на Средке, и девушкой, которая готова дать кому угодно. Но бордели её не расстраивают, а Лоля — да. Парадокс.
У меня, как всегда, «всё сложно». Лирания делает вид, что между нами ничего не произошло. У неё это отлично получается. Иногда внезапно оказываюсь в кровати с Шоней, всегда по её инициативе. Она чертовски красивая девчонка, во мне бушуют гормоны, мы оба считаем это «просто сексом». Впрочем, в моей ситуации вряд ли можно завести «отношения». Я привык быть шестнадцатилетним, и почти не испытываю раздвоения личности, но мне сложно испытывать серьёзные чувства к ровесницам. Кроме, может быть, Лирании. При всей её травмированности, а может быть, именно из-за неё, она воспринимается почти взрослой. Взрослость — это, во многом, объём пропущенной через себя боли.
***
— Неплохо сегодня идёт, прем, — радостно отчитывается Шоня. — Моя казначейская душенька довольна! Те двое новичков были очень щедры.
— Тебя не смущает, что ты водишь парней в бордель? — спросил я.
— Это смущает их, — смеётся рыжая. — И от смущения они платят больше.
— А вот Костлявая мне уже всю башку просверлила, всё ей мало…
— Клановые не такие, как мы. Им-то в аренду идти не надо. Кроме того, они как семья. Никто не сидит годами один в модуле, пырясь в видеостену, чтобы потом уйти в аренду и всё забыть. Они не знают, что такое одиночество и нулевые перспективы впереди, вот и выпендриваются на ровном месте. А я, прем, скажу тебе честно — пока не нацепила майку с Шуздрой, вообще не понимала, зачем живу. Так что в жопу Костлявую, пусть мужика себе найдёт и успокоится.
— Может, у неё есть.
— Не, клановые на парковке ей кости перемывали, я слышала, что нету. Потому, мол, и бесится.
— А, ну это всегда так говорят, если баба мужиками командует. Был бы у неё любовник, говорили бы, что плохо трахает, поэтому она такая стерва.
— А она стерва?
— Кто командует, тому приходится. Но никто же не скажет: «Я накосячил и получил по заслугам». Все будут говорить: «Наша премка сука».
— Ну, не знаю… Ты тоже прем, но я за тебя кого хошь загрызу, так и знай. Потому что без тебя ничего бы этого не было, — она обвела рукой Средку. — Пойдём ещё как-нибудь оторвёмся в клубешник?
— Обязательно, но не знаю, когда. Внезапно всё свободное время куда-то делось… Сестру, вон, совсем забросил.
— Прикольно, наверное, иметь сестру. Родного человека. Лирка на свою Оньку всё время ворчит, а я бы, наверное, хотела. Никого не знаю, у кого бы были братья или сёстры. Все, кто рожают, — рожают по одному, а потом в аренду — и всё. Так что сестра — это очень круто.
— Слушай, никогда не спрашивал… А твои родители тоже в аренде?
— Нет, я искусственная.
— В смысле?
— Ну, как все почти. Не поняла вопроса.
— Так, Шонь, представь, что я не в курсе, откуда берутся дети.
— Тебе с пестиков и тычинок начать?
— Нет, сразу с искусственных. Про пестики я сам кому хочешь объясню.
— Родители мало у кого из низовых есть. Конечно, после первой аренды принято найти себе кого-нибудь, заделать ребёнка, родить, подрастить до года или двух, у кого сколько терпения хватит, и сдать в интернат. Но это же не обязательно, просто традиция. Премию за это дают не такую большую, чтобы ради неё сидеть с пузом, когда можно отрываться. Большая часть — искусственные.
Я схватил Шоню за ягодицу, она взвизгнула:
— Ты чего?!
— Вроде всё натуральное!
— Да не в этом смысле искусственные! Просто от «носилок». Такой вид аренды — «вынашивательница», в простоте, «носилка». Арендуешься на одного, двух или насколько там себя не жалко, откидываешься вся в растяжках, сиськи до пупа, жопу разнесло от гормонов, пузо свисает на колени — заглядение. Зато платят неплохо и берут почти всех. Не годишься даже в бордель — иди в «носилки».
— Знаешь, по тебе не скажешь, что родила женщина, не годная в бордель.
— Так им чужие яйцеклетки сажают, уже оплодотворённые. Тщательно подбирают, чтобы гены были хорошие. А от «носилки» нужно только чтобы матка была. Нам это рассказывали в интернате подробно. Я думала, все это знают.