Содержанка

Алекс хмыкает:

— Хватит плакать. Поехали лучше развлечемся.

Глава 6

Излишняя мужская инициативность всегда вызывала во мне чувство неловкости. Я предпочитаю дистанцию и такт. Интеллектуальный флирт, чуть прохладное общение. Наглые же, ошалелые от спермотоксикоза мачомэны, пытающиеся любым способом залезть под юбку, — всегда лишь бесили. Меня никогда не интересовал пьяный секс в клубе, я не смеялась над пошлыми анекдотами.

— А еще я впервые нахожусь на свидании не со спортсменом. — Эту фразу говорю уже вслух. — Непривычно.

— Что именно? — уточняет Алекс.

Мы уже час катаемся по городу, слушая музыку. Он ведет машину спокойно и уверенно. Никого не подрезает и не ругается. Но расслабиться не удается.

— Постоянно тянет начать обсуждать питание и тренировки, но останавливает страх показаться скучной. Что еще сказать, даже и не знаю. От этого паника усиливается троекратно. В общем, еще час, и я просто умру от ужаса! — всплескиваю руками.

Алекс улыбается:

— Ты не можешь показаться скучной.

— Ты меня совсем не знаешь.

— Зато я знаю себя и то, что меня мотивирует. Новое. Ты — вся новая, поэтому интересная. Но вижу, ты устала… — Он кивает на мою бедную ногу, которая и правда неприятно пульсирует. Я об этом не думала, пока Алекс не сделал акцент. — Поэтому говорю прямо: поехали ко мне?

— Мерить шубу? — неловко отшучиваюсь.

Листаю в соцсети новые фотографии, на которых нас обоих отметили. В чем-то Раф прав: наши отношения были бы отличной рекламой и мне, и ему. С виду красивая пара, что внутри — каждый додумает сам.

— Я снимаю однушку в Сити, оттуда открывается красивый вид, — продолжает он безэмоционально заманивать. — Ради него и снимаю, в общем-то. В остальном квартира не стоит того.

Представляю себя у него дома, и в груди все сжимается. Не от трепета и предвкушения. Алекс мне по-прежнему не нравится. Скорее, дезориентирует перспектива. Я думаю о шаге, который легко могу совершить, о последствиях, которые будут, наверное, по плечу. Что Раф сделает страшного? Займется со мной сексом? Не убьет же, в конце концов.

Андреева считает, что стоит к нему присмотреться. Мама уверена, что пора больше внимания уделять парням. Девочки закончили фотосессию и едут домой, чтобы успеть вечером потренироваться.

Бросаю взгляд в сторону Алекса. Высокий он все-таки. Заметно даже сейчас. Плечи широкие, пальцы длинные. Беззвучно барабанит мизинцем по рулю, будто нервничает, и это кажется милым.

Самое страшное я уже пережила, остальное — мелочи. Больше всего на свете не хочется сейчас снова остаться одной, поэтому произношу вслух:

— Поехали.

***

В его квартире мало мебели.

Одна большая комната в бело-серых тонах, которая и кухня, и гостиная одновременно. Посередине стоит фиолетовый диван, напротив — плазма. Огромные окна в пол. Много зелени в горшках. Доска, исписанная мелом. Еще одна доска со стикерами. На рабочем столе два монитора и две клавиатуры. Также я замечаю ноутбук на барной стойке. Рядом с ним — чашка с недопитым кофе, которую Алекс первым делом убирает в раковину.

Меня слегка потряхивает, когда присаживаюсь на диван. Вытягиваю ногу.

Алекс гремит посудой, хлопает дверцей холодильника. Откупоривает бутылку шампанского. Я не просила, это его инициатива. Все звуки кажутся неприятно громкими и значительными.

Сердце колотится где-то в районе горла, я никак не могу успокоиться, сильно хочется плакать от эмоций и общего состояния.

Он ставит на стол поднос с закусками, два бокала с шампанским. Кофемашина громко гудит, пока варит кофе. Едва она замолкает, я говорю:

— Математика — это язык, на котором написана книга природы. — Прокашливаюсь и добавляю: — Галилео Галилей, шестнадцатый век нашей эры.

— Вау, — восхищается Раф.

Присаживается рядом, делает глоток черного напитка из прозрачной чашки, борется с зевотой. Я тут же зеркалю, прикрывая рот ладонью.

— Не обольщайся, это всё, что осталось в памяти из школьного курса математики. Так что сразу срежь процентов восемьдесят тем для разговора.

Он низко смеется, подхватывает:

— Ты знаешь, что Галилей и Шекспир родились в один год?

— Правда? Ого! Теперь ты должен заявить, будто это все, что ты запомнил из школьного курса литературы.

Он качает головой, опускает глаза и вновь улыбается. Его нога дергается, словно отбивая какой-то ритм, у меня так бывает, когда очень сильно волнуюсь. Например, перед важными соревнованиями или любой тренировкой, на которой присутствует Андреева. Тело ходуном ходит, живет своей жизнью.

Раф замечает мой взгляд и прекращает, а меня бросает в пот. Неужели он правда так сильно нервничает? Былое величие прокатывается по коже, я даже плечи расправляю от удовольствия.

У Алекса красивые глаза и густые черные ресницы. Он протягивает бокал, мы чокаемся.

— За тебя, — говорит. Смотрит, пока я не начинаю улыбаться, опять разволновавшись. — И за твою гордость, от которой я в восторге.

— Она кровоточит весь день, Алекс, — объясняю причину, по которой нахожусь здесь.

Он делает глоток и внимательно следит за тем, как я почти залпом осушаю бокал.

Эйфория не заставляет себя ждать. Раф наливает еще, и я откидываюсь на мягкую спинку дивана. Алекс делает движение, будто хочет погладить мою ногу, но осекается. Платье заметно задралось, оголив бедра. Я это вижу, но не одергиваю ткань вниз. Он видит тоже.

Садится ближе. Кровь в венах нагревается, шампанское — отличное топливо для глупости, толкающей на опрометчивые поступки. Я не совершала их раньше. Ни единого. Будущие чемпионы не могут позволить себе легкомыслие.

Будущие чемпионы сейчас в общежитии.

— Можно еще шампанского?

— Конечно. Я не пью, у меня в час ночи созвон с Сиднеем. У них будет восемь. Но ты не отказывай себе.

— Так по какому часовому поясу ты живешь? — болтаю просто так. Делаю еще несколько глотков.

— Кажется, блин, по обоим., — Раф округляет глаза.

Берет сотовый, листает там что-то. Пока жду, допиваю шампанское. Доза ошеломительно огромная для меня непривыкшей. Становится очень легко и весело! Алекс двигается еще ближе. Показывает экран мобильного.

Там фотографии. Много! Как мы уходим с вечеринки, как я сажусь в его машину. Читаю вслух заголовок:

— «Предприниматель Александр Равский отпустил водителя и увез в неизвестном направлении красавицу Иву Ершову».

— К себе домой увез, — поправляет он.

— И до созвона с Сиднеем еще есть немного времени.

— Точно.

Он забирает бокал, слегка коснувшись моей ладони пальцами. Убирает его на стол. Озорные пузырьки так и щиплют нос, но улыбаться больше не получается. Вместо этого сердце сжимается все быстрее. Я никогда не проводила так много времени с парнями-неспортсменами. Они однозначно другие.

— Я тебя сфотографирую? — спрашивает Алекс будто сипло.

Сглатываю и пожимаю плечами:

— Давай.

Он щелкает на телефон.

— Покажи! — прошу, вновь смутившись.

Слушается. Мы вместе смотрим на экран и молчим пару секунд. Я получилась лучше, чем рассчитывала. Намного лучше. Как у него это вышло? Киваю, разрешая оставить. Алекс поворачивается ко мне. А дальше попавшее в кровь шампанское ударяет, наконец, в голову. Эйфория крепко обнимает теплыми, колючими рукавицами. Я охотно отдаюсь ей, потому что впервые за последние четыре месяца чувствую снижение тревоги. Хочется, чтобы это ощущение не заканчивалось.

Закрываю глаза и расслабляю рот. Хочется быть нужной, особенной, хочется продолжать что-то чувствовать.

Его губы — твердые и осторожные. В момент первого прикосновения сердце выпрыгивает из груди и я крепко зажмуриваюсь.

Понимала, что так будет, когда соглашалась ехать, но все же пугаюсь и вздрагиваю. Алекс немного ждет, затем повторяет движение ртом. Еще раз. Дыхание обжигает кожу. Он нависает и пробует, а мне кажется, будто его жажда мучает.