Страница 15 из 100
В животе забурчало, и я, нащупав портмоне, решительно зашагал к виденному по дороге семейному ресторанчику из тех, в которых столуются квалифицированные датские рабочие, служащие и мелкие торговцы. Остановившись у сколоченного из досок и ярко раскрашенного газетного киоска, подобрал себе несколько газет, сунув их подмышку. В плавании, считая стоянки в портах, я был больше недели, да и несколько дней до этого не причащался прессой.
Поев одуряющее пахнущего и совершенно невозможно вкусного супа с клёцками, заказал кофе и выпечку, которая в Дании изумительно хороша. В ожидании заказа, поглядывая иногда на полную, немолодую, но всё ещё миловидную хозяйку, принялся изучать прессу, цепляя заголовки глазами и проглядывая заинтересовавшие меня статьи по диагонали.
Основательно, всерьёз, я почитаю в номере, на сон грядущий, а пока нужно хотя бы знать, что случилось в мире за минувшие дни. Датская пресса глубоко провинциальна, здесь на первых полосах не важнейшие события в мире, а проблемы со сбором средств на восстановление старинной церквушки в глубокой провинции, недостаточная яйценоскость кур в Ютландии, да жаркие дискуссии о небольших изменениях в школьной форме.
Это говорит в пользу датчан, вернее — о здоровой психике большинства населения, крепко стоящего на ногах и озабоченного прежде всего проблемами своей семьи, затем родного городка, провинции и страны. Патриотизм у них очень практичный, понятный абсолютно всем, ассоциирующийся с безопасностью, теплом, полным желудком и безмятежным будущим, и только потом (по желанию!) с величием страны.
Но чтобы найти информацию о делах международных, особенно не затрагивающих Данию ни прямо, ни косвенно, приходится постараться. Порой кажется, что подавая информацию таким образом, датские власти играют не только на местечковом патриотизме сограждан, но и дистанцируются от Большой Политики.
— Та-ак… — я слегка и встряхнул газету, расправляя листы и вглядываясь в фотографию, — однако!
— Однако… — ещё раз повторил я, вглядываясь в такую знакомую физиономию, и не в силах собрать глазами прыгающие буквы, — Я, оказывается, Силы Реакции представляю… дожил.
— А-а... цитата! По мнению Совета народных уполномоченных Финляндии, мнение редакции не совпадает с мнением «Правительства Красной Финляндии», уже легче…
Делаю глоток кофе, который наконец принесли, и почти не чувствую вкуса.
— Эмиссар, значит… — неверяще качаю головой, листая газету, — это кто ж так умствует? А-а… Викжель всплыл, и моя роль в переговорах? Ясно… что ничего не ясно. Особый агент некоего Центра? Хм… знать бы ещё…
Задумываясь, судорожно пытаясь сообразить, что всё это значит?! Одно дело — досужие домыслы, сиюминутные поддельные сенсации, которые забываются на следующий день. Другое — кого-то очень устраивает моя фигура в качестве дымовой завесы! Ну или как образ «эталонного» врага, что тоже очень может быть. С учётом моей своеобразной физиономии, гуляющих по Москве слухов и…
… некоторых фактов, в качестве Образа Врага я очень удобен. Скорее мелкого, регионального, но всё же, всё же…
Дескать — глядите, люди добрые! Какие образины палаческие против народа выступают! А сверху щепоткой фактов присыпать для достоверности, и всё — готов плакатный Гад, в бумажную физиономию которому так и хочется харкнуть!
— Награда… ага, хутор? Земли из бывших помещичьих? Вечная благодарность Народа Суоми? Ну-ну… а вот этого я совершал! И этого тоже…
Листаю дальше список своих преступлений. Дли-инный… Отсутствует, кажется, только обвинение в изнасиловании крупного рогатого скота.
— Когда б я всё успел? — озадачиваюсь я, но революционная логика, она такая. Своеобразная.
… а потом, в самом конце, как о чём-то малозначительном — короткая заметка о том, как в Финляндии «белые» финны убивают русских беженцев.
С утра голова тяжёлая, похмельная, полная мучительных мыслей и остатков сна. Под куполом черепа вертятся обрывки газетных статей, размышлений и скверной, полусонной попытки анализа, которым я занимался вчера вместо счёта овец.
— Зомби… — зевая во всю нечищеную пасть, бормочу я, поймав себя на том, что уже несколько минут сижу на кровати со штанами в руках, пялясь в пустоту невидящими, заспанными глазами. С силой потерев лицо руками, одеваюсь, прерываясь поминутно на зевоту, и захватив мыльно-рыльные принадлежности, побрёл в ванную комнату.
Свободна… и это радует!
«Ну да, — вяло соображал я, плеская в лицо холодной водой, — встал я как раз не слишком рано, когда большинство фермеров и торговцев уже разошлись по делам, и не слишком поздно — до того, как встанут те же фермеры и торговцы, но уже загулявшие»
Более-менее пришёл в себя, наверное, через полчаса, не раньше. Да и то скорее менее, нежели более.
У меня такое, к сожалению, бывает. В детстве чаще, а потом спорт, и попытка вести здоровый, упорядоченный образ жизни несколько исправили положение. Но по-видимому, запас прочности несколько исчерпался, что и неудивительно. Удивительно скорее, что организм выдержал все эти события, сдавшись только сейчас.
— Ладно, — говорю невесть зачем и снова зависаю, пытаясь сообразить, а что, собственно, мне нужно сегодня сделать? Мысли ворочаются тяжёлыми жерновами, но наконец, в голову вползает, что необходимо обновить гардероб, потому что выгляжу я не слишком презентабельно, а это не есть хорошо!
Расспросив портье об имеющихся в датской столице магазинах а-ля секонд-хенд, развалах старьёвщиков и прочих милому моему сердцу вещей, я отправился пополнять гардероб. Голова так и не отошла, так что по Копенгагену я бродил в режиме «вижу Цель, не вижу препятствий!»
С прохожими не сталкивался, но на красоты города мощностей моего процессора не хватило.
Забавно, но подтормаживание в выборе одежды мне скорее помогло, чем нет. Гардероб выбирал, не отвлекаясь ни на что, и наверное, со стороны выглядел не тормозом, а вдумчивым покупателем, вполне понимающем, а чего он, собственно, желает получить. Благо, опыт Сухаревской площади выручил, я всё ж таки хотя и занимался по большей части букинистикой и немного антиквариатом, но имел дело, хотя бы даже и опосредовано, со всяким старьём.
В номере отеля снова завис, вспоминая, чего же я упустил?
— Ах ты… — впечатываю ладонь в лицо, — самое главное не сделал!
Бросив одежду на кровать, пошёл было к двери, но опомнившись, снова подхватил узел и спешным шагом отнёс его в прачечную, договорившись заодно о мелкой починке. Пришлось, правда, дать изрядный крюк, чтобы миновать заведение Эммы, но ничего не поделаешь…
На почте, с трудом подбирая слова, составил телеграмму и отправил в поместье никогда не виденной тётушки Магды, или вернее «дядюшки» Юхана.
« — Наверное, оно и к лучшему, что я сейчас такой отупелый, — мелькнула мысль, когда я расплачивался за телеграмму, — лучше уж так, чем нервы на взводе перед встречей с мамой, которую не видел несколько лет»
Зная за собой, что в таком состоянии я не засну, а если вернусь в номер и лягу, то буду просто валяться на кровати в полусне, а в итоге к ночи не только не отойду, но скорее напротив, устану ещё больше, я решил всё ж таки побродить по городу.
— Программа-минимум, — постановил я вслух, и без особого на то желания отправился кататься на трамваях, пробовать местное мороженое и выпечку. Ну и вообще, всячески ублажать себя в попытках поднять настроение. Без особого на то желания, а скорее из-за галочки в списке туриста, забрёл в кинотеатр, где демонстрировали «фильму» прямиком из Голливуда, который ещё не стал фабрикой грёз в настоящем смысле этого слова.
Кинотеатр был маленький, тесный и щелястый, что оказалось скорее во благо, потому как многие зрители нещадно курили, нервничая и затягиваясь порой излишне часто на некоторых моментах. Когда начинал играть на раздолбанном пианино тапер[i], то ли в такт музыке, то ли просто желая согреться, некоторые зрители начинали топотать ногами, что придавало просмотру фильма весьма своеобразный оттенок.