Страница 20 из 100
Глава 4 Париж. Весна. Любовь
— Вы понимаете, Алексей, как повезло? — проникновенно сказала Эка Папиашвили[i], склоняя набок некрасивую одутловатую голову в скверном парике и пронзительно глядя на меня выпуклыми, базедовыми глазами, испещрёнными багровыми прожилками, — Это Сердце Парижа, его настоящий центр! Лувр, сады Тюильри, это всё ерунда! Там невозможно, просто невозможно жить! Поверьте мне, Алексей. Я знаю, о чём говорю!
В голове, после тяжёлой дороги, звенящая пустота и никаких мыслей. Хочется только затащить наконец свой багаж наверх, помыться и сходить поесть.
— Латинский квартал — вот где сердце Парижа! — патетически восклицает Эка, — Здесь и только здесь настоящая жизнь!
Киваю машинально, сейчас я готов согласиться на что угодно… Да и русский язык хозяйки стал для меня изрядной неожиданностью, несколько выбив из привычной колеи.
— Вам повезло, Алексей! — снова восклицает она, и я вяло отмечаю, что восторженности и восклицательных знаков в её речи избыточно много, — Вы не представляете, сколько было желающих здесь поселиться, но я отказала всем, потому что я вижу, вы порядочный юноша! Вы понимаете, как вам повезло, Алексей?!
Киваю, вымученно улыбаясь…
— Да что вы меня задерживаете! — внезапно возмущается она, — Пойдёмте!
Грузно переваливаясь с боку набок, она начала подниматься по узкой, скрипящей деревянной лестнице, ощутимо прогибавшейся под её весом. От женщины ощутимо пахнет застарелым потом и духами. Большой отвислый зад ходит ходуном перед моим носом, прямо на глазах пятна пота на спине и подмышками становятся больше.
— Уф-ф… — выдохнула она, взойдя наверх, — утомили вы меня, Алексей!
— Ну, смотрите, смотрите! Видите, как вам повезло? Вот здесь… — она сделала широкий жест, показывая на стену мансарды, украшенную картинами самого дурного вкуса, — Сорбонна! А подойдите к окну…
Она распахнула окошко и встала сбоку, указывая меня рукой куда-то в небо.
— … видите?
— Н-нет, — отвечаю озадаченно, не в силах протиснуться мимо Эки, — Я, собственно…
— Это Латинский квартал! — перебила она меня, — Кто бы вам что ни говорил, но это самый центр Парижа! Вы понимаете, как вам повезло? Там, менее чем в километре, Сорбонна! Храм наук! Профессура, друзья, студенческая жизнь… Ах, Алексей, как я вам завидую!
— Кстати, — Эка переменила тему разговора, — вы французский язык знаете? Я на шести языках говорю!
За каким-то чёртом Папиашвили произнесла несколько фраз на скверном немецком, на иврите и на довольно-таки сносном английском, уставившись на меня с видом победительницы. Киваю, натягивая на лицо уважительную гримасу.
— Дочка на девяти говорит, — похвасталась Эка, — она оперная певица! А я математику преподаю…
— Кстати, эти картины, — повела она рукой, — я сама писала!
Вид торжествующий, будто мы участвовали в каком-то важном соревновании, и она выиграла, прямо сейчас позируя на пьедестале под вспышками фотоаппаратов. Ликует толпа фанатов, скандируя «Эка! Эка!», а журналисты, наперебой, восхищаются её знанием языком, картинами и талантами преподавателя.
Выбросив из головы дурацкую кинематографическую сценку, киваю… мне ещё весь остальной багаж наверх затаскивать, а хочется только есть, спать и пить. В поезде по ряду причин не удалось поспать, а ел больше двенадцати часов назад, да и пил, кажется, немногим меньше.
— Нигде… — надавила она голосом, — нигде вы не найдёте такой шикарной квартиры за такие деньги! Вам очень повезло, Алексей! Вы понимаете? Я могла сдать квартиру кому угодно, но я решила сделать счастливым молодого человека из России, уехавшего от ужасов Революции. Вы, кстати, чем занимаетесь?
— Эм… — в голове мелькает список, чем же я собственно занимаюсь, но решаю ответить максимально нейтрально, — студент.
— Замечательно, — кивает Папиашвили, чем-то удовлетворённая, — учитесь, Алексей! Если нужна будет помощь, непременно обращайтесь! Вы любите оперу? Я могу достать билеты в оперу, у меня дочка — оперная певица!
— Да… — выдавливаю я, — благодарю.
— Всё, Алексей! — замахала Эка руками, — Вы меня задерживаете! Давайте деньги, и я пошла!
— Да, конечно… — начинаю вытаскивать портмоне, но немного медленно, силясь вспомнить что-то.
— А давайте я вам покажу Латинский квартал! — внезапно предлагает она, ловко выхватывая портмоне и вытаскивая нужную сумму, — Багаж занесите, и пройдём со мной.
— Эм… да, буду благодарен, — машинально киваю я, несколько ошарашенный подобной непринуждённостью и силясь придти в себя.
— Давайте, давайте! — Эка машет пухлыми руками, подгоняя меня, — В темпе!
Подхватываю чемодан с книгами и с натугой тащу наверх, обтирая плечами давно не белёные стены. Лестница узкая, неудобная, как это часто бывает в старых парижских домах, где экономится каждый квадратный фут.
— Ох, Алексей… — качает головой Эка, — что же вы такой неосторожный! Всю стену ободрали… Да быстрее, быстрее же! Не задерживайте меня, я спешу!
Затащив наверх последний чемодан, я ссыпался вниз по лестнице, на ходу кладя ключ в карман и вытаскивая деньги.
— Пошли! — командует Папиашвили, срываясь с места. На ходу она, перескакивая с одной темы на другую и ни одну не заканчивая, поведала о дочке и об улицах Латинского квартала. А ещё о том, что она, Эка Папиашвили, порядочная женщина, и мне невероятно повезло с хозяйкой и жильём. Она всем помогает и относится к постояльцам как к родным, потому что она, Эка, святая женщина!
Долго, впрочем, экскурсия не продлилась. Эка, астматично дыша и повествуя о своём величии, необыкновенных знакомствах и о том, что ней считают за честь общаться исторические личности, потаскала меня по улицам взад-вперёд минут пять, ухитрившись не выдать ни на йоту полезной информации.
Во время экскурсии я снова услышал только, что мне необыкновенно повезло, что она, Эка, живёт не здесь, и о том, что русские — генетические холопы. Пока я переваривал услышанную информацию, не вполне понимая, а не послышалась ли она, Папиашвили вывалила на меня ещё один ворох сумбура, и поймав такси, уехала.
Я же, проводив её взглядом, покрутил затёкшей шеей в разные стороны, крутанулся в пояснице, и повинуясь желудку, пошёл в ближайшее бистро. Посетив туалет, вымыв руки и умывшись, взял сперва стакан воды, а потом, отринув желание заказать всё и сразу, взял киш по лотарингски немного вина.
Пара глотков вина… а недурственно! Не самое лучшее, но для недорого бистро несколько даже неожиданно хорошо. Киш оказался ничуть не хуже, так что я, смакуя каждый кусочек и не забывая запивать его вином, принялся наслаждаться обедом, рассеянным взглядом поглядывая по сторонам.
До вечера ещё далеко, и потому бистро стоит полупустое. Но даже сейчас здесь есть занятные типы, наблюдать за которыми довольно-таки интересно. Впрочем…
… это всё потом. Сейчас у меня не то чтобы закрываются глаза, но после бессонной ночи и тяжёлого путешествия, сознание работает на холостых оборотах.
Попытавшись вспомнить список дел, потерпел сокрушительное поражение и прибег к помощи записной книжки. Листая её и не забывая о кофе, составил план действий, к реализации которого приступил без промедления.
— Сперва в банк! Хотя… — хлопаю себя по карманам, — сперва в квартиру вернуться надо.
Заскочив по дороге в несколько магазинчиков за всякой хозяйственной мелочёвкой, вернулся в свою мансарду и не без труда открыл дверь, постоянно вспоминая недавние наставления квартирной хозяйки о том, что с ключом нужно обращаться «нежнее». Затем, закрывшись изнутри, разобрал часть вещей и только потом обратил внимание на обстановку в комнате.
— Да-а… — протянул я, тыкая носком ботинка в засохший огрызок яблока на полу, — это по её мнению «немного грязно»? Вот это свинарник! Ладно, приберусь… хотя Эка тот ещё кадр!