Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 64

Всем этим, однако, «веселость» книги не исчерпывается. «Дочь четырех отцов», кроме всего прочего, чисто литературная шутка. Это пародия, имеющая сразу несколько объектов. Один из них — так называемый «роман о художнике» («художник» здесь следует понимать широко — как «творческая личность» вообще) — жанровая разновидность, чрезвычайно популярная в Венгрии начала века. Популярность этой тематики была вызвана целым рядом причин, одной из которых было повальное увлечение Ницше, в частности его концепцией гения. «Романы о художниках» были разные, в том числе и довольно яркие, однако нередко обращение к этой теме было всего лишь данью моде. Вот над этим Мора и посмеялся.

Другой объект пародии восходит к литературе прошлого столетия — это романтическая модель, неоднократно использованная многочисленными эпигонами: человек культуры, горожанин в природном мире, естественной среде, со всеми вытекающими для него и для естественной среды последствиями. Своеобразие художественного мира Ференца Моры состоит также и в том, что здесь очень мало однозначных решений и оценок. Слово в любой момент может повернуться неожиданной стороной, шутка нередко оказывается «с двойным дном». Так обстоит дело и с литературной пародией. Мора подшучивает над романтической схемой, однако трагедия, вызванная появлением в деревне «человека из города», все-таки происходит. Если художник Турбок пал жертвой отнюдь не романтических страстей, а самого что ни на есть меркантильного интереса, то нелепая гибель крестьянина Андраша Тота связана именно с вторжением в его жизнь чужеродного начала — сперва в лице Турбока, потом в лице Мартона Варги. Так же обстоит дело и с основной мишенью пародии — мелодрамой. Тут «смех сквозь слезы» наиболее очевиден. Герой, теряя возлюбленную, страдает по-настоящему, внешний комизм происходящего этого вовсе не отменяет.

В сферу литературной шутки входят и упомянутая игра с критикой, предвосхищение ее оценок, и остроумные, меткие характеристики писателей — предшественников и современников. Но ирония Моры не исключает внимания и интереса. Просто он обладал поистине замечательной способностью подмечать комические черты и — главное — не поддаваться повальным увлечениям. Именно это, последнее, качество и обеспечило «особую» позицию Моры — как литературную, так и идеологическую.

Уместно ли говорить об идеологии в связи с изящной безделушкой? (Ведь «Дочь четырех отцов» легко воспринять именно так.) Теория литературы учит нас четко разграничивать юмор и сатиру. Если следовать этой классификации, книга Моры, на первый взгляд, явит собой образчик «чистого» юмора. «Самая веселая книга», шутка — и не более того? Обратимся к тексту.

«…Если уж венгерский писатель вдруг захочет писать не о любви, тогда пусть прославляет национальную доблесть и будоражит национальное чувство. Это его святой долг. Правда, впоследствии ни одна собака не станет читать этих проникнутых благородным пафосом строк, но это уже — не его забота, это личное дело публики».

Что это — случайный, «проходной» пассаж, каким он выглядит в тексте, или сознательно заявленная позиция? Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно представлять себе, что происходило в послевоенной в пореволюционной Венгрии. Одной из определяющих черт сложившейся ситуации был бешеный разгул национализма и шовинизма; идея «особого пути» Венгрии, соображения об особенностях венгерского духа, о непревзойденной национальной доблести приобрели огромную популярность. Мора пишет «веселую книгу», играет в литературные игры, он не решает социально-политических проблем. Слова о венгерском писателе брошены как бы вскользь, между прочим — и все же в них сказано очень многое. В таком же шутливом, «случайном» виде встают за текстом инфляция, коррупция и многое другое. Из оговорок, придаточных предложений, замечаний в скобках, «по ходу дела», которыми пестрит вся книга, складывается картина, мягко говоря, не идиллическая, а шутка оказывается не так безобидна, как могло показаться вначале.

«Дочь четырех отцов» — первый «большой» роман, роман «для взрослых», написанный Ференцем Морой. За ним последовали другие. Ни один из них не носил игрового характера. Однако, парадоксальным образом, именно первый, шутливый, игровой роман вобрал в себя многое из того, что было развито Морой позднее. Отдельные мысли, знаменитые «скобки» Моры подробно развивались в последующих книгах, формировали сюжеты. Об иррационализме венгерской жизни 20-х годов, о странных фантомах, которые неожиданно приобретают способность определять человеческое существование (в частности, о той же национальной идее), говорится в сатирической повести «Воскрешение Ганнибала». Повесть была написана в 1924 году, а опубликована впервые в 1949-м. Мора не изменил своей шутливой интонации, однако описанные события, будучи совсем не шуточными, говорили сами за себя. В 24-м году издателя для повести не нашлось.

Смысловым центром романа «Песнь о пшеничных полях» (1927) становится проблема «потерянного поколения», непроходимая пропасть между невоевавшими «отцами» и воевавшими «детьми» — она опять-таки есть в «Дочери четырех отцов», комически представленная рассуждениями Марты Петуха и кума Бибока.





Один из проектов сюжета, выработанных Мартоном Варгой в процессе предварительных размышлений, основывался на историко-археологическом материале. По ряду причин, изложенных в романе, проект пришлось заменить другим. Аналогичная история произошла в процессе работы над «Дочерью четырех отцов» с Ференцем Морой. Исторический роман «Золотая гробница» был написан гораздо позже, в 1933 году. Книга эта поражает сочетанием скрупулезно выписанных деталей жизни времен императора Диоклетиана и сознательных анахронизмов в изображении психологии действующих лиц, Последнее временами создает почти комический эффект. Археолог и писатель-юморист наконец объединились в одном лице. Главного героя зовут Квинтипором — заметим, что имя это мелькает на страницах «Дочери четырех отцов».

Творческой биографии Моры сопутствовало странное явление. Каждый раз, когда задумывался роман, современники (и читатели, и издатели) ожидали чего-то грандиозного, настоящего эпического полотна, романа — символа эпохи. Так видел свои будущие произведения и сам автор (заметим, что ровно то же самое происходит с Мартоном Варгой). В итоге, как правило, получался вариант значительно более облегченный, о чем лучше всего сказал устами своего героя сам Мора: «На свете есть множество романов лучше моего, хотя и он не лишен достоинств; я прекрасно понимаю, что взламывать витрины книжных лавок из-за него не станут. Это не роскошный ананас — ходовой товар мирового рынка, а всего лишь летнее кисло-сладкое яблоко. Но ведь есть на свете и такие гурманы, которые находят в яблоках особый букет, не свойственный ни одному, даже самому роскошному южному плоду». Однако как бы то ни было, «Дочь четырех отцов» — безусловная удача, быть может, именно благодаря тому, что писалась эта книга не как серьезный роман, а как полушутливое размышление о романе, испытание возможностей жанра.

В. Белоусова

Послесловие к предыдущему изданию

Это еще что такое? — нахмурит брови читатель. — Надо полагать, этот господин не знает, что порядочные люди не читают предисловий: им и без того известно все, что в них написано.

Тут писатель начинает отпираться, оправдываться, искать смягчающие обстоятельства — и все затем, чтобы заранее убедить читателя в том, что намерения у него самые благие и он вполне заслуживает прощения. Но читатель — он тоже себе на уме, его так просто не собьешь. Вознамерившись прочитать роман, он первым делом заглянет в конец, и если конец придется ему по вкусу, тогда уж начнет читать с начала, но к предисловию из принципа не притронется.

Сам я читатель достаточно опытный, чтобы полностью отдавать себе отчет в бесполезности предисловий. Именно потому я и пишу послесловие — у послесловия куда больше шансов на успех. Это как эксгумация: не всегда интересно, но всегда может оказаться интересно.