Страница 19 из 37
Пропала девчонка. Родители не затянули, обратились в полицию, обратились к волонтерам. Поисковый отряд приехал быстро, прочесали округу, через пять часов нашли, все в порядке, заблудилась в лесу, уснула.
После поисков в Доме культуры для жителей провели лекцию. Как действовать в таких условиях, куда обращаться и почему исчезают, на что обратить внимание и что должно насторожить. Роман записывал видео.
Лекция закончилась, народ разошелся, волонтеры собрались, но уехать у них не получилось – начался сильный дождь, и поисковики решили переждать до утра. Роман устроил их в библиотеке клуба, возвращаться домой не хотелось, и он остался с поисковиками. Пили чай, ели бутерброды и лапшу, девушка, та, что вела встречу с жителями, захотела покурить. В библиотеке было нельзя, и Роман повел ее на пожарный пост, к ящику с песком.
Они сидели на ящике и курили, сразу за жестяной крышей гремела гроза. Девушка нервничала от жестяного грохота, тогда Роман решил с ней поговорить и спросил, что самое сложное в поиске. Девушка ответила, что привыкла уже и ничего особо сложного нет. И замолчала. Докурила, и сигареты у нее закончились, Роман угостил своими.
Девушка долго курила, покашливая, потом спросила, хочет ли он узнать самое страшное?
Люди пропадают, сказала девушка. Ведется статистика, разбивка по годам, по временам года, известно, сколько пропадают зимой, сколько летом. Известны основные причины исчезновений, сколько теряются в лесу и тонут, известно количество попавших в рабство, известна доля маньяков и число тех, кто теряет память. Из этого складывается некоторая сумма, которая мало меняется от года к году. Но реальное количество пропавших больше. И эта разница слишком велика, чтобы списать ее на погрешность или ошибку в подсчетах. Куда исчезают те, кто не попадает в эти причины, – неизвестно. Люди выходят из дома на работу – и не возвращаются. Бесследно. Навсегда.
– Каждый год в России исчезают тысячи, – сказал я.
– В этом и дело. Люди пропадают. Словно растворяются…
– И что? – спросил я. – Этому наверняка есть объяснение.
– Дело в том, что как раз нет. Объяснений нет.
Роман взболтал остатки пива, но пить не стал, отодвинул. Правильный официант незаметно поменял пустую кружку на новую, Роман отхлебнул и продолжил:
– Есть нечто… Я не могу это точно сформулировать…
Роман потер лоб.
– Это когда тебе кажется все предсказуемым, а потом вдруг ты осознаешь, что это не та предсказуемость. Точнее, не для тебя, ты с облаками ничего поделать не можешь, это все на уровне предчувствий…
Я не очень понял, что он хотел сказать. Роман стал нервно мять пальцы. Раньше он с одного бокала пива не напивался. И раньше он ходил с шашкой.
– С какими облаками? – спросил я.
– Ну, это давно было… Я зверобой собирал для чая, гляжу – облака. Белые и словно на булавки приколоты, ненастоящие, кусочки ваты. Я про такое потом читал – это случается от перегрева или от удара по голове… В мозгу образуются кратковременные нейронные связи, и видишь мир несколько иначе… Но шапочка из фольги, говорят, помогает.
Мы снова посмеялись.
– Я тоже читал про такое, – заметил я. – Кажется, «эффект матрицы» называется. Навязчивое ощущение искусственности мироздания.
– Похоже, – согласился Роман. – Очень похоже. Так вот, облака висели как декорация. А потом вдруг быстро побежали, словно включился какой-то механизм, представляешь? Это было необычайно красиво, я смотрел, наверное…
Роман отхлебнул из кружки.
– Несколько минут смотрел, – продолжил он. – А потом облака вдруг остановились, замерли на секунду и побежали назад! Как?!
Я подобную восторженность не разделял и, если честно, не очень хорошо понимал, что Роман пытается рассказать. Или он заходил слишком издалека, или сам не очень понимал…
Наверное, я почувствовал, что в этой каше, рассказанной Романом поверх холодного бельгийского пива и жареной баранины, действительно есть некоторый смысл. То, что можно превратить в настоящую книгу.
И я позавидовал.
– У тебя есть красные носки? – тупо спросил я.
Роман достал платок, вытер лоб.
– Ты не понимаешь. – Роман сложил платок вчетверо, снова расправил. – Видимо, я слишком сумбурно рассказываю. Может, лучше ты посмотришь?
Роман подвинул мне блокнот.
– Тут более-менее все последовательно изложено.
– Нет, Роман, извини, – я отодвинул блокнот обратно. – У меня времени сейчас нет совершенно. Верхне-Вичугская сумочная компания, организую их выставку, работы по горло. Сам же видел – завал.
– Верхне-Вичугская сумчатая…
Роман поглядел на красную сумку под ногами.
– Но, если ты хочешь, я могу взять твои материалы, потом посмотрю. Обычно на Новый год у меня выпадает окно…
Роман тут же убрал блокнот со стола. Я отметил, что он, похоже, на самом деле крепко вступил на сомнительную дорожку сочинительства и теперь, как всякий неофит, опасался, что его интеллектуальный продукт будет отчужден морально неразборчивыми братьями по перу.
– Понимаешь, тот случай… ну с той девушкой… никак у меня из головы не выходил. Это ведь ненормальный случай, ты согласен, Витя? Жил человек вроде счастливо, работа, ребенок талантливый, все хорошо. А потом раз – и кончилось! Отрезали – и выбросили! Вот я и думал – почему? Почему оно так? В чем причина?
– Чего?
– Того, что случилось с той девушкой, – терпеливо повторил Роман. – Того, что случилось с ее сыном. С другим мальчишкой. С нами что случилось.
– С нами ничего не случилось, – сказал я. – И в этом нет никакой причины.
– Нет, – Роман покачал головой. – Есть, ты просто не понял. Я тогда тоже не понял, но потом… Это как с облаками! Облака шли в одну сторону, а потом раз – что-то изменилось, и облака развернулись обратно!
Роман потряс блокнотом.
– Все как обычно, потом раз – и переключилось! Словно где-то за стеной шестеренки перевернулись. Это как заглянуть под крышку старого лампового телевизора, помнишь, как у Снаткиной?
Снаткина.
Это есть наказание мне, это за гордыню мне, за сытое презрение к малым сим, как несправедлив был я к суггестивному поэту Уланову, как высокомерен с доброй Милицей Сергеевной, как побрезговал я той, что невольно застряла в дольмене, как смеялся я над Остапом Вислой, и вот, Билли Бонс, тебе бандероль.
– То есть если ты смотришь в телевизор с другой стороны, то видишь, как в колбах горят красноватые огни, трансформаторы трещат, гудит что-то, и все это абсолютно не похоже на то, что происходит на экране.
Замечательно заболела голова.
– Ну-да, ну-да, – зевнул я. – Мир не такой, как нам кажется. У бытия есть и неприглядная изнанка. «Водопады Нибиру» поют и трепещут в моем сердце. Ты про это думаешь написать? Если так, то спешу тебя огорчить – тема удручающе не нова, про это сорок раз написано.
– Нет, я не про это, – исправился Роман. – Ну, то есть в общем смысле. Некоторые события имеют не те причины, что кажется нам, это я хочу передать. Но это…
Роман поморщился.
– Иногда мне кажется, это настолько неуловимо, что в словах нелегко объяснить… Наверное, поэтому я решил написать книгу.
Я усмехнулся.
– Тебе трудно объяснить это в словах, и ты решил написать книгу?
– Да, – Роман вернулся к пиву. – Примерно так. В двух словах нельзя, в книге получится. Надеюсь. Ты же знаешь, книги показывают не словами.
На этом свежем замечании я подозвал официанта, заказал вертуту с малиновым конфитюром, Роману штрудель, обоим кофе по-гавански.
– То есть твоя книга будет про некоторые… общие ощущения? – уточнил я. – А не про конкретное исчезновение?
– Все книги про ощущения, – самоуверенно ответил Роман.
На это я не стал возражать.
– Книги – они должны общаться с читателем не с помощью слов, – сказал Роман. – В наши дни слова дискредитировали себя.
«История немецкой космонавтики». Отличный канал, я понял, что давно его не смотрел, он успокаивал не хуже «Берцев Империи». Или «Коньки Апокалипсиса 2020», достойно, достойно. Видимо, от мыслей про морскую фауну святых последних дней на моем лице образовался некий скептицизм, и Роман это заметил.