Страница 159 из 191
Позднее, получив известие о выступлении В. В. Голицына из Ахтырки, Софья и ее приближенные решили вновь публично продемонстрировать поддержку действиям главнокомандующего. 5 мая в праздник Вознесения Христова старший царь Иван Алексеевич слушал божественную литургию «в церкви живоносного Христова воскресения, что у них, великих государей, на сенях». Затем «во отдачю дневных часов» старший царь вместе с царевной Софьей и придворными чинами отправились в Донской монастырь. Там на следующий день, 6 мая, царь и царевна «изволили… празновать пресвятые Богородицы Донские и слушали всеношногпения и божественные литургии». После этого по приказу Софьи и Ивана в Большой полк к В. В. Голицыну были отпущены мощи св. Георгия, а также располагавшаяся «в церкви в трапезе» Донская икона Божией Матери «для победы на агарен» и «на охранение и на защиту» царской рати. 8 мая в армию с иконой и мощами был выслан окольничий князь В. Ф. Жирово-Засекин в сопровождении донского архимандрита Никона и монастырского духовенства. Софья провожала святыни до Даниловского монастыря. Помимо иконы и мощей св. Георгия Жирово-Засекин вез главнокомандующему также «меч болшой», освященный церковью, для «управления… многонародных ратей — конных и пеших полков». Голицыну следовало принять меч и, «возложа крепкое и твердое упование на всесилного в Троице славимого Бога и на скорое заступление Пресвятые и Пречестные Божия матере и на помощь небесных сил грозного воеводы архистратига Божия Михаила и протчих небесных сил и за молитвами всех святых, над агарянскими народы врагов креста Христова в победу и одоление промысл и поиск» чинить. Помимо В. В. Голицына «мечи, палаши и сабли» для «нынешней службы» и «управления в полкех ратных людей» были пожалованы гетману Ивану Самойловичу и всем остальным воеводам и их товарищам[2174]. Как было показано в главе 2, майская высылка святынь в войска скорее повредила главнокомандующему нежели помогла, поскольку, ожидая Жирово-Засекина, Голицыну пришлось искусственно замедлять движение войска. Тем не менее торжественные проводы Голицына и остальных военачальников должны были сказать русскому обществу даже больше, чем официальные манифесты. Именно февральские церемонии демонстрировали, что задуманное правительством регентства предприятие рассматривается как грандиозный крестовый поход, который должен был принести его устроителям и славу покорителей новых территорий, подобных Казанскому ханству, и честь сокрушителей «агарян» — вечных врагов христианства. Именно здесь проявлялось внимание Москвы к коалиционному и религиозному характеру идущей войны, обозначать который она никак не хотела в осенних указах, в том числе по политическим причинам, рассчитывая на соглашение о подданстве с Селим-Гиреем.
Важность осознания правительством религиозных мотивов начавшейся войны должно было подчеркнуть деятельное участие Церкви в развернувшейся идеологической кампании. В конце весны — начале лета 1687 г. на московском печатном дворе были изданы «Ектении о победе на агарян». Этот сборник молитвенных обращений к Господу представлял собой 8-листовую тетрадь. Прошения, которые государевым подданным полагалось возносить Христу, в отдельных случаях могли повторяться по своему смыслу. По одному разу верующие просили Господа даровать победу над «агарянами» христианскому войску, уничтожить вражеские города, ниспровергнуть «агарянское» царство, предать это царство христианским царям, покорить царям иноплеменных; очистить от безбожия земли, где живут христиане; помешать осквернять церкви. Трижды звучала просьба прославить победами имя Божье, четырежды — освободить находящихся под игом христиан[2175]. Таким образом, освобождение христиан выступает в данном документе в качестве основной цели начатой войны. Кроме того, подчеркнут ее религиозный, антимусульманский характер.
Судя по всему, издание ектений было связано с указом патриарха Иоакима от 9 июня 1687 г. Документ требовал «в царствующем граде Москве, во всех градех, в соборех, и в монастырех, и в приходских церквах, и в селех» с момента получения патриаршего послания и до возвращения российской армии из похода каждую пятницу служить молебны «о победе на безбожных агарян». Кроме того, указ устанавливал строгий пост по пятницам. Исключение делалось лишь для старых и больных, которым разрешалось «сухоядение»[2176].
Официальный нарратив кампании 1687 г. формировался на достаточно узкой базе, поскольку поход оказался неудачным и хвастаться как внутри страны, так и за рубежом было особенно нечем. Тем не менее масштаб военно-мобилизационных усилий осени 1686 г. — весны 1687 г., безусловно, требовал объяснения и оправдания. В этих условиях даже немногочисленные и средние по масштабам бои стремились выдать за крупные победы. Так, с сеунчом о победе Косагова и запорожцев в речном бою на Днепре в Москву 16 июня был послан стольник Василий Богданович Ордин-Нащокин (грамота получена в Москве 30 июня)[2177]; сеунч о победе под Каменным Затоном в столицу доставил стольник Иван Федорович Хрущов (16 июля из лагеря на р. Орчик)[2178], а о разгроме татар под Овечьими Водами — дворяне Федор Иевлев сын Кобяков и Алексей Дуров. Последняя отписка была «взята в верх», в связи с чем царская похвальная грамота В. В. Голицыну была послана против отписки, которая была подана в Приказ Малой России[2179]. Эти сеунчи и другие официальные отписки Голицына, рассматривавшиеся в главе 2, стали основой официальной разрядной записи с похвалой главнокомандующему и войску за участие в первом походе.
Похвала была оглашена 5 сентября в ходе аудиенции у царя Ивана и царевны Софьи главнокомандующего В. В. Голицына, остальных воевод и начальных людей и даже рядовых «в передней полате», а затем у царя Петра «в походе в селе Преображенском». Голицыну, остальным воеводам и всему войску были объявлены царская милость и жалованье (ценные подарки, денежные выдачи и прибавка поместных окладов). Как значимые победы прославлялись бои царских войск с татарами и турками у Каменного Затона, Овечьих Вод и речной бой на Днепре. Главными причинами неудачи похода объявлялся поджог татарами степей и сговор с ними свергнутого гетмана Самойловича. По словам официальной разрядной записи, «хан с татары, видя на себя ваше, бояр и воевод, и полков ваших, их великих государей ратных людей, наступление, пришли в боязнь и во ужас и отложа обыклую свою дерзость нигде сам не явился и юртов ево татаровя не токмо в противление к вам вышли и нигде не показались, и бою с вами… не дали и пришед в самое отчаяние ушли в далние свои поселения за Перекоп и в ыные места»[2180]. Указанная запись должна была стать основой рассылавшихся по городам и крупным монастырям царских грамот с описанием первого похода, которые оглашались населению публично (более подробно описание этого механизма см. далее, на примере второго Крымского похода). Таким образом российское общество официально информировалось о кампании 1687 г.
Второй Крымский поход наряду с использованием уже отработанных форм пропаганды внес определенные коррективы как в содержание транслировавшейся русскому обществу идеологии, так и в методы ее распространения и репрезентации. 19 сентября 1688 г. царским манифестом было объявлено о новом походе на Крым. Здесь, потерпев неудачу в попытке завязать кулуарные переговоры с Крымом в 1687 г., правительство более не считало необходимым скрывать цели войны и сразу раскрывало все карты, подробно развивая и используя мотивы общехристианской солидарности. Свою роль сыграли и громкие победы союзников, одержанные в предыдущие годы. В тексте манифеста о втором Крымском походе провозглашалось, что турецкое государство «приходит… к самой конечной погибели», и напрямую апеллировалось к необходимости действовать активнее, чтобы использовать плоды побед союзников. Антиосманский характер этого манифеста был очевиден в сравнении с манифестом о первом походе. В нем писалось об уничтожении турками православных христиан «в Греческой, Ромельской и Морейской, и Сербской, и Болгарской землях», включая «мужеска и женска пола и невинных младенцев» — более трехсот тысяч; о массовом вывозе выживших «во Анатолию и за море во Азию и во Египет»; о разорении монастырей и церквей. Более того, султан и муфтий якобы повелели разорить все православные центры на Афоне и в Константинополе и окончательно «искоренить» всех христиан. В подтверждение этого авторы манифеста опирались на призывы и отчаянные просьбы о помощи вселенских патриархов, которые писали «с великим молением и слезным прошением», что находятся «от безбожных и неверных агарян в непрестанном ругательстве и тесноте, и несть места, ни града, который от них, нечестивых, не разоряется, и всегда благочестивое собрание мучится и по вся дни бывает многое кровопролитие, и везде церкви Божии во омерзении, монастыри в разорении, архиереи и иереи в поругании, крест Господень от них, нечестивых, оплеван и имя Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа хулимо и укорено»[2181]. Россия в этих условиях изображалась как участник большого крестового похода, поднявшего оружие в защиту веры вместе с другими христианскими, пусть и католическими королями и князьями. Целью этого крестового похода объявлялось полное освобождение христиан и Церкви от иноверного ига и сокрушение Османской империи: «при помощии Божии, их бусурман ныне побеждать и до конца искоренить, а православных христиан из-под их бусурманской неволи свободить»[2182].
2174
РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Д. 702. Л. 877–882, 890; РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 397–398 об., 415–416 об. Отпуск царской грамоты к В. В. Голицыну об отправке иконы см.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 399–405 об. В грамоте подчеркивалось, что икона посылается по древнему обычаю, который свято хранили цари Алексей Михайлович и Федор Алексеевич, а также выражалась уверенность что образ защитит войско «от всяких нашедших приключающихся болезней» и пошлет победу над «супостатами». См. также наказ В. Ф. Жирово-Засекину: Там же. Л. 419–428 об. Князя должен был встретить выехавший навстречу дьяк Еремей Полянский, после чего вместе с ним везти реликвии и царские пожалования в войско (царскую грамоту ему см.: Там же. Л. 409–410). Сохранились описания пожалованных в войско мечей и прочего холодного оружия. В. В. Голицыну полагался «меч сталной зубатой, в лице от крыжа присинена, а в присинке травы, в травах слова латынские, на травах по обе стороны орел двоеглавной с коруною, крыж и верх медные золочены и серебряны, на верху коруна, ножны оклеены бархатом червчетым, оправа на ножнах железная, прорезная, золочена, сорочка червчетая суконная». И. Самойловичу послали «меч сталной глаткой, от крыжа долинки посеребрены и позолочены, травы обронные позолочены, крыж и яблоко медные позолочены ж, ножны покрыты бархатом червчетым рытым по белой земле, черен покрыт отласом цветным, на ножнах оправа железная, сорочка суконная червчетая». А. С. Шеину и В. Д. Долгорукому были посланы мечи «против того, каков гетману». Далее см. описание палаша для К. О. Щербатова и сабель для других военачальников (Там же. Л. 427 об. — 428 об.).
2175
Ектении о победе на агарян. М., 1687.
2176
РГАДА. Ф. 196. Оп. 2. Д. 117. Л. 1–2.
2177
РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 552–554.
2178
Там же. Л. 649–652.
2179
Там же. Л. 518–523 об.
2180
РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Д. 131. Л. 835–864; РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Д. 725. Л. 244–246. Цитата в тексте по архивному документу. С небольшими разночтениями от данного текста разрядная запись от 5 сентября дважды опубликована: Собрание государственных грамот и договоров. Т. 4. С. 562–575; ПСЗ. Т. 2. С. 883–897.
2181
ПСЗ. Т. 2. С. 946–947. О датировке манифеста см. подробней в главе 4.
2182
ПСЗ. Т. 2. С. 947–949.