Страница 113 из 191
Об особом внимании Петра I к миссии свидетельствует личная встреча с посланником 18 декабря, которая даже не получила официальной фиксации в статейном списке. Там была отмечена только общая аудиенция 21 декабря всего состава посольства «у руки» обоих государей[1364]. Нефимонов покинул Москву 26 декабря 1695 г. Проехав через Речь Посполитую и побывав 30 января — 18 февраля 1696 г. в Варшаве, он 27 февраля достиг цесарских земель и 19 марта въехал в Вену[1365].
Еще находясь в Польше, 20 февраля, дьяк получил из Москвы дополнительные инструкции (указная грамота от 25 января) о ведении переговоров, которые разъясняли сроки предполагавшегося союза. Нефимонов должен был представить ситуацию таким образом: союз в первую очередь нужен самим австрийцам, поэтому все инициативы ожидаются с их стороны. Царский дипломат должен был спрашивать о том, на сколько лет и на каких условиях император хочет вступить в союз. В случае положительного ответа предлагалось рассмотреть предложения австрийцев и лишь затем давать «изволение наше» о союзе. В начале требовалось вести речь только о двухлетнем договоре, затем, если возникнет жесткое давление с противоположной стороны, согласиться на 3 года и стоять «накрепко». Можно было даже запрашивать отпуск для возвращения в Москву, но в последний момент, при давлении со стороны австрийцев, соглашаться на 4-летний союз, «а буде и в том заупрямятся ж и совершенно откажут, и ты б по последней мере прибавил пятой, а затем, поизмешкав, и шестой, а по самой конечной и последней мере и седмой год». Все условия должны были соответствовать тайным статьям и не иметь «лишней тягости» для России. После подписания союза не допускались какие-либо тайные («под покровом особно») переговоры с неприятелем и заключение сепаратного мира. Обо всех полученных мирных предложениях от дипломатов врага или посредников требовалось немедленно информировать союзников. Обязательно следовало указать (как по запросу австрийцев, так и без него), что включение в союз Польши не требуется, так как польский король и так уже союзник и цесарю, и царю (с 1686 г.). После «поставления» договора и обмена «крепостями» «за руками и за печатьми» (теперь мы видим разрешение на подписание трактата) необходимо было оговорить обязательное наступление цесарских войск «в пребудущую весну»[1366].
За все время пребывания в Вене (с 19 марта 1696 г. по 14 февраля 1697 г.) К. Н. Нефимонов провел более двух десятков встреч и «разговоров» с вельможами и дипломатами Австрии и Венеции, из них 11 официальных съездов с «ответными министрами» во главе с канцлером Чешского королевства графом Францем Ульрихом Кинским (Franz Ulrich Kinsky). Кроме того, посольство участвовало в двух официальных аудиенциях при цесарском дворе — на приеме (30 марта 1696 г.) и отпуске (6 февраля 1697 г.) и в одной «приватной» встрече с цесарем (7 октября 1696 г.).
Обо всех происходивших встречах, о разведанной информации, циркулировавших слухах и пр. Нефимонов еженедельно докладывал в Москву. Ответные послания, начиная с конца апреля 1696 г., он получал 1–3 раза в месяц. Основные проблемы, обсуждавшиеся на переговорах, заключались в определении срока действия союзного договора (варианты — от 3 до 7 лет или бессрочного до окончания войны) и установлении состава союза. Затрагивалось и множество иных тем. В дальнейшем при описании хода переговоров нами будет использоваться не хронологический, а проблемный подход.
Вопросы общего характера союзнических взаимоотношений удалось решить без особых разногласий на втором и третьем съездах (5 и 20 мая). Было определено, что каждый союзник организует боевые действия у собственных границ с общим врагом, а в мирных переговорах и договорах обязуется «вмещать» соратника. Вместо создания общих армий (возможных при другом способе взаимодействия) требовалось согласно совершать походы собственными войсками «как удобнее и где возможно будет». Наступательные операции полагалось проводить ранней весной «во едино время» с союзниками для рассредоточения «силы неприятелские». На четвертой конференции (15 июня) было озвучено принципиальное согласие цесаря на союз с царем, а на седьмой (4 сентября) — о равенстве действий обеих сторон при наступлении и оказании помощи[1367].
Некоторую дискуссию вызвало установление инициатора проведения переговоров, который должен был первым предъявить условия союзного соглашения[1368]. Австрийцы предлагали обнародовать свои условия московской стороне, так как ее представитель приехал в Вену. Нефимонов же припоминал прежнее «немалое прошение» о союзе, которое озвучивали «нарочные послы» Леопольда I, ранее посещавшие Москву, и его же «думные» на встречах с послом Б. П. Шереметевым в 1687 г.[1369]
Достаточно длительная полемика возникла вокруг вопроса о полномочиях российского представителя и соответствующей грамоте. На втором разговоре 5 мая 1696 г. австрийцы попросили предъявить полномочную грамоту с «отворчатой» печатью «о договоре и письмянном укреплении», поскольку союз был предложен царем. По мнению же К. Нефимонова, «полномочной особой… грамоты, сверх верющей, иной быть не для чего», так как возможность подписания соглашения (дана «вера») возложена на него, посланника, что указано в имеющемся документе[1370]. Однако российский дипломат все же послал в Москву соответствующий запрос. 19 июля Посольский приказ направил в Вену почту, где была вторая «верющая» грамота (и вновь без требуемой печати). Дело заключалось не в «непонятливости» главы дипломатического ведомства Е. И. Украинцева — указания шли с самого верха, лично от царя. Так, 4 июля из-под Азова Петр I отдал распоряжение о посылке «к цесарю о Кузме Нефимонове другой верющей грамоты» и опять «не за отворчатою печатью». В сопроводительном письме указывалась необходимость разъяснить австрийцам по их запросу о полномочной грамоте, что всем действиям посланника по новой грамоте следует в «делех… верити и постановити; а что он с ними постановит, и то от царского величества будет додержано крепко». Последнюю попытку добиться соответствующего документа представители императора предприняли 28 октября, сославшись на обычаи «всех народов» и пример венецианского посла, передавшего им свою полномочную грамоту об участии в заключении нового союза с требуемой печатью. Однако после стандартного ответа Нефимонова о «совершении» дела по «верющей» грамоте цесарские представители смирились с неизбежным и объявили, что император даже без нужной бумаги «тому верит, и договор с ним обще совершать указал»[1371]. Представляется, что данную ситуацию можно объяснить разными причинами, одной из которых, возможно, являлся низкий ранг дипломата. Видимо, полномочную грамоту в соответствии со своим статусом могли использовать только полномочные послы или в крайнем случае чрезвычайные посланники.
Наибольшую же сложность на переговорах вызвало установление длительности действия союза. Остановимся на этом вопросе подробнее. Согласно тайному наказу и указной грамоте от 25 января 1696 г., Нефимонов должен был соглашаться на любой срок от 3 до 7 лет, настаивая на минимальном варианте (3 года). Начиная с первой беседы с «цесарскими» министрами 3 апреля 1696 г., дьяк постоянно запрашивал позицию Вены о сроках и условиях соглашения, стараясь транслировать оппонентам инициативу проведения переговоров: вступит ли цесарь «во времянной союз на турка и на татар, и на много ль лет, и на каких статьях»[1372]? Однако переговорный процесс пошел по незапланированной траектории: на второй и третьей встречах австрийцы сумели дистанцироваться от обнародования конкретных сроков, призвав посланника озвучить российский вариант. По их мнению, сторона, которая направила дипломатическую миссию, первой должна была предъявить свои условия[1373].
1364
Материалы отпуска миссии свидетельствуют о двух приемах «у руки»: 1) 18 декабря — царем Петром I только одного Нефимонова, 2) 21 декабря — царем Иваном V всего состава посольства. См.: ПДС. Т. 7. Стб. 1049–1050. В статейном же списке зафиксирован лишь один общий прием обоими царями 21 декабря всего состава посольства, который в реальности, судя по всему, не состоялся. См.: ПДС. Т. 8. Стб. 2.
1365
ПДС. Т. 8. Стб. 2–46.
1366
ПДС. Т. 7. Стб. 1059–1064.
1367
ПДС. Т. 8. Стб. 105, 117–118, 147–150, 241.
1368
В дипломатических переговорах, как известно, ключевой задачей сторон является выяснение намерений и диапазона возможностей оппонентов, из чего выявляется граница вероятных уступок по тому или иному вопросу. Соответственно первый участник, озвучивший свою позицию, оказывался в заведомо невыгодных условиях.
1369
Там же. Стб. 77–79, 88, 104–105, 110–111.
1370
Там же. Стб. 110–111.
1371
ПДС. Т. 7. Стб. 1122, 1132; ПДС. Т. 8. Стб. 338–339.
1372
ПДС. Т. 8. Стб. 67–79.
1373
Там же. Стб. 104.