Разные судьбы

— А что вы видите? — вспыхнула девушка.

— Все видим, — переглянувшись с другими, продолжала женщина. — Второй месяц лежишь.

Лида хотела сейчас же написать приглашение Торубарову, но удержалась. Вызывать только для того, чтобы доказать людям, что у нее есть парень, которому она дорога? Пусть уж лучше думают, что хотят. Детей с ними не крестить. А желание увидеть Тихона росло и росло, а вместе с ним появилась необычная для Лиды робость. Чаще стала разглядывать свое лицо в зеркало, подкрашивалась, но все равно оставалась недовольна собой. Глаза стали еще больше, скулы заострились и никакой краской не скрыть прозрачную бледность кожи. Увидит Тихон ее такой — разочаруется.

Наконец сняли гипс, и Лиде стало легче, словно этот груз сняли не с плеча, а с самого сердца. Правда, каждое резкое движение еще причиняло боль в ключице, но она уже не чувствовала скованности. Врачи запретили пока подниматься с постели.

— Перестраховщики! — возмущалась девушка, поглаживая больное место. — Да я хоть сейчас на работу. Кость будто электросваркой прихватило. Скорее на здоровом месте сломается, чем здесь.

Лида попробовала читать, но книга почему-то вызвала грусть. Отложила книгу, задумчиво смотрела в потолок, пытаясь сосредоточиться. Вдруг скорее почувствовала, чем увидела обращенный на нее взгляд и невольно повернула голову.

В дверях стоял Тихон. Обе руки были заняты свертками. Халата хватало всего до пояса. Встретившись со взглядом Лиды, шагнул вперед и сразу озарил палату широкой добродушной улыбкой.

Лида ойкнула и уронила книгу.

— Откуда ты взялся?

Теперь улыбка Тихона стала виноватой.

— Да вот… Пришел. Не дождался приглашения.

— Ну, раз пришел — садись, — ободряюще сказала Лида, глазами показывая на табурет, стоявший возле кровати.

Торубаров сложил на тумбочку свертки и осторожно присел. Больные, которые могли ходить, дипломатично удалились в коридор.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Тихон.

— Хорошо. Сегодня гипс сняли. Через месяц выпишут. Что нового в депо?

Тихон прокашлялся в кулак.

— Душно что-то, — проговорила девушка.

Торубаров, скрипнув табуретом, поднялся и открыл форточку. С улицы ворвался ворчливый шумок, словно там кипел большой котел.

— Нового говоришь? — а сам подумал: «Сказать про Дашу? Нет, не стоит», — и продолжил: — Нового много.

Лида, забывшись, хотела подняться, но нечаянно задела больное место, сморщилась и бессильно опустилась на подушку.

Тихон кинулся к ней, поправил под головой подушку и попросил:

— Ты лучше не шевелись. Лежи.

Его ладони коснулись волос девушки, и она почувствовала, как сердце заполняет мягкое, волнующее тепло. Было приятно осознавать себя беспомощной и по-детски зависимой от забот, лежать вот так, закрыв глаза, ни о чем не думать.

— Ничего, ничего, — прошептала она. — Рассказывай.

— О чем? — не понял Тихон.

— О новостях. Сам же говорил — новостей много.

— Да, верно, — вздохнул Торубаров. — Не знаю с чего и начать.

— С самого начала. Мне все интересно.

— Тогда слушай. Вчера нашей бригаде звание коммунистической присвоили. Это первая новость.

— Поздравляю.

— А еще… — замялся Тихон, но набравшись мужества, одним духом выпалил: — Я ордер на комнату получил. Как молодожену дали, вместе с Савельевым.

— Вот как, — оторопела Лида. — Женился, значит? Это в твоем возрасте даже очень хорошо.

— Это Женька подстроил. Себе получал и на меня… А я еще не уверен. С тобой хочу посоветоваться.

— Что я могу посоветовать? — неожиданно дрогнувшим голосом проговорила Лида. — Живите на здоровье. Счастливая твоя невеста — сразу в новую квартиру.

Тихон порывисто вскочил с места, потом снова сел. На лбу выступил пот. Никак не мог подобрать нужных слов, чтоб объясниться, начал рыться в карманах, вытащил оттуда желтенькую бумажку и подал Лиде.

— Возьми.

— Что это?

— Да ордер же, — вздохнул Торубаров. — Я же говорю: Женька Савельев… У него все шутки.

И только теперь она все поняла и сразу повеселела.

— Чудной ты, Тиша. Напугаешь — с ума можно сойти.

Она взяла его ладонь, прижалась к ней горячей щекой.

— Давай лучше помолчим. Так лучше.

Она глядела на него, не отрываясь, пристально. Тихон смутился и заерзал на стуле.

Глаза Лиды словно два блюдечка начали наливаться, и слезы, переполнившись через край, стекали на щеки, уши и дальше на подушку. Лида их не вытирала. Сквозь слезы все отливало серебром, а сердце горело нестерпимой радостью.

— Будешь меня любить? — тихо спросила она. — Я такая сумасбродная.

Тихон стиснул ее руку так, что Лида вскрикнула:

— Сумасшедший. Кости поломаешь.

— Буду, — заверил Тихон. — Все прошлое твое забуду. Лишь бы со мной была.

Лида неожиданно засмеялась.

— Прошлое? Дурачок ты мой! И ты, значит, за легкую меня считал? Прошлого-то у меня и нет. Никого я к себе не подпускала. Эх ты…

Тихон вскочил и стал ходить по палате, а Лида, словно дразня его, смеялась и смеялась.

В палату возвращались больные. Тихон, смутившись, собрался уходить.

— Ну, в общем, я пошел. Выздоравливай скорее.

— Ордер захвати, — крикнула вдогонку Лида. — И чтобы к моему выздоровлению квартиру приготовил.

Торубаров зажал в кулак бумажку, выбежал из палаты и вскоре по коридору послышались его грузные, торопливые шаги.

— Шальной, — проговорила Лида и счастливо закрыла глаза.

7

Ночью выпал снег. Он освежил землю, но скрыть все следы осени ему не удалось. По обочинам торчали масляно-черные комья земли, а дальше в кюветах блестели мутноватые лужи.

Лида стояла у окна и смотрела на синиц, снующих по веткам тополя. Одна из них бесстрашно села на подоконник. Сверкая бусинками глаз и подергивая хвостиком, она в упор через стекло наблюдала за девушкой. Лида постучала ногтем по раме — синица вспорхнула, уселась на ветку, недовольно пискнула и, поправив носиком перышки, слетела на снег.

— Вот она! — вдруг услышала Лида за своей спиной громкий голос. — Природой любуется.

Около ее кровати стояли Люся и Евгений.

— На, получай, — сказал Савельев, вываливая прямо на постель подарки.

Люся кинулась на шею подруги.

— Соскучилась я по тебе. Целую вечность не виделись, — круглые глаза ее сверкали радостью. — А ты упругая стала. Пополнела на казенных харчах.

Савельев, поглядывая на подруг, терпеливо ожидал, когда они кончат обмениваться любезностями.

Наконец Люся отстранилась, стала рядом с Евгением и торжественно притихла.

— Посмотри на нас повнимательней, — попросила она Лиду. — И ответь: что ты видишь?

— Расписались?

— Угадала! — кивнула Люся и дурашливо запричитала: — Пропала моя девичья свободушка. Выдали меня за немилого! — потом привстав на носках, дотянулась до щеки мужа и поцеловала.

Лида захлопала в ладоши.

— Горько!

— Хватит. А то загордится.

— Ну, что ж, — посерьезнела Лида, пожимая молодоженам руки. — Поздравляю. Вам давно пора это сделать.

— Очередь за вами, — сказал Савельев. — Выписывайся. Квартира тебя ждет.

— Ты, Лидка, поторапливайся, — защебетала Люся. — А то жить негде будет. Там твой Тихон всю комнату посудой завалил. Вчера пять кастрюлей купил, сегодня штук тридцать тарелок, разных кофейников, пельменниц. А стула ни одного нет. Он говорит: самое главное было бы в чем покушать, а остальное — ерунда.

— Ох, и хлебнешь ты с ним горя, — пригрозил Савельев. — Пока не поздно — откажись. Не умрешь ты с ним своей смертью. Как-нибудь не хватит обеда — заглотит и косточек не останется. Уж я то его аппетит знаю!

— Ничего, — возразила Лида. — У меня он всегда будет сыт.

— Смотри. Мое дело предупредить.

— Как они только жить будут в одной квартире, — вздохнула Люся, косясь на мужа. — Все время подковыривают друг друга.

— Терпеть его не могу, — подтвердил Евгений.