Разные судьбы

Теперь тормоз Матросова не вызывал у Сергея Александровича восхищения, как раньше. Даже появилось нелепое сравнение с бульдогом. Тот действует тоже не торопясь, но намертво.

Сергей Александрович решил взять за основу будущего единого тормоза аппарат Вестингауза, но после детального изучения, отказался от этого намерения. Слишком много в нем недостатков.

Выгоднее совершенствовать матросовский. Хорошо бы заставить тормоз Вестингауза подгонять своего нерасторопного собрата? Но как? С чего начать?

Всю зиму Сергей Александрович производил опыты. А весной, взяв отпуск, не поехал, как обычно, в дом отдыха, зная, что покоя ему там не будет.

Десятки бронзовых золотников и различных колпачков, раскиданные по полу и на верстаке, говорили о его напряженной работе. Часто Сергей Александрович засиживался в мастерской ночами, теряя счет времени. Собирал новый вариант, заряжал магистраль воздухом, «тормозил» и, затаив дыхание, наблюдал, но никакого улучшения добиться не мог. Тормоз или не срабатывал совсем, или сработав, отпускал медленнее обычного.

Много времени отнимала выточка новых деталей. Порой, увлекшись чем-нибудь необычным, терял основную мысль, которую, казалось, уже начинал нащупывать.

За работой над тормозом его и застал однажды Владимир Николаевич Волочнев. Сергей Александрович не слышал, как он вошел, потому что вытачивал на станке втулку. Волочнев постоял в дверях, разглядывая схемы, потом нерешительно кашлянул. Сергей Александрович оглянулся и выключил станок.

— Мудришь? — спросил Волочнев.

— Да вот… приходится, — развел руками Круговых.

— Один?

— Как видишь. Со временем у каждого туго.

— Туго, — согласился гость. Взял табуретку, осмотрел ее, как бы убеждаясь в прочности, сел и, прикрыв ладонью рот, зевнул.

— Одному трудно. Какой-то философ до такого додумался: я, говорит, мыслю — значит, один и существую на белом свете.

— Ну и что?

— Ничего. Сам смекай: где омут, где край.

Волочнев придвинулся вместе с табуретом к верстаку, внимательно осмотрел макет.

— Работает?

Круговых махнул рукой:

— Работает. Да какой толк?

— Ну-ка, включи насос — посмотрим! — потребовал гость.

— Ишь ты, — восхищенно говорил он, спустя минуту, любуясь, как двигались цилиндрики. — Хорошая игрушка!

— Спасибо, я бы не догадался, что это игрушка, — обиделся Сергей Александрович и сразу почувствовал усталость. Только сейчас заметил, что была глубокая ночь: к стеклам окна вплотную прислонилась неподвижная тьма.

— Тебе чего не спится? — удивленно спросил он Волочнева.

— Стареть начинаю, — ответил тот и кивнул на кучу деталей, лежащих под верстаком:

— Зачем столько одинаковых наточил?

— А как же? Меняю выточку, перемещаю отверстие. Вот старую деталь и приходится выбрасывать.

— Так всю бронзу из депо перетаскаешь, — усмехнулся Волочнев. — А можно проще: запаял старое отверстие и сверли новое.

Круговых с минуту смотрел на друга, подошел и стиснул плечи:

— Молодец, Володя! Черт возьми, как я не мог сам до такой простой вещи додуматься? Сколько на выточку времени тратил!

Волочнев вприщур серьезно посмотрел на Круговых и спросил:

— Ты, Сергей, прямо, по-рабочему скажи, в помощи нуждаешься?

— В какой?

— В обыкновенной.

— Постой, постой. Теперь я кое-что начинаю понимать.

Круговых отступил на шаг и строгим голосом спросил:

— Шпион?

— Шпион, — охотно согласился Волочнев.

— С каким заданием? — угрожающе подступил к Волочневу Сергей Александрович.

— Приказано проследить за тобой. Если ты уже на грани мировой известности, — не мешать. А нет — вступить с тобой в контакт.

— Так ты тоже над этой штуковиной голову ломаешь?

— А что мы лыком шиты?

— Это ж здорово! — обрадовался Круговых и озорно толкнул Волочнева в плечо. — В нашем полку прибыло.

— Не будь дикарем, — сказал Владимир Николаевич и дал такой сдачи, что у Круговых заныли ребра.

— Ах, ты! — воскликнул Сергей Александрович. И начали тузить друг друга. Припертый в угол Сергей Александрович применил свой излюбленный прием, которым пользовался в юношеских потасовках, и опрокинул Волочнева на пол.

На шум прибежала перепуганная Елизавета Ильинична в одной сорочке. В руках ее была увесистая кочерга.

— Перепились, разбойники! — всплеснула она руками и набросилась на мужа. — Так вот ты зачем в цю сараюшку по ночам ходишь?

— По хребту его, Лиза, по хребту, — посоветовал Волочнев, лежа на обеих лопатках.

— Ты и сам хорош! — погрозила ему хозяйка. — Обоим достанется.

И только сейчас, хватившись, что раздета, убежала из мастерской. Вслед за ней побрели в дом друзья. Через несколько минут на столе стоял начищенный до блеска самовар.

— Отживает свой век бывший бог семейного уюта, — заметил Волочнев. — Устаревшая конструкция. Как наши паровозы. Шуму много, а толку мало. В запас их надо. То ли дело электрический чайник.

Елизавета Ильинична недовольно поджала губы:

— Хороший самовар в доме, как член семейства. Его уважать надо.

— Отсталые взгляды, — заметил гость, — хотя что ожидать от жены, если хозяин отсталый? За паровоз обеими руками вцепился, как жена за самовар.

— Перестань, не то опять на полу будешь! — с веселой угрозой предупредил Круговых.

Елизавета Ильинична смотрела на мужа повеселевшими глазами, словно у него минул кризис. Вот чего не хватало Сергею — дружеского участия. С благодарностью взглянула на гостя.

В глубине единственного усталого глаза Волочнева играла веселая искорка. В его фигуре, угловатой и сутулой, было что-то душевное, располагающее. Некрасивое лицо воодушевлялось при разговоре, казалось необыкновенно привлекательным.

Долго беседовали друзья. Когда за окном появилась светлеющая голубизна, Владимир Николаевич встал.

— Делу время, потехе час, — сказал он, расправляя плечи. — Пора домой. Значит, договорились. Заказы и чертежи твои, а все токарные работы я беру на себя.

Проводив друга, Сергей Александрович лег в постель. Ему было легко от того, что теперь есть с кем делить горечь неудач и радость успеха, а следовательно, легче станет работать.

Как-то на улице Сергей Александрович встретился с Чистяковым.

— В нашу забегаловку «Жигулевское» привезли, — сказал Александр Яковлевич и потянул Круговых туда. Забегаловкой прозвали паровозники закусочную, расположенную в подвале трехэтажного здания, недалеко от депо. В темной комнате прямо в пол вделаны высокие круглые столики, стульев здесь не было. Около стен лежали ящики из-под вина и пустые пивные бочки: когда не хватало столов, посетителей обслуживали на этой таре. За кружкой пива паровозники разбирали разные технические вопросы, спорили.

Чайная была давнишним злом для паровозников. Иной слабый по части выпивки машинист, получив зарплату, спешил домой и изо всех сил старался не думать ни о каких соблазнительных вещах. Но встречал на своем пути двери закусочной и невольно замедлял шаг. Трудно было побороть в себе искушение и пройти мимо. Конечно, предварительно давалось себе «твердое» слово не задерживаться там долго. Прохладиться кружкой пива… и домой.

Но в чайной ненароком встречался хороший приятель, тоже машинист, с которым не виделся целую неделю. А неделя в паровозной работе — вечность. В рейсах накапливается куча всяких интересных новостей и случаев. Как о них не потолкуешь? Правда, столик у стенки не очень удобное место для разговоров. Но если не поговорить с приятелем сейчас, то когда же встретишься с ним снова? Работают на разных паровозах, в разное время отправляются в рейсы. Словом, и на этот раз придется задержаться. А жена… жена должна его простить. Все-таки приятеля встретил.

Когда в закусочную зашли Круговых и Чистяков, около столиков грудилось всего несколько человек.

— Не знают, наверно, что пиво есть, а то бы не пробиться, — заметил Александр Яковлевич.