Страница 71 из 131
— Ну, народился я здесь, — попытался пожать тот отсутствующими плечами, — у дороги! Между ней и лесом! Они мне оба родные, и я им тоже! А кто по ним туда-сюда бегают не спросясь — те мне не нравятся, вот! Не дома, чтобы без спросу шастать! Забор ваш — это правильно, только деревья не хотят, через силу вам помогают!
— Вот видишь! — я поднял указательный палец ещё выше, — какие у вас полезные и нужные желания! А бегает без спроса через границу тут, кстати, кто?
— Да много кто, — отозвался приободрившийся от моих слов дух, — зайцы наглые, лоси бесстыжие, лисы нахальные, а уж мышей с бурундуками я и не считаю! И гном вот тоже сейчас — ни стыда, ни совести!
— О-о-о, брат, — протянул я заговорщицким тоном, — не там ты врагов ищешь! Звери бегать должны вольно, а вы их трогать не должны, и это не обсуждается, понял меня? И гном этот, запомните его хорошенько, тут волен ходить, где и как хочет, потому что он хозяйке вашей единственный сосед и друг самый настоящий.
— Так ведь больше тут и не ходил никто. — удивился безымянный дух. — Ну, вот вы ещё сегодня. Где же нам врагов искать?
— Они вас сами найдут, — уверил его я. — Это вам, друзья, очень повезло, что их ещё не было. Вот смотри: нежить любая — враг страшный и лютый, границу переступить она не должна. Нечисть тоже, но не вся, а лишь та, что печать зла на себе носит, да и к остальным тоже подходить нужно с большой опаской и с разбором. Если она хозяйку вашу не признаёт, если своей жизнью живёт, то зачем она здесь нужна?
— Ого, — выдохнул потрясённый дух, — нежить? Нежить враг, да!
— Мало того, — выдавал я дальнейшие целеуказания, — люди, гномы, эльфы и прочие носители разума, что явятся сюда как гости незваные, тут тоже без надобности. Но здесь осторожно надо, тут нужно с разбором и выдумкой подойти да смекалку проявить.
— Научишь? — высунулся от нетерпения из веника он. — Научи, старший!
— Научу, конечно, — успокоил я его, хотя чему учить сейчас буду, и сам не знал. — Только ты расскажи мне, чего ты уже умеешь, чем тебя природа наградила? К чему у тебя и у всех остальных талант?
— Чужих издали чувствуем, — после недолгого молчания признался он. — И своих тоже, переговариваться можем, тоже издаля. Прячемся хорошо, бегаем быстро. Двигать можем, вертеть, рвать и соединять.
— Поподробнее, — попросил я его, — насчёт двигать и прочее, а то как-то уж сильно туманно. Куда и кого?
— Как мы есть духи дорог наполовину, — оглянувшись на своих, начал признаваться дух, — вот её и можем… того-этого. Только немножко, и с дорогой этой, на которой сидим, нам никогда не совладать, а вот тропинку лесную запросто. Но тоже немножко.
— Очень интересно, — задумался я над этими неожиданными талантами, — а зачем?
— Ну… — задумался он над применением своего дара и перешёл к конкретным примерам, — вот бежит лось дурной по тропинке. А я не хочу, чтобы он здесь бежал, например. Вот я эту тропинку ему и поворачиваю.
— Да ладно! — восхитился я, — и работает?
— Не всегда, — вздохнул тот, — лосям пофиг, они ж дурные. Ломятся по кустам напролом, тропинок не разбирают. И лисы, и зайцы тож. Но те больше на нюх и на звук бегают, и нас чуют, дикие же совсем, чтоб им провалиться. Почтения от них вовек не дождёшься.
— Понятно, — даже почесал в затылке я, тут требовалось крепко подумать, но думать придётся именно что в процессе, — а вот меру талантов твоих я пока измерить и определить не могу. Сырой ты ещё и дикий, как те же лисы с зайцами. Надо бы облик тебе придать, именем наделить и вообще придумать, кто ты с друзьями такой, научить чему-нибудь, а потом уже и к делу приставлять.
— Ты можешь, — после краткого молчания определил степень моего могущества он, — только ты и можешь. Я согласен.
— А они? — уточнил я, кивнув на окрестные кусты.
— И они тож, — даже не став оборачиваться и что-то уточнять, успокоил он меня. — Не сомневайся, Старший! Тебя-то мы и ждали! Делай!
— Ну, хорошо, — я встал со складного кресла, а то выходило слишком уж как-то по-княжески. Да и не получалось у меня почему-то колдовать во всю мощь сидя, профанацией такое волшебство попахивало. Вновь открывшись для магии и для этого мира во всю ширь, не хуже чем тогда в монастыре или в гостях у Леты, я ощутил тринадцать этих духов перед собой как на ладони, я знал теперь все их желания и силу, все их умения и таланты, а потому без промедления и без сомнения начал:
— Раз вы есть нечисть, ещё не виданная в этом мире, то своей властью и силой своей нарекаю вас отныне и до веку лешими, — мне на ум удачно пришло слово, услышанное недавно от Арчи. — И наделяю вас призванием хранить этот лес и границы его! Хранить, беречь и защищать — вот ваше предназначение под этим небом! Наделяю вас правом быть стражами этого леса, примите и почувствуйте это!
Мне пришлось вытянуть правую руку вперёд и направить её на веник в центре поляны, потому что говорил-то я для всех, в том числе и для Арчи с Оином, но колдовал только над тем самым смелым духом, что сидел передо мной. Тащить всех скопом я бы осилил, конечно, но на грани своих возможностей, да и лишнее это было, лучше уж по одному.
— И нарекаю тебя, — тут я запнулся, потому что обычному короткому имени, как у всех домовых и прочих, этот дух совсем не соответствовал, слишком уж он был мощен и серьёзен. — Василичем! Из рода, — тут я вспомнил, что даже у Кирюхи было отчество и фамилия, — Ольховских! И да будешь ты основателем его!
Веник из веток ольхи, от которого и пошла эта звучная фамилия, разлетелся на мелкие веточки и листочки по всей этой поляне одним коротким движением, а под ним обнаружился сидящий на заднице солидный мужичок примерно по пояс мне ростом. Был он изрядно бородат и обильно волосат, имелись на нём приличные зипун, застёгнутый на деревянные пуговицы справа налево, штаны и лапти, сотканные из примерно того же материала, что и платье Веги, только сильно попроще. Довершал его наряд широкий кушак красного цвета, да посох из ольхи с живыми листьями, больше похожий на дубину. Мужичок сидел в полной прострации, постепенно привыкая к новым ощущениям и сводя глаза в кучу, потом вроде бы начал справляться с собой и первым делом кое-как встал на ноги, опираясь на свой посох. Причём я его не торопил, не гнал и не подхлёстывал, а наоборот, старался успокоить, но он поднялся и поклонился мне, глянув исподлобья неожиданно умными глазами.
— Благодарю! — с достоинством распрямился он, — Старший!