Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 67

Джеймс понимающе улыбнулся ей:

- Мы похожи, леди. Оба хозяева без дома.

- Нет, мы вовсе не похожи, - Варя вспылила, - Я стану мужней женой, у меня будет свой дом. У меня все будет ладно, как у всех.

Джеймс подошел к ней, оперся руками, прижимая Варю к стене, наклонился и шепнул:

- Как у всех - может быть, а вот хорошо... Вы ведь хотите совсем не того, что хотят все. Вы хотите не хозяйство, не положение замужней женщины, вы хотите невозможного: чтобы хоть один мужчина видел в вас не орудие удовлетворения своих желаний, не источник удобств, а равного партнера, достойного любви и уважения, - его губы приблизились к ее щеке, дыхание обожгло кожу, - Но ведь это ересь, леди.

Неожиданно Варя поднырнула Джеймсу под руку, метнулась к двери:

- Вы, сударь, большой выдумщик, только придумки ваши пустые и бессмысленные, с ними и оставайтесь, а меня не тревожьте более, - хлопнув дверью, Варя выскочила из поварни.

Одним духом взлетев по лестнице, она вновь очутилась в своей горнице. Ее снова переполняла обида и она не знала на кого обижаться больше: на Джеймса Фентона, с такой беспощадной проницательностью открывшего ее самые сокровенные мечты и надежды, или на остальных окружавших ее мужчин - отца, брата, женихов, кавалеров, - никогда не интересовавшихся тем, что творится в ее душе. Но каков все же негодяй! Он так и оставил ее голодной! Это в пряничный-то день! Жалея себя, Варя тихонько всхлипнула.

Доносящееся от окна мерное постукивание не сразу привлекло ее внимание. Наконец, монотонный звук заставил ее отодвинуть ставню. На длинном шесте перед окном покачивался пузатенький мешочек. Стараясь не глядеть на держащего шест подлого негодника, Варя потянула шнурок и мешочек, оказавшийся изрядно тяжелым, очутился у нее в руках. Она втащила его в окно, нетерпеливо развязала. На дне румяными боками отсвечивали пара калачей, нежно обнимающихся с мягкими ватрушками и россыпью пряников.

Глава 15





Со времени восшествия на престол Петра Алексеевича высокое искусство охоты на Руси оказалось в некотором небрежении. Батюшка царя, светлой памяти государь Алексей Михайлович, был большой любитель этой забавы и завел у себя огромное охотничье хозяйство, но сын и наследник царя Тишайшего за державными и военными заботами не находил времени для благородной потехи. Большие охоты еще сохранялись по боярским вотчинам, но на них приглашались только свои, ближние. И вот ныне герцог Огильви решил отметить свое назначение генерал-фельдмаршалом русских войск, стоящих в Польше, предложив обществу парадную придворную охоту, подобную тем, что он повидал, служа в австрийской армии. Перед отъездом к армии под Гродно он устраивал грандиозную травлю, на которую кроме представителей знатнейших фамилий и иностранных послов были приглашены и дамы. Герцогская затея не вызвала большого восторга не только у ревнителей старины (которые говорили как о нарушении традиций, так и резонно указывали на опасность предприятия для московских дам и девиц), но и как ни странно, у новоявленных московских модниц тоже (у последних просто нечего было надеть для непривычного развлечения). Однако герцога поддержала царевна Наталья, собиравшаяся явится на праздник в дамском охотничьем наряде, как принято в Версале.

Варвару мысль о парадной охоте не слишком прельщала, возможно именно потому, что она относилась к охотничьим потехам очень серьезно. Уже с десяти лет она, наряженная в овчинный тулупчик и широченные шаровары, по-татарски сидя в седле, в сопровождении псаря носилась за дичью по полям и оврагам опорьевских вотчин. Она великолепно знала все правила и приемы псовой и соколиной охоты, поэтому ее оставило равнодушной предложение участвовать в парадной забаве, где придется вырядится в платье с хвостом, усаживаться на лошадь бочком и всю охоту вести себя смирнехонько, опасаясь пуститься в галоп в страхе вылететь из жуткого европейского изобретения, именуемого дамским седлом.

Однако недавно у Вари возникли более чем веские основания принять приглашение герцога. Причиной всему была Олечка, княгиня Устерская, старинная подружка Варвары. Выйдя о прошлом годе замуж за Федю Устерского, она по решению царя Петра вместе с мужем укатила в Париж, где ее супруг брал уроки военного дела у самого славного маршала де Вобана, а молодая княгиня блистала при дворе Короля-Солнце. Бурная придворная жизнь Версаля не заставила ее забыть подругу, поэтому Оленька с жаром откликнулась на переданную ей просьбу заказать парижским модисткам туалеты по Вариным меркам.

Вчера поутру долгожданный короб с нарядами прибыл и Варя потратила целый день, придирчиво оценивая каждое платье. Оленька, благослови ее Бог, постаралась на славу. Теперь как минимум полгода Варя могла вызвать потрясение и жгучую зависть российских красавиц, появляясь в новых, самых разнообразных туалетах. Среди изобилия шелка, кружев и лент нашелся и наряд для верховой езды, блистательную элегантность которого Варя не могла не оценить. Темно-серое, почти черное платье, отделанное серебром по обшлагам, рукавам и подолу, было крайне строгого кроя, но оно восхитительно облегало и подчеркивало тонкую талию, пышную грудь и округлые бедра девушки. Дополняла туалет маленькая треуголка с перьями, нового, невиданного на Москве фасона. Не могло быть и речи о том, чтобы держать такое платье под спудом, а посему приглашение на герцогскую охоту следовало принять. Кроме того, перед предстоящей пушечной авантюрой не худо было бы появиться на людях, дабы никто не заподозрил боярышню Опорьеву в намерении отправиться невесть куда в мужской компании.

Варвара засадила за работу всю девичью, но ко дню охоты был создан шелковый шарф, вышитый всеми оттенками серого, голубого и серебряного. Шарф придавал строгому наряду изящно-кокетливый вид. Вдобавок старый Трифон, принадлежащий Опорьевым искусный золотых дел мастер, спроворил для боярышни хлыстик с серебряной, отделанной индийской бирюзой, рукоятью.

Когда, сопровождаемая Палашкой, везшей ее вещи, Варя въехала в толпу охотников, она почувствовала, что ради такого триумфа стоило терпеть все неудобства дамского седла Восхищенные взгляды мужчин и завистливые - женщин скрещивались на ней. В седле огромного мышастого английского жеребца, подаренного ее отцу сэром Джеймсом, она казалась особенно хрупкой и женственной. Ага, вот и сам даритель, легок на помине, кланяется ей. Варя чуть кивнула и отвернулась. Здесь ей нечего бояться его выходок, не станет же он приставать к ней с глупостями на виду у нескольких десятков охотников и сотни человек псарей и слуг. Следует только держаться от него подальше.

Выполняя собственный совет, Варя отъехала и принялась выслушивать искренние и притворные (в зависимости от пола, возраста и интересов собеседника) комплементы ее туалету и крупу лошади, прическе и сбруе, цвету лица и постановке ушей, блеску глаз и длине хвоста. Когда очередной кавалер заговорил о форме груди, Варя подозрительно прищурилась, пытаясь определить, чья грудь - ее или жеребца, занимает мысли собеседника. Установить это было сложно, ведь поглаживал он грудь коня, одновременно не отрывая глаз от корсажа всадницы. К тому мгновению как ловчие подняли зверя, общество успело обговорить каждую деталь - от кончиков девичьих волос до кончиков конских копыт. Его женская половина вынесла Варе свой суровый нелицеприятный приговор, так что боярышня явно была на вершине успеха.

Крики и порсканье псарей заставили всех броситься в погоню, охота помчалась. Неопытные охотницы, измученные дамскими седлами и шлейфами амазонок, почти сразу сбили лаву, всадники подсекли путь гончим, началась неразбериха и Варя, поняв, что из любимой забавы нынче ничего путного не выйдет, раздосадовано отъехала в сторону.

Догнавшая ее Палашка подала боярышне теплый плащ и Варя пустила коня неспешной рысью по кромке леса. Холодный весенний воздух бодрил, пронизанный солнцем сосновый бор излучал спокойствие и безмятежность. Уже возле самой опушки Варе послышались голоса. Она придержала коня, отвела еловую лапу и увидела сэра Джеймса. Варя порадовалась, что густой ельник полностью скрывает ее, вот уж с кем не следовало встречаться. Появление английца здесь, вдали от охоты, крайне удивило ее, а еще большее изумление вызвало общество, в котором он находился.