Темные сестры

Глава 11

Я остановилась перед дверью кабинета и взглянула на табличку «Целитель Х. Дельвего, менталист», впервые обратив на нее внимание. Воспоминания о сеансах у Хантера почти вернулись, хотя многие эпизоды оказались навечно стерты из памяти. Я вряд ли смогу до конца оправиться от последствий ментального удара, но все же он — лучшее, что со мной случилось за всю жизнь, пожалуй.

Или лучшее — это Хантер Дельвего?

Он бы повеселился, если бы я высказала эту мысль вслух.

На несколько секунд замерев и прислушавшись, я убедилась, что не помешаю сеансу с кем-то из пациентов, и постучала.

— Войдите, — раздался голос, услышав который я вдруг разволновалась.

Мы не виделись несколько недель, которые я провела в лекарском доме — обычном для здоровых ментально людей. Хоть я и не погибла, сорвавшись с маяка, кости срастались медленно и болезненно, совсем не за пару дней, как я ожидала. Несколько раз Хантер заходил, но в палате всегда дежурила нанятая сестрами сиделка, и нам не удалось как следует поговорить.

А сейчас я боялась не то встречи с ним, не то последнего сеанса. Вряд ли обойдется без ментального вмешательства. Им надо убедиться, что я не сорвусь, добавив к списку жертв парочку новых имен.

— Привет, — улыбнулась я, когда Хантер поднял голову от кипы бумаг. — Кристина сказала, ты просил зайти.

Я захихикала, когда он подавился кофе.

— Извини, не удержалась.

— Тебя что, не учили в детстве, что с налоговой, таможней и ментальными целителями шутить не стоит? Я ведь могу отнестись к твоим шуткам серьезно и оставить тебя еще на год здесь, Ким.

— Вот чему меня точно не учили, так это что у ментальных целителей нет чувства юмора.

— Садись, — кивнул он. — И расскажи, как ты себя чувствуешь?

— Ты спрашиваешь как мой целитель или как человек, чью сестру убил мой отец?

— Как человек, который за тебя волнуется. Не для протокола.

Я со вздохом опустилась в глубокое кресло.

— Ну… даже не знаю. Физически я в порядке, все переломы срослись, боль ушла. Хотя иногда ужасно болит голова. Кортни говорит, это последствия ментального удара. Не знаю, сколько это продлится.

— Боюсь, довольно долго. Ты едва не погибла.

Мы замолчали, оба думая об одном и том же.

Не погибла. Проклятые девочки не умирают.

— Как у тебя отношения с сестрами?

— Я… не знаю. Порой кажется, что они снова любят меня, как раньше. А порой я вижу в их глазах страх. Я очень много причинила им боли, вряд ли Кайла и Кортни когда-то по-настоящему меня простят.

— Они знают, что ты была больна. И знают, кто настоящий злодей в этой истории. Им нужно время, как и тебе.

— Да, возможно. Я рада, что они приходят. Кортни присылает десерты и шоколад, а Кайла — книги и рисунки от Стеллы. Они обещали нас познакомить. У Кайлы очень милый супруг. Он брат Жизель, и, хоть я ее почти не помню, мне немного стыдно перед ним. Может, я бы успела ее спасти, если бы так не старалась забыть о том, что делал папа.

— Тебя нельзя в этом винить, Ким. Ты сделала больше, чем смогла бы любая другая девушка. Ты даже не представляешь, сколько зла и насилия встречается во внешне благополучных семьях. Заслуженное наказание даже для одного такого монстра — огромная победа справедливости.

— Мне жаль твою сестру, — сказала я.

Кристина. Кристина Дельвего жила теперь только в нашей с Хантером памяти. Интересно, насколько придуманный моим сознанием образ совпадает с реальным?

— Интересно, каким был настоящий Карл Кордеро, — вырвалось у меня.

— Думаю, он бы мог стать хорошим человеком. Вы ведь его дети. Три очаровательные сильные девушки.

— Жаль, что Конрад не дал ему шанса. Так странно… Я до сих пор не знаю, как его называть. Отцом? Он никогда им не был. Конрадом? Мне кажется, он давно потерял себя. Разрушил собственную личность.

— Я думаю, все, чего он заслуживает, — это забвение.

— Это сложно.

— Знаю. Но ты справлялась и с более сложными задачами. Итак, давай отвлечемся от Конрада и вернемся к тебе. Что насчет Хейвен?

— Она ушла. — Я пожала плечами. — Просто ушла, и… Хантер, могу я кое-что спросить? Не для протокола.

— Конечно, — мягко улыбнулся он.

Герберт называл его подонком. Моя память говорила о том же, но измученная душа тянулась к нему, вспоминая тепло прикосновений и уверенность, с которой в этом кабинете он заставлял забыть обо всем.

— Кристина и Алан были плодом моего воображения. Твоим лечением, способом принять прошлое и разобраться в настоящем. Но Хейвен была другой. Кристина и Алан знали лишь то, что знаю — даже если забыла или не хотела признавать — я. Но не Хейвен. Она была сама собой.

Я облизнула пересохшие губы и повертела в руках четки, что подарил Герберт.

— Я много думала о Карле и Конраде. О ритуале, который совершил отец. Кайла уничтожила дневники, теперь память о ритуале навсегда утеряна. Но что, если Карл еще какое-то время был жив? Что, если твоя сестра поняла это? Это ведь звучало как бред, они расстались, когда ей было пятнадцать, и встретились спустя много лет, люди меняются до неузнаваемости, и я тому — живой пример! Так почему Кристина догадалась о том, что сделал Конрад? Может, Карл еще какое-то время был жив, заперт в собственном теле?

— Ким, — Хантер посмотрел на меня с сожалением, — не нужно об этом думать. Грехи и секреты Конрада останутся с ним навечно. Ты навредишь себе, если будешь копаться в темных ритуалах бессмертного безумца.

— Я думаю, что Хейвен была собой. Не моей галлюцинацией, а собой — это было ее сознание, душа, запертая в моем теле. Что-то пошло не так, когда я ее убивала. Мне передался ментальный дар отца, поэтому я выжила, и…

Из груди вырвался всхлип, такой отчаянный, что Хантер поднялся из-за стола и опустился рядом с креслом, где я сидела, на колени. Теплые ладони накрыли мои руки.

— Ким, прекрати об этом думать. Ты ничем не могла ей помочь, тебе самой нужна была помощь. Ментальная магия — очень сложная и противоречивая вещь. Вряд ли мы когда-то узнаем, была Хейвен результатом твоей болезни или реальным сознанием. И мой тебе совет, как пока еще твоего целителя: оставь мысли об этом. Научись жить без груза прошлого. Позаботься о себе, Ким, потому что только ты можешь это сделать.

Через силу я улыбнулась. Возвращаться к прошлому — это как расковыривать старую рану. Больно, страшно, но невозможно остановиться, это сильнее воли и доводов разума.

— Не могу поверить, что суд вот так просто меня выпустит.

Хантер фыркнул: