Темные сестры

Я помнила, как в детстве Ким случайно напоролась на острую ветку. Уже на третий день она вставала и перестала принимать обезболивающие зелья. А сколько лежит Райан? И если рана не затронула внутренние органы, то почему же он тогда не поправляется!

В сердцах я запустила стакан в стену, он разлетелся на мелкие осколки, а по красивым обоям потекли струйки воды.

Лишь спустя час после времени, когда меня надлежало кормить, дверь открылась.

— Позови Мэнфорда, — приказала я Сиси.

— Граф не велел его сегодня беспокоить.

— Что ж, тогда побеспокой его завтра и скажи, что сына пора хоронить. Дольше трех дней тело держать не стоит.

Девчонка испуганно охнула и уронила поднос. А вот это зря, еще убираться тут. Не мне, надеюсь.

Она быстро унеслась, а вернулась буквально через минуту, с Мэнфордом, цвет лица которого мог побороться с брачным платьем невинной девицы.

— Он…

— Не мертв, — закончила за него я. — Пока что. У Райана сильный жар, и если бы вы не запирали меня, как нашкодившую девочку, я позвала бы помощь раньше.

По его лицу я отчетливо прочитала, как хочется ему меня убить. И ощутила мстительное удовольствие.

Он словно мне не верил. Подошел к сыну, пощупал лоб. И действительно испугался, потому что тотчас послал за целителем.

— Убери здесь, — бросил он мне.

— Еще один подобный приказ, граф, и в следующий раз я сделаю вид, что крепко спала, в то время как ваш сын бился в припадке и умирал. Вы, похоже, совсем не цените добро. Найдите служанку, Мэнфорд, я пленница, а не прислуга.

Я отвернулась, отстраненно подумав, что завтраком меня накормить совсем забыли.

Как, впрочем, и обедом. Целитель пришел через час и влил в Райана столько зелий, что я всерьез испугалась за его сердце. Каким бы сильным магом ты ни был, чужая магия, а тем более лечебная, требует серьезных ресурсов. И все же, несмотря на все усилия, жар не спадал, а рана покраснела и припухла.

Целитель мрачнел на глазах, а Мэнфорд не отходил от сына. А я отстраненно думала, что мне и самой скоро понадобится помощь.

Потому что из-под ног выбивали опору. Есть разная ненависть. Бывает такая, что хочется убить человека, пожелать ему самой мучительной смерти. Я с ней сталкивалась и даже испытывала не единожды.

Райан был человеком, которого я могла ненавидеть, лишь когда он был жив и здоров.

Сейчас, умирающий, страдающий от сильной боли, он был единственным человеком на свете, ради которого я жила. Мне было страшно, что однажды настанет утро, в котором его не будет.

Больше одиннадцати лет я жила, считая, что ненавижу его. Вспоминала чаще всего за бокалом вина, оказываясь в одиночестве. Мысленно проклинала за то, что он сделал, и за то, что после я так и не смогла никого полюбить.

Но все это было притворством перед самой собой. Сначала перед отцом, конечно, который пригрозил меня убить, если увидит хоть раз, что я вздыхаю по Хефнеру. Потом все вошло в привычку. И маска циничной стервы оказалась удобной, защищала от ударов, которыми судьба нас всех отрезвляла.

Но где-то внутри сидела семнадцатилетняя Кайла, которая все еще ждала, что Райан Хефнер, этот совершенно несносный и невероятный парень, вернется, улыбнется так, как умел только он, и объявит все плохой шуткой, которая слишком затянулась.

К вечеру все стало совсем плохо. Райана начал бить озноб, он очнулся, но почти никого не узнавал. В дверь позвонили, и Мэнфорду пришлось отойти. Целитель тут же этим воспользовался.

Он повернулся ко мне, дрожащими руками запихивая в чемоданчик бутыльки.

— Простите, миледи, я бессилен. Не все можно вылечить магией. И таково решение богов. Упорство только продлит мучения. Я сожалею. Желаю вам быть сильной.

Я почти не обращала на него внимания, вглядываясь в лицо Райана.

— Привет, — тихо сказал он.

Его взгляд вдруг прояснился.

— Привет, — улыбнулась я.

— Ты голодная.

— Откуда ты знаешь?

Он с трудом — я видела, как непросто ему далось это движение, — поднял руку и коснулся моей.

— Я тебя знаю. Ты голодная. Иди и поешь. В этой комнате должен быть только один труп.

— Ни одного, — прошептала я, отворачиваясь.

Как тяжело было ему врать, как страшно обещать, что все будет хорошо.

— Кайли, ну что ты? Так всегда было. Кто-то умирает, кто-то живет дальше. Я десять лет проработал детективом. Знаешь, сколько раз меня пытались подстрелить, поджечь, отравить, ударить по голове дубиной? Я не очень законопослушный детектив.

— Где-то я уже это слышала.

— Я много совершил ошибок. Вероника — одна из них. Честно признаться, думал, это произойдет раньше. Но я даже успел увидеть тебя.

— Райан, я…

— Не извиняйся. Ты правильно сделала. Прости, что напугал тебя, и спасибо, что веришь, будто я когда-то был хорошим парнем. Не плачь.

Я смахнула с ресниц слезы.

— Лучше скажи, что любишь меня. Соври, Кайли. Я закрою глаза — и тебе поверю.

— Я люблю тебя. С той встречи в кабинете отца. Ты улыбнулся, представился — и с тех пор я не знаю, как жить, когда тебя нет рядом. Ты был первый, кто показал, что можно жить по-другому. Без страха, без насилия. Что можно спорить и ссориться, а потом просить прощения и мириться. Что можно ошибаться и исправлять ошибки вместе. Когда ты ушел, я постоянно спрашивала себя: что я сделала не так? Ты ведь обещал меня увезти. Я долго убеждала себя возненавидеть тебя. А получилось возненавидеть только себя.

— Прости, — его голос звучал едва слышно, больше похожий на шепот. — Я так и не отвез тебя к настоящему морю.

Мэнфорд вернулся прежде, чем я успела что-то сказать в ответ, и от него не укрылись мои блестящие от слез глаза.

— Он умирает, — произнесла я. — И не доживет до утра.

По лицу Мэнфорда пробежала тень.

— Я ничего не могу сделать. Он не может справиться. Может, нож был отравлен, может, он чем-то болен.

— Я знаю, — глухо откликнулся он. — Выйди. Мне надо попрощаться с сыном.

Чувствуя, как меня шатает, я вышла из комнаты и прислонилась к холодной стене в коридоре. Сколько раз я желала Райану смерти? Бессчетное количество. А теперь изнутри разрывало от боли. Он просил солгать, а я не сказала ни слова неправды.

Я научилась без него жить — тогда, в семнадцать. Убедила себя, что жизнь продолжается, и первая любовь — лишь глупость в череде прочих, как и всегда бывает. Но ведь знала, что он жив, что он, возможно, где-то счастлив.

А сейчас он умирает по моей вине. Если бы я не взяла тот нож, если б не желала так отчаянно спастись… Было бы лучше сотрудничать с Мэнфордом, ведь все равно в итоге я оказалась у него. Но тогда я смертельно боялась Лавреско. И позволила себе поддаться уговорам «К».