Наследник фортуны

Глава 2

Двуколка выбралась из города, проскочила предместья и помчалась по просёлочной дороге, стиснутой высокой, по пояс, колосящейся травой. Из-под копыт лошади летела пыль, а саму повозку изрядно трясло на кочках. Путь же нам освещал лишь лунный свет.

Я к этому времени уже окончательно перестал рефлексировать и принялся конструировать план. Он был довольно прост. В ближайшие дни мне нужно под каким-то благовидным предлогом покинуть семью Никиты, иначе они рано или поздно раскроют меня. А потом я займусь поисками нуль-перехода в свой мир.

Пока же двуколка преодолела несколько километров и чуть замедлилась на перекрёстке. Справа вдалеке угадывались очертания леса, а слева — прижалась к земле деревушка, которую практически не было видно за шторами мрака.

Гришка свернул на гравийную дорогу, и под колёса зашелестели камешки, а затем из тьмы вынырнул высокий кованый забор, за которым почти сплошной стеной росли могучие деревья с раскидистыми кронами, скрывающими от любопытных глаз территорию поместья.

— Авось Михей всё ещё ряху давит. Я его хорошо напоил. Он почти всю мою бражку вылакал, — с нотками печали проговорил Гришка.

Он остановил двуколку возле арочных ворот с горящим фонарем и ловко спрыгнул на гравий. Достал ключ, отворил заскрипевшую калитку и нырнул в небольшую сторожку, прикорнувшую под деревьями возле ворот. Вышел же он из нее с довольной миной на лице и кивнул мне. Дескать, спит Михей, только слюни пускает. Следом Гришка отворил ворота и вернулся в повозку.

— Ну, ваше благородие, поспешайте в свою опочивальню. А я верну двуколку в каретный сарай, да там, наверное, и заночую.

— Спасибо, Григорий, — поблагодарил я его и в раздумьях покинул повозку.

Крепыш погнал лошадь по одной брусчатой дорожке, а мне, видать, следовало идти по другой: широкой и прямой. Ну я и пошёл, глядя по сторонам.

По бокам высились ухоженные деревья и росла коротенькая трава. А чуть впереди мне встретился выключенный фонтан со статуей обнажённой женщины. Ещё дальше обнаружился таинственно поблескивающий прудик, а затем открылся вид на двухэтажное главное здание с колоннами, плоской крышей и двумя боковыми башенками. Все окна оказались черны и только возле парадной лестницы горел одинокий фонарь. Размах поместья впечатлял.

Я осторожно пошёл к дому, подозрительно поглядывая на античные статуи. Они двумя шеренгами вытянулись по бокам ведущей к особняку дорожки, залитой лунным светом. Между статуями порой встречались скамеечки. И на одной из них я вдруг заметил в тени какой-то силуэт. Это ещё что такое? Тоже статуя?

Внезапно силуэт порывисто поднялся и косолапо двинулся ко мне. Моя рука тут же рефлекторно метнулась к поясу, где должна была висеть кобура, да только пальцы цапнули лишь воздух.

— О-о! Явился! Я битый час тебя уже жду! Думал, что я не замечу твоего исчезновения, мерзавец?! Ты нарушил приказ отца! — яростно прошипел приблизившийся тучный брюнет в толстом халате. Его круглые, как у филина, зенки горели огнём, а мясистые пальцы сжались в кулаки.

— Так вышло… э-э-э… Василий, — жалко проблеял я, внезапно получив порцию воспоминаний Никитоса. Они-то и позволили мне сориентироваться.

— Вышло? Вышло?! — выдохнул он, скрипнул зубами и вплотную подошёл ко мне.

Брат оказался на полголовы выше Никиты, раза в полтора шире и весил как треть борова, хотя ему было всего двадцать лет. Нику же недавно исполнилось семнадцать.

— Угу, — расплылся я в заискивающей улыбке. Кажется, примерно так себя со всеми и вёл Ник. Тьфу, жалкий тип. Прогибался под всеми.

— Ты желал увидеть Александру Юрьевну?! Зачем, идиот? Ты для неё умер. Отец расторг уговор о вашей помолвке. Юрий Илларионович был в бешенстве! Благо, папенька уговорил его выдать Александру за Поля, иначе бы большая беда стряслась. А всё из-за тебя недоноска! — прорычал мне в лицо Василий, неожиданно сощурил глаза и выдохнул, колыхнув мягкими подбородками: — Откуда у тебя кровь на волосах? Кто тебя опять отделал?

— Упал, — вякнул я, не выходя из образа, хотя жутко хотелось сломать пятак этой свинье. Он даже пах беконом.

— Опять врёшь, собака! Немедля говори правду, иначе плетей всыплю!

Я наморщил лоб. Рассказать? Тогда придётся сдать Гришку, а он вроде нормальный парень. Жалко его подставлять. Отпираться? В таком случае велик шанс прокатиться на пиздюлях. Но второй вариант мне показался предпочтительнее. К тому же Василий на каком-то подсознательном уровне вызывал у меня стойкое отвращение.

— Не вру, — буркнул я и опустил взгляд. В поле моего зрения попали тапочки, в коих скрывались копыта хрюна.

— Лжец!

Пухлая ручонка толстяка внезапно метнулась к моей щеке. И тут сработали мои рефлексы. Я перехватил граблю Василия, до хруста вывернул её, а затем правой ногой ударил его в коленку. Нога урода тотчас подломилась. И он грузно упал на одно колено, огласив округу поросячьим визгом:

— Уи-и-и!

Повезло, что я быстро среагировал и зажал его рот. Визг перешёл в мычание. А мой взволнованный взгляд скользнул по окнам особняка. Они продолжали оставаться чёрными. Вроде никто не проснулся. Лишь где-то у ворот забрехали собаки, но практически тут же смолкли. Снова воцарилась тишина, которую нарушало лишь щебетание птиц в ветвях деревьев и мычание Василия. Пришлось отнять руку от его губ и сделать шаг назад. Не убивать же его…

— Ты… ты… — ошеломлённо выдохнул он, выпучив глазёнки. В них, скорее, царило громадное изумление, нежели боль. — Ты… ударил меня? Да как ты посмел поднять руку, пентюх?! Как у тебя храбрости-то хватило?

Василий с трудом выпрямился, сглотнул и посмотрел на меня так, словно увидел невероятный трюк, в котором бесхребетный поднял меч. Но уже в следующий миг губы парня изогнулись, брови сдвинулись в одну изломанную мохнатую линию, а лицо стало стремительно наливаться дурной кровью.

— Ничтожество, ты поплатишься за это! Ты забыл, кто я?! — прорычал он, брызжа слюной, и раскрыл толстую ладошку. Над ней появился шарик из рыжего дрожащего пламени, которое подсвечивало ряху Василия, делая её ещё более отталкивающей.

Мои мышцы напряглись, а по нервам пробежал разряд адреналина. Похоже, меня ждёт драка с магом. Ошалеть можно.

Однако свин вдруг тряхнул рукой, прогоняя огонь, а затем глумливо проронил: