Дали туманные

Красноморов переоделся в уличное платье, запер двери лабораториума и, вручив ключи привратнику, вышел на крыльцо. Мальчишки, как птицы на горсть зерна, кинулись к Василию, не отставая до тех пор, пока он не приобрел у каждого из них по две газеты.

На первой же полосе он увидел свою фотографию - Федька Ворон, Бог его не забудет, постарался на славу: Красноморов показался себе не столь пришибленным и помятым, как давеча в зеркале у Микеши, даже вполне приятным добрым молодцем с твердыми скулами и буйной вьющейся шевелюрой. Заголовок же статьи заставил его поморщиться: "Общественное мнение утверждает: извели!" И тут же примостилась скрюченная физиономия Гегемоны, как будто ей только что влили в рот горькой травяной настойки от желудочных колик.

Он просмотрел, приблизившись к уличному светляку, другие заголовки: "Смерть на излете" с портретом Букреева в обрамлении наводящей на грустные размышления гирлянды цветов, "Тайны Великого Совета". И снова собственное изображение в несколько уменьшенном виде, сопровождавшее статью, озаглавленную: "Доколе?!"

Красноморов спрятал в карман газеты и, еще не решив, будет ли возвращаться к себе в слободу, для начала отправился отужинать у Пимена, дабы заодно послушать, что люди говорят, а потом заглянуть к Ефросиньюшке - на душе после этих заголовков стало совсем муторно, хотелось получить добрый совет, да и тревога подсупала откуда-то, и усталость, и ночь бессонная давала себя знать.

7

Заночевал он у Ефросиньи, которая согласилась с тем, что в слободу, на ночь глядя, идти не резон, что вообще утро вечера мудренее, а следователь - он лицо подневольное, чей-то указ выполнял, допрашивая Красноморова, и если на Совете все было так, как Василий говорит, то никакой вины за ним нет, во всяком случае отраву в квас он подсыпать никак не мог - это Ефросинья Ярославна подтвердит, если потребуется, а насчет мысленного посыла, господи, ну это же несерьезно, чтобы биологический посыл, то есть излучение мозга, мог к смерти немедленной привести, это Гегемона додумалась.

- Впрочем, - заметила Ефросинья, - она не так уж и глупа, скорее представляется выжившей из ума, это удобно, а линию свою гнет и тебя, Вася, недолюбливает.

- За что же? - поинтересовался Красноморов.

- А за то! За давнее, когда ее младшая внучка глаз на тебя положила... Да, да, на тебя, Вася, а ты, эдакий кучерявый дуралей, даже и не заметил девкины страдания. Вот тогда уж Гегемона, видимо, все возможности колдовского воздействия использовала, чтобы младшенькой своей помочь. Да безуспешно, клиент невосприимчивый попался. Кстати, не в ту ли самую осень ее перекосило? Вот она и решила, - подумав, сказала Ефросинья Ярославна, - что у тебя своя собственная защита, и научную, так сказать, основу подвела.

- А ты этому веришь? - хмуро спросил Василий.

- Нет, конечно, - Ефросинья пожала плечами, - но камень-то в твой огород, Вася. А теперь она решила припомнить, очень удобный случай представился, сколько лет ожидала... Сторонники научной фольклористики, я думаю, теперь уже на щит поднимут Гегемонины наблюдения... Ну да ничего, Вася, все образуется... Ты, вижу, устал... Иди, отдыхай, в боковушке тебе уже постелено...

Утром Красноморов тихо, стараясь не скрипеть половицами, чтобы не разбудить хозяев, выскользнул на обдавший его снежной свежестью воздух. Позавтракал у Пимена, приняв из ручек любезной, но сегодня почему-то молчаливой Алексаши традиционный горячий калач. И пошел к себе в лабораториум, хотя уже предчувствовал - работа будет валиться из рук.

И когда телефон резкой трелью разорвал тишину пустого еще здания, Красноморов вздрогнул, как будто заранее знал, что ему обязательно будут звонить, но едва ли из следственного приказа. Там предпочитают живую связь: пара курсантов-молодцов, рысак, запряженный в санки - и в миг тебя доставят туда, где с тобой говорить пожелают. Услышав телефонный звонок, Красноморов даже обрадовался, несмотря на ужасную историю, в которую он попал. Принадлежность к Великому Совету продолжала сказываться - связи его не лишили. Пока. Или не догадались. Вряд ли его станут прослушивать - умишек не хватит. Однако на всякий случай он решил говорить языком малопонятным для тех, кто технарями себя не считает.

Звонил Каманин.

- Василий Егорыч! Приветствую! Жаль на Совете было не до разговоров... Не зайдешь ли в гости? Да хоть сейчас, если не особо занят... Показать кое-что надобно, а видик мой, сам знаешь, уже три года как без питания пылится... Жду...

Красноморову все одно не работалось и он решил не откладывать свой визит в биологический институт. Не предупреждая привратника, он выскользнул с черного хода и заскрипел по узеньким расчищенныи дорожкам через покрытый белоснежным пухом парк к добротным каменным палатам, где размещался лабораториум Каманина.

Хозяин встретил его у входа. После приветствия однако не предложил Красноморову войти, а наоборот, взявши, как давешние курсанты под локоток, повел еле прощупываемыми тропинками к лесу, к которому парк примыкал непосредственно и где нетерпеливо подрагивал маленький юркий вездеход.

Красноморов с Каманиным погрузились на жесткие холодные сиденья и водитель, знакомый Василию парень, осторожно двинул машину по узкой лесовозной дороге.

Вездеход подбрасывало на ухабах, несколько раз он выскакивал на полянки, круто разворачивался, вздымая снежную пыль, устремлялся в непролазную, казалось, чащу, где под слоем снега скрывались старые разбитые дороги, пару раз останавливался и водитель молча сверял местонахождение с картой. Наконец, фыркнув, вездеход замер и водительзаглушил мотор.

- Вылезаем, - сказал Каманин.

Красноморов выпрыгнул из вездехода и провалился в снег.

- Левее бери, - посоветовал Каманин.

Нащупывая присыпанный снегом твердый наст, они прошли метров десять и оказались у подножия невысокого холма. Красноморов заметил яму с оплывшими от времени краями.

- Смелее, - усмехнулся в бороду Каманин, - тебе же не впервой.

В глубине ямы чернел проем, засыпанный грязной снежно-земляной кашей. Спустившись, Красноморов увидел прямоугольное отверстие в рамке из заросшего рыжеватым мхом серого бетона.

Каманин зажег ручной светильник - то был не светляк, а натуральный старинный электрический фонарь с лампочкой - и жестом пригласил Красноморова следовать за собой.

Не впервой-то оно, конечно, не впервой, подумал Красноморов и, мысленно перекрестившись, нырнул в подземелье. Здесь ему прежде бывать не приходилось или, возможно, спускались с другого входа - собственной карты у Василия не имелось. Обычно, если его брали на подобные вылазки, то как бы за компанию, зная честность и неспособность сразу играть в несколько игр, а чаще как консультанта по разным приборам и аппаратам непонятного назначения.

Осторожно спустившись по крутой винтовой лестнице и миновав коридор, середину которого отметила намертво заклиненная обитая свинцовым листом дверь, Красноморов с Каманиным попали в просторное помещение. Лучи фонаря с трудом достигали серых, уставленных чем-то стеклянных стен, потолок же вообще терялся в темноте. Василию показалось, что над головой уходит в высоту купол, как в обсерватории у Иленьки.

На бетонном полу под ногами хрустело стекло. Конусообразный луч фонарика натыкался на столы, притулившиеся к закругленным стенам, высоченные стеллажи, на которых громоздились цилиндрические стеклянные банки и колбы разной емкости. Все это напоминало гигантский химический лабораториум. В холодном воздухе держался слабый запах некогда разлитых реактивов.

- Это, судя по всему, относилось к воееному ведомству. С размахом жили предки, - негромко произнес Каманин. - Целый город подземный отгрохали... Дверь ту... свинцовую... заклинило еще раньше, до нас... Видать, в спешке покидали, а может, кто-то и наведывался...

- Сколько же народу здесь работало? - спросил Василий.