Дали туманные

Предлагаемый вниманию читателя роман написан в 90-е годы совместно с покойной ныне А. Ассовской. Суконным языком рецензий, о нем можно было бы написать, что он "трактует с мягкой иронией некоторые распространенные в обществе идеалы". Что сохранялось тогда от этих утопичесих идеалов (окрашенных, разумеется, как это характерно для России, в несколько апокалиптические тона), и что осталось сейчас, вопрос особый - но из песни слова не выкинешь, да и прятать законченный текст от читателя не резон. Любопытно, что из сегодняшнего дня "Дали туманные" выглядят иронической параллелью к романам Н. Романецкого "Чародей Свет" (есть на этом сайте). Писался этот текст примерно в то же время, что и первая часть "Чародея". Разумеется, мы работали независимо друг от друга, но, видимо, в тематике было что-то, располагающее к иронии.

Соловьев С.В., Ассовская А.С.

ЧАСТЬ I

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

14

15

16

17

18

Соловьев С.В., Ассовская А.С.

Дали туманные

ЧАСТЬ I

КАК МОЛОДЫ МЫ БЫЛИ...

 Огромный город, не город - труп

 Где люди жили, растет трава,

 Она приснилась и не жива.

Был этот город густым, как лес,

Простым, как горе, и он исчез.

 Дома остались, но никого.

 Не дрогнут ставни. Забудь его.

 И. Эренбург

1

Погода не жаловала. Красноморов вошел в старую часть Города, и сразу же его резиновые галоши со стершейся от времени рифленой подошвой заскользили по влажному, покрытому слоем слякоти граниту. Из низких набухших облаков мучительно медленно падали крупные, как куриный пух, снежные хлопья.

Красноморов направлялся на Великий Ученый Совет, полноправным членом которого состоял в качестве директора одного из городских институтов. Он вполне сознательно не торопился поспеть к началу заседания. Первым в повестке дня значился доклад Бурова-Каурова, посвященный анализу частушек и прибауток, рожденных в дообновленческие времена ("по достоверным косвенным свидетельствам и вновь открытым источникам", как многозначительно сообщалось в программке, присланной Красноморову). Изучив сероватую бумажку, Красноморов поморщился. Изыскания Бурова-Каурова он считал несерьезными, никому и ничего не дающими. Второй вопрос "о пользе наук" вообще воспринимался как философический, поэтому, предвидя сводящую скулы скуку, Красноморов и шел нога за ногу, меся галошами слякотную грязь. В отдалении проползли сани, запряженные пегой лошадкой. Скрежетнув полозьями по голому камню, сани завернули к старому, как сам Город, особняку Великого Совета - главной городской власти со времен Обновления.

От природы Василию было свойственно думать просто и прямо, но все кругом словно в заговор вступили, и каждый прожитый год, и каждое продвижение по службе все дальше уводили его от того естественного состояния, в котором он, как ему казалось, находился в молодости, в бытность свою младшим научным сотрудником. А тут еще мода на старину, проникшие даже в обыденные разговоры всякие "зело" и "понеже"... И сам-то Василий приучился говорить затейливо, как богатыри в былинах, которые изучали фольклористы, но ему стоило немалых усилий поверить, что каждый выплетающий цветистые обороты собеседник и думает так же, как говорит... Притворство (ежели, как иногда думал Красноморов, речь шла о притворстве) было скорее зловещим, чем смешным.

Отвлекшись от невеселых дум, Василий заметил, что поравнялся с тяжелой дубовой дверью института Нетрадиционных Исследований. Увидев в этом перст судьбы, Красноморов остановился, затопал галошами, стряхивая с валенок снег. Он вдруг сообразил, что у него есть дело к Ефросинье. Почему бы не заглянуть, раз уж оказался рядом. Да и время пройдет не без пользы.

Красноморов потянул за медную ручку неподдающуюся дверь, которая, нехотя приоткрывшись, пропустила его вовнутрь. В институтских сенях было полутемно. Красноморов остановился, давая глазам привыкнуть.

В привратницком закуте, освещенном единственной свечкой, клевала носом над толстой, закапанной воском книгой старуха Марковна. Пламя свечи качнулось на сквозняке. Длинный старушечий нос зашевелился, вбирая в себя воздух, и хозяйка его, пробудившись, подняла голову.

- Русским духом запахло. К кому путь держишь, мил человек?

- К Ефросинье Ярославне, баушка, - стараясь быть приветливым, сказал Красноморов. - Нешто не признала?

- Много вас тут ходит. Я те не баушка. Я при исполнении, - строго выговорила Марковна. - А насчет Ефросиньюшки, поглядим, на месте ли она. Время-то послеобеденное.

Марковна ткнула костлявым пальцем в небольшой пульт справа от себя. Зажегся дисплей, и на пыльном экране появилось круглое девичье лицо.

- Доча, сама-то на месте? - спросила Марковна.

- На месте, на месте, - ответил низкий грудной голос Ефросиньиной подручной Акулины.

- К вам тут гость, доча.

- Так давайте его сюда.

Экранчик погас. Электричество и здесь экономили.

Красноморов шагнул вперед к еле угадываемому неосвещенному коридору, но старуха, слишком уж серьезно относившаяся к "исполнению обязанностей", остановила его. Красноморов споткнулся на ровном месте о какую-то невидимую закавыку и с трудом удержался на ногах.

- Как к девке на свиданку, ей-богу, - хрипло хихикнула она. - Посветить надо. Место пристуственное.

Вдоль стены вспыхнула цепочка тусклых светильников.

- Иди, пока светляки горят... Пята дверь по праву руку...

Дело, по которому Красноморов решил заглянуть на огонек к Ефросинье Ярославне, было достаточно пустяковым и неспешным, просто увидев в хороводе снегопада знакомую дверь из мореного дуба, он нащупал в кармане сверточек с резистенсами, на которых из-за давности изготовления разобрать идентификационные обозначения возможности не представлялось, и вспомнил о том, что Ефросинья, добрая душа, с удовольствием отмаркирует завалявшиеся детали, да и вообще рада будет видеть его.

- ... Ну, Василий, присаживайся да рассказывай...

Ефросинья Ярославна в длинном, застегнутом на спине халате с начинающей седеть, обмотанной вокруг головы пышной косой, устроилась напротив Красноморова и приготовилась слушать.

Рассказывать, в общем, было нечего. Красноморов вынул из кармана упакованные в холщевинку резистенсы и молча показал их Ефросинье. Та, вооружившись лупой, внимательно осмотрела крохотные красные и зеленые цилиндрики с растрескавшейся краской и, покачав головой, произнесла:

- Да... Похоже, гигаомные... Однако не понимаю, зачем они тебе, Василий? Ну скажи на милость... Они же требуют высоких напряжений, а где ты их возьмешь? Где, как друг тебя спрашиваю, ты найдешь для них источники питания? Да и контакты обломаны... Лучше оставь эти резистенсы у меня. А я что-нибудь придумаю. Так сохраннее будет и тебе спокойней. Да и на что они тебе дались? На всякий случай, говоришь? Я так и думала... Все мы нынче запасливые...

- Чайку пожалуйте,- подручная Акулина поставила на край лабораторного стола, покрытого льняной салфеткой, пузатый заварочный чайник и чашки. - Варенья или пастилы яблочной, Василий Егорыч?

- Давай все, что есть в доме, Жаклина. Без церемоний. От каравая где-то еще оставалось,- распорядилась Ефросинья. - Мужиков кормить надобно - надежда человечества...

- Жаклина вот уходить от меня надумала, - сказала за чаем Ефросинья. - А что? Дело-то молодое. Ее мистическая фольклористика поболе физики интересует. Они там со Скрыбниковым Антоном, да и другие добры молодцы примкнули, научну базу подбивают. Дескать, есть рациональное зерно во всех мистических прогнозах, приметах разных, которых пруд пруди. У них это называется - управление энтропией системы. Ну, отдельной подсистемы, - Ефросинья перехватила укоризненный взгляд Жаклины-Акулины, - если точну быть... А вот механизм явления? А? Механизм явления их совершенно не интересует...