Страница 47 из 60
И что бы ни случилось, я поняла, что сделаю все, что могу, для него. Между нами еще так много недомолвок, ведь я еще не ответила Кейму на признание. Догадывается ли он?
Я должна была сказать ему об этом как можно скорее, ведь сама знала, каково это, гадать о чувствах, когда влюблен. Даже если он догадывается о моей любви, он даже не представляет, как сильно я дорожу им.
Когда карета остановилась, я вспомнила, что мы не одни, и отвела взгляд от своего жениха. Настоящего, любимого, того, в ком я не сомневалась. Это придавало сил и уверенности, даже когда я вышла и окинула взглядом знакомые стены.
— Уверен, что она в порядке, — постарался подбодрить Адриан. Он действительно выглядел уверенным, в то время как у меня внутри все тряслось.
Марка в лечебнице знали, нас встретили уже на входе. Дежурный целитель ответил, что моя сестра еще не просыпалась. А также сообщил, что она находится в палате вместе с Пэгги.
— Но она ведь не маголишённая? — я почувствовала, как пересохло в горле от страха. Неужели Маргарет лишилась магии?
— Нет, — тут же ответил Адриан, дотронувшись до моего плеча. — Я приказал их разместить вместе, ведь они обе в опасности. Я оплачиваю услуги стражей для Пэгги, это целесообразно.
— Думаю, мои ребята справятся не хуже, Кейм, — хмыкнул Марк.
— Им не помешает помощь, — настоял Адриан.
Его забота о моей сестре и любимой нянюшке вновь подтвердили, что мужчина мне достался удивительный.
Я выдохнула от облегчения. Мы преодолели коридор и быстро оказались у знакомой комнаты. Прямо перед входом я застыла, и никто из мужчин не торопил. Они ждали, пока я наберусь смелости.
Глубоко вздохнув, я сделала шаг вперед, толкнув перед собой дверь. Стоило только войти, и сердце подпрыгнуло в груди. Ведь я увидела спину Маргарет — она сидела рядом с кроватью Пэгги.
Услышав, как открылась дверь, младшая сестра повернулась вполоборота. И сделала меня еще счастливее. Настолько счастливой, что я готова была рыдать от счастья.
Ведь помимо голубых глаз сестры на меня смотрели родные глаза моей нянюшки.
27
Маргарет Ле Фокс
Говорят, что люди никогда не бывают одиноки в своих бедах. Глядя на то, как Эндрю Ларсон пытается вернуть расположение моей старшей сестры, я понимала его как никто другой.
Жаль, что в льдисто-синих глазах совсем не было прощения. Возможно, бедолаге Эндрю не повезло еще и с тем, что Элеонора уже была влюблена и надобность в нем отпала. Впрочем, и во мне, увы, она больше не нуждалась.
Трус. Сказала бы я еще год назад, глядя, как Эндрю жалуется. Но сейчас, сравнивая его поступок, понимала, что не всем, увы, рождено родиться храбрыми и благородными. Некоторые идут на поводу у своих худших чувств, а после жалеют об этом всю жизнь. Я бросила Элеонору в момент, когда она нуждалась во мне больше всего.
Стоя на пороге, смотря на ее слезы, как она трясется от страха и не знает, что делать дальше, я бросила ее, потому что сама боялась сильнее.
И хотя всю дорогу от дома до тетушки я рыдала, вспоминая глаза старшей сестры, мои слезы не могли оправдать предательства, которое я совершила.
Но я не сразу приняла решение уехать от Элеоноры. В то время как сестра оплакивала родителей и ничего не понимала от горя, Фабия часто отмечала, что именно на мне лежит груз ответственности за титул родителей.
— Вы будете жить впроголодь, милая, — ласково говорила она, и ее голос так напоминал голос мамы, — больше не будет служанок, не будет балов и даже званых вечеров. Не будет платье или женихов. Не будет ничего. Думаешь, твоя матушка хотела бы этого?
— Но она всегда говорила, что мы сестры и должны помогать друг другу… — возражала. Как мне не хватало любимой матушки, чтобы понять, что правильно, а что нет.
— Маргарет, ты не можешь помочь Элеоноре, — проводила она руками по моим волосам, как делала и мама. — Но ты такая красивая, будешь год жить у меня. Я представлю тебя знатным мужчинам, ты выйдешь замуж и тогда будешь финансово содержать сестру. Но сейчас ее я забрать не могу, ты ведь не глупая девушка, понимаешь…
Я слушала и не слышала. Должно быть, я просто не хотела слышать, как меня обводят вокруг пальца. Ведь так было удобнее.
Я боялась оставаться с Элеонорой. Матушка всегда подмечала, что я капризна. Отец шутил над тем, как я избалована. Они говорили это по-доброму, потому что любили меня. Но я понимала, что это недостатки, с которыми в обычном мире не выжить.
Я даже не знала, как приготовить еду. Потеря кухарок приводила меня в дикий ужас. Словно почва под ногами проваливалась.
Думать о будущем я начала раньше Элеоноры и поняла, что скоро нам не на что будет даже покупать еду. Светлые духи, мы обе не знаем, что делать после отъезда тети! И как бы я ни старалась оправдать себя тем, что была еще ребенком, причиной побега стала именно трусость. Ведь и Элеонора была старше меня всего на год.
Но жизнь с тетей оказалась куда тяжелее, чем я предполагала.
Фабия оказалась отвратительным человеком. Не такой, как леди Корсен, которая часто задавала неуместные вопросы. И не такой, как герцогиня Вилс, которая вела себя, на мой взгляд, слишком высокомерно. О, нет. Фабия была змеей, которая умело притворялась кроликом.
Она дала понять мне мое место с порога. Стоило войти в богато обставленный дом, как мне сделали замечание, что я испачкала подол и разношу грязь.
— Ты прямо как твоя мать, она тоже была очаровательным поросенком, — сказала Фабия, а после улыбнулась. Замечание больно ударило по мне, я велела себе не выказывать эмоций, говоря, что так Фабия переживает горе. Но горя в ней не было. И это было только начало.
Она ненавидела меня и ненавидела наших родителей. И почему я не поняла этого сразу? Она выбросила почти все вещи матери и отца в момент моего отсутствия.
— Фу, Маргарет, не плачь, у тебя трясется подбородок как у старухи, это отвратительно, — говорила она.
Вскоре мне было запрещено говорить о том, что мне грустно, потому что ее это утомляло. Запрещено писать стихи, так как это занятия не для леди. И запрещено плакать, так как ее это раздражало. Я должна была веселить ее своей глупостью и очаровательной улыбкой. И я делала это, играла роль дурочки, ради того чтобы меня любили. Ведь больше у меня никого не осталось. Даже Элеоноры.
— Она обязательно должна что-то написать, — с надеждой спрашивала я, зная характер старшей сестры. Элеонора эмоциональная, не умеет сдерживать гнев, всегда говорит прямо.
— Она и строчки не написала, ты ведь ее бросила, Маргарет. Я бы тоже писать не стала, — спокойно отвечала Фабия, намазывая очередной тост джемом. Ее слова вызывали удушающий приступ слез, которые я старалась сдержать.
— Но я помогу ей, когда выйду замуж…
— Может, ей не нужна твоя помощь, — пожала она плечами. — Как и ты. Я думаю, что ты ей просто не нужна. Она вместе с женщиной содержит лавку и живет хорошо. Видишь, Маргарет, у нее нет потребности в тебе.
— У меня больше никого нет, — понимала я.
— Не волнуйся, Маргарет, я тебя не брошу. Запомни, ты никому не нужна, кроме меня, — словно читала мои мысли Фабия.
И я поверила в это. Терпела оскорбления и колкие замечания. Ведь я никому больше не нужна, а значит, должна терпеть.
Но в душе я надеялась, что верну расположение сестры удачным браком. Это снова была трусость. Подобно Эндрю, я ходила вокруг, не делая ничего.
День за днем я представляла, как вернусь с состоянием, и тогда Эли обязательно поймет и простит меня. Ведь тогда я буду ей нужна.
Когда мне становилось грустно, я часто разговаривала с родителями. Ведь верила, что их светлые души рядом и оберегают меня. Что они не бросили и, когда я плачу, матушка гладит меня по голове, а отец подбадривает самыми правильными словами.
Это помогало мне держаться. И после ночей, полных слез, я вставала с кровати, натягивала улыбку и снова играла свою роль.