Страница 12 из 32
– О, мистер Мэннинг, кто же эта прекрасная леди? – спросил мистер Холдсворт.
Он услыхал последние слова, внезапно нарушив наш tête-à-tête и тем самым немало смутив нас обоих. Как ни странен был предмет нашего разговора, мой отец, человек простой и прямодушный, не стал скрывать правды.
– Я рассказал Полу о предложении, которое получил, и о возможностях, которые оно перед ним открывает…
– Возможности эти поистине заманчивы, – сказал мой патрон, – но я не думал, что у них «прехорошенькие губки».
– Вы шутник, мистер Холдсворт, – ответил отец. – Когда вы вошли, я как раз говорил Полу, что, если б он и его кузина Филлис Хольман понравились друг другу, я не стал бы чинить им препятствий.
– Филлис Хольман? Дочь того самого фермерствующего священника, который живёт в Хитбридже? Выходит, что, позволяя вам, Пол, часто делать родственные визиты, я способствовал соединенью двух сердец? Сам я ничего об этом не знал.
– Здесь и нечего знать, – проговорил я, стараясь не выказывать всей своей досады. – В наших сердцах не больше любви, чем может быть между сестрою и братом. Я сказал отцу, что не гожусь Филлис Хольман в мужья: она выше и умней меня, а я хотел бы, когда настанет время, обзавестись женой, которая будет уступать мне и ростом, и образованием.
– Так, стало быть, это о её хорошеньком ротике вы давеча говорили? А я, признаться, полагал, будто женская красота несовместна с умом и учёностью. Но прошу прощения, что нарушил вашу приватную беседу. Я пришёл к мистеру Мэннингу по делу.
Предметы, о которых отец толковал с моим начальником, в ту пору мало меня занимали, и я всё думал о давешнем разговоре. Чем дольше я размышлял, тем отчётливее видел, что чувства мои именно таковы, как я их описал. Я горячо любил Филлис Хольман как сестру, но не мог вообразить её своею невестой. Нет, она никогда бы не снизошла (лучшего слова не найти) до того, чтоб стать моей женой. Из раздумий о том, какова должна быть моя будущая супруга, меня вывели слова отца, с теплотою отзывавшегося о мистере Хольмане как о человеке неординарном и достойном всяческих похвал. Я не знал, почему беседа о диаметре ведущего колеса (таков был первоначальный её предмет) настолько переменила своё русло, но одно я видел отчётливо: отцовские речи пробудили в моём патроне любопытство.
– Отчего же, Пол, – произнёс он почти укоризненно, – вы никогда не говорили мне, до чего удивительный субъект – ваш родственник-пастор?
– Возможно, сэр, я и сам не вполне это понимал, – ответил я, – но если и понимал, то не думаю, чтобы вы стали слушать меня, как моего отца.
– Здесь вы, пожалуй, правы, старина! – рассмеялся мистер Холдсворт, и в тот момент я в который раз подивился приятности и живости его лица.
Хотя тем вечером я немного сердился на своего начальника (за то, что он вошёл так внезапно и услыхал простодушные излияния моего родителя), его весёлый заразительный смех мгновенно вернул ему прежнюю власть надо мною. Но даже не случись этого тотчас же, мистер Холдсворт непременно занял бы свой пьедестал назавтра, когда после отъезда моего отца заговорил о нём со мною с таким уважением и так искренно восхищался его великим изобретательским даром, что я не смог скрыть своего волнения.
– Спасибо, сэр! – вырвалось у меня. – Я вам глубоко признателен!
– Ну что вы! Право, не за что. Я не говорю ничего, что не соответствовало бы истине. Ум вашего отца – бирмингемского рабочего, самоучки, как сказали бы многие, – никто не шлифовал, не подкреплял преимуществами, какими снабжают нас путешествия и обширные связи. Он сам отливал свои мысли, как сталь, сам сделал себе имя и состояние, но притом не утратил прямодушия и простоты. Мне трудно бывает сохранять спокойный вид, когда я думаю о том, сколько денег потрачено на моё обучение, сколько городов я объездил и сколько книг прочёл, не сделав после всего этого ничего такого, о чём стоило бы говорить. Должно быть, в вас течёт какая-то особенная кровь? Ведь и родственник ваш, мистер Хольман, сделан, по-видимому, из того же теста.
– Но наше родство с ним не кровное. Он муж кузины моей матери.
– Вот как? Это рушит всю мою теорию. И тем не менее я хотел бы познакомиться с пастором.
– О, вам непременно будут очень рады на Хоуп-Фарм! – с горячностью произнёс я. – Сказать по правде, мистер и миссис Хольман уже не раз просили меня вас привести, однако я боялся, что вы сочтёте их скучными.
– Отнюдь! Только сейчас я и в самом деле не смог бы поехать, даже если получил бы приглашение. Мне предстоит отправиться в ***скую долину по поручению *** компании, чтобы осмотреть местность и определить, пригодна ли она для строительства железнодорожной ветви. Эта работа, вероятно, отнимет немало времени, и здесь я смогу бывать лишь наездами. Однако в моё отсутствие вы прекрасно со всем справитесь. Единственное, что выше ваших сил, – это помешать старому Джевонсу напиваться в стельку.
Далее мистер Холдсворт стал давать мне указания по руководству людьми, занятыми на строительстве нашей линии, и ни в тот день, ни в последующие несколько месяцев мы не возвращались к разговору о посещении Хоуп-Фарм. Долина, куда он вскоре отправился, была сырым и тёмным колодцем, где даже в разгар лета солнце скрывалось за горами к четырём часам пополудни. Вероятно, именно климат стал причиной тому, что в начале нового года мистер Холдсворт тяжело заболел и лежал в лихорадке на протяжении многих недель, которые сложились в месяцы. Его единственная родственница, замужняя сестра, приехала из Лондона ухаживать за ним. Я тоже по мере возможности бывал у него, привозя с собою «укрепляющие вести», как называл он мои сообщения о ходе работ, которыми я, признаюсь без ложной скромности, довольно успешно руководил в его отсутствие. Дело двигалось медленно, но верно, что вполне отвечало интересам компании в пору всеобщего застоя, когда деньги стали цениться на вес золота. Как и следовало ожидать, мой досуг теперь существенно сократился, и всё же изредка я наведывался на Хоуп-Фарм, где меня радушно встречали и всякий раз спрашивали о состоянии здоровья мистера Холдсворта.
Наконец (если память мне не изменяет, это было в июне) мой начальник окреп настолько, чтобы возвратиться в элтемскую квартиру и снова взять на себя часть своих прежних обязанностей. Миссис Робинсон, его сестра, несколькими неделями раньше уехала в Лондон, так как разболелись её дети. Я видел мистера Холдсворта лежащим в маленькой гостинице в Хенслидейле в разгар его болезни, и всё же именно здесь, в Элтеме, в прежней обстановке, я в полной мере ощутил произошедшую с ним перемену, которая огорчила меня до глубины души. Прежде тот, кого я так любил и кем восхищался, был речист, жизнерадостен, решителен и энергичен. Теперь же его здоровье пошатнулось настолько, что от малейшего усилия он становился молчалив и падал духом. Любое решение давалось ему с трудом, а задумав какой-либо шаг, он, казалось, не находил сил для осуществления своего замысла. Безусловно, всё это было более чем естественно для человека, перенёсшего тяжкую болезнь и не вполне ещё от неё оправившегося, но я, за неимением опыта, крайне встревожился и, вероятно, излишне сгустил краски, говоря о состоянии мистера Холдсворта с добрыми обитателями Хоуп-Фарм. Откликнувшись на мой рассказ со свойственной им серьёзностью и простотою, Хольманы немедленно предложили то единственное, чем могли помочь.
– Привезите его сюда, – сказал пастор. – Наш воздух благотворно влияет на здоровье, особенно сейчас, в июне. Дни стоят тёплые, и мистер Холдсворт сможет прогуливаться в лугах. Ароматы цветов и трав лечат лучше любых снадобий.
– А кроме того, – вставила миссис Хольман, с трудом дождавшись, когда её муж договорит, – скажите ему, что у нас всегда есть свежайшие яйца и сколько угодно молока. Дейзи, по счастью, недавно отелилась, а молоко у неё не хуже, чем у других коров сливки. Мы приготовим клетчатую комнату, где по утрам бывает так солнечно!
Филлис ничего не сказала, но, судя по выражению её лица, заинтересовалась прожектом не меньше остальных. Я не заставил себя долго уговаривать: уж очень велико было моё желание познакомить своего патрона с Хольманами. Вернувшись в Элтем, я тут же передал мистеру Холдсворту их предложение, однако он оказался слишком утомлён дневными заботами, чтобы захотеть утруждать себя визитом к чужим для него людям. К моему разочарованию, приглашение было скорее отвергнуто, нежели принято. Но к утру в настроении моего начальника произошла перемена: он извинился за вчерашнюю нелюбезность и сообщил о своём намерении поскорее собрать вещи, чтобы уже в ближайшую субботу отправиться на ферму.