Ты моя одержимость

- Думаешь, будет тяжелее отказаться, если надену? - вздергивает бровь. - Слишком сильно бросается в глаза. Таким булыжником и прибить можно.

Кольцо садится словно влитое, подчеркивает хрупкость длинных и тонких пальцев. Идеальные руки. Дьявол, да вся она такая. Идеальная. И при этом настоящая. Живая. Искренняя. Светится изнутри. Искрится.

- Красивая, - заявляю я.

- Да, симпатично, - кивает и на кольцо поглядывает, пальчиками играет, сгибает и разгибает, наблюдает за преломлением солнечных лучей. - Только драгоценности обходятся в безумные суммы. Завязывай с такими сюрпризами.

- Я не про них.

Ника отрывается от изучения камня и смотрит на меня. Улыбается, за секунду до души добирается. Кровь толкает по венам сильнее, мощнее, отражает удар за ударом.

- Ты красивая, - говорю и вниз опускаюсь, обнимаю ее колени, задираю платье, чтобы до голой кожи добраться и губами прижаться, вобрать тепло. - И ты даришь мне столько всего, что гораздо важнее денег. Эти жалкие побрякушки просто ерунда.

Она вплетает пальцы в мои волосы. Один жест до дрожи пробирает, током пробивает, раскалывает на куски. Хорошо с ней? Нет. Охренительно. Охуенно. Так больше нигде, никогда не бывает. Только здесь. Рядом с моей богиней.

Я прижимаюсь щекой к ее животу. Прислушиваюсь. Нутро тепло заливает. Ловлю там чужой пульс и дурею от счастья. Хотя почему чужой? Наш. Общий.

- Сегодня малыш ведет себя подозрительно тихо, - говорит Ника.

- На выход собирается.

- А ты еще не смотрел? - спрашивает она и, помедлив, прибавляет: - Мальчик или девочка. Интересно же.

- Нет, мы ведь договорились, - усмехаюсь.

В начале решили: вместе узнаем, когда придет время. Врачи только про состояние здоровья докладывают. Ребенок развивается нормально.

- Да, - роняет тихо, проводит ладонями по животу. - Но ждать тяжело. Любопытство разбирает.

Я накрываю ее руки своими.

- Скоро получим ответ.

Раздается стук в дверь.

Я с трудом заставляю себя оторваться от моей девочки и направляюсь за вторым сюрпризом. Уверен, он впечатлит ее больше украшений.

- Тимур, - возмущенно бормочет она, увидев в моих руках очередную коробку. - Я же не шучу. Серьезно! Хватит подарков.

- От такого ты не откажешься, - оскаливаюсь.

- Откажусь, - заявляет твердо.

Я избавляюсь от внешней упаковки.

- Уверена?

Вкладываю картонный прямоугольник в дрожащие пальцы Ники. Наслаждаюсь тем, как расширяются ее глаза.

- Ты что, - сглатывает она. - Заказал это из Италии?

- Пробуй.

- Боже, - шепчет. - Ты ненормальный.

Быстро открывает маленькую коробку. Смотрит сперва внутрь, потом на меня и обратно. Всхлипывает, шумно втягивает воздух, прикрывает глаза на пару мгновений, а дальше опять в меня взглядом впивается.

- Тирамису, - бросает и губу закусывает. - Это тот самый десерт, который я ела на площади Святого Петра. Тогда мы собирались в музеи Ватикана, но... Господи, ты настолько хорошо все помнишь?

- Я помню то, что важно.

-Т-ты...

- Попробуй, - подаю ей ложку. - Вдруг сейчас будет не так вкусно, как раньше.

- Сейчас вкуснее, - улыбается она. - И я не про десерт.

Берет ложку, погружает в тирамису, после смыкает вокруг нее губы. Зажмуривается от удовольствия. Облизывается.

Точно. Теперь реально вкуснее. Острее. Горячее. Сам не представляю, как умудряюсь сдерживать порывы. Зацеловать бы ее. Заобнимать. Зажать в руках будто в тисках.

Но мне и так круто. Кайфово смотреть, как она стремительно расправляется с десертом, как мелькают маленькие жемчужные зубки, как показывается кончик розового языка.

Обалдеть. Нутро нежностью заливает. Затапливает.

Одурительная она. Моя Вероника.

- Прости, - шепчет и ресницами хлопает, смотрит на опустевшую коробку. - Я не поделилась. Я вообще, не понимаю, как все это настолько быстро съела. Ужас.

- Отлично, - подаюсь вперед и слизываю остатки десерта с ее губ. - Не забывай, у меня здесь свои вкусности. Покруче всяких там тирамису.

- Ой, - она вдруг хватается за живот.

- Что такое?

Коробка летит на пол. Ложка откатывается с бряцающим звуком.

- Тимур, - шепчет моя девочка, и слезы стекают по ее щекам. - Началось.

+++

Ника пытается вытолкать меня из палаты. До последнего. Шипит. Когти выпускает. Бунтует моя Мурка.

- Мужчинам тут быть нельзя, - бормочет и пробует оттолкнуть.

- Почему?

Я останавливаюсь позади, обнимаю ее за плечи, склоняюсь и чмокаю в макушку, жадно вдыхаю родной запах.

- А то ты не понимаешь, - фыркает.

- Не понимаю.

- Мужчине такое видеть не надо.

- Какое - такое?

- Да ну все «это»!

- Сейчас партнерские роды в моде.

- Парт... - запинается и вскрикивает, содрогается от очередной болезненной схватки, а потом чуть отходит и сердито стрекочет: - Что ты мне зубы заговариваешь? Уходи!

- Нет.

-Тимур!

Откидывается на подушку. Глазами сверкает. Разъяренная. Взъерошенная вся. Взмокшая. Раскрасневшаяся. Выглядит так, будто придушить меня готова.

- Ника, я останусь здесь, - говорю и руки ее перехватываю. - Рядом.

- Кошмар, - выдыхает сдавленно. - А если я скажу, что мне неприятно? Ты не должен видеть меня в таком ужасном состоянии.

- Ты от боли орешь, а я за стенкой должен торчать? - спрашиваю прямо. - Ну нет, не покатит, ни при каких раскладах. И вообще, я уже принимал роды однажды. Там за секунду ребенок вылетел.

- Подожди...

Она морщится, а потом кричит так, что я решаю забить на новых детей. Достаточно нам одного ребенка. Сын же родится. Чувствую. Наследник рода Асадовых, вот и нормально. Хотя я бы еще девчонку хотел. Копию моей Ники. И потом одну девочку можно. Ну, чтоб первая не скучала. А дальше снова бы пацана. Только теперь наблюдаю гребаные роды и быстро пересматриваю план. Второй раз такое не вытерплю. Без того на грани. Желал бы долбаную клинику расколотить под ноль. Всех врачей и медсестер грохнуть. Но вряд ли это поможет. Челюсти сжимаю, зубами скрежещу.

Дьявол, хочу всю ее боль забрать. До капли. Хочу! А ни черта не выходит. Ощущаю тупое бессилие. Глухая ярость душит. Злоба берет за то, что ни хрена не могу сделать.

- Резник, - шепчет Ника.

- Чего?

- Он говорил про эту историю, - роняет тихо, дрожит и снова вскрикивает, всю душу воплем продирает, наизнанку выворачивает.

- Да, было дело, - киваю. - На пару с ним роды принимали.

Дальше болтаю. Сам толком не разбираю, что именно заряжаю. Просто отвлечь пытаюсь. Шутки дурацкие отпускаю. Языком полную чушь мелю, крепче мою девочку обнимаю.

Она трепещет. Тужится.

Я вижу, как лопаются сосуды под гладкой белой кожей, как напрягаются и дико бьются вены, которые оплетают хрупкое горло. Пот льет градом. Глаза закатываются.

Затыкаюсь. Да она уже и не слушает. Что тут вообще сказать можно?

Блять. Реальное пекло. Кровавый ад. И я бы мечтал помочь, выдернуть ее из безумной пытки. Но остается только молча обтекать.

- Ника, - рык из груди рвется. - Я тебя люблю.

Она стискивает мои ладони. Дико вопит. Содрогается особенно сильно. А потом затихает. И тишину разрезает пронзительный детский крик.

Пацан.

Я знал. Конечно, знал. Но...

- Тимур, - выдает она напрочь сорванным голосом, закашливается, прочищает горло и продолжает: - Это мальчик. Наш мальчик. Да?

Я разжимаю пальцы и отпускаю нежные плечи, только чтобы взять ребенка на руки, поднести вплотную и показать Нике.

- Мальчик, - выдыхает и улыбается. - Сыночек. Наш малыш. Господи, я не верю, не верю, что это все происходит по-настоящему, а не во сне.

Пацан характер показывает. Кидает боевой клич снова и снова. Пусть все знают, что будущий хозяин мира на свет появился.

- Ты плачешь, - говорю я, прохожусь пальцами по щеке моей богини, вытираю крупные капли.

Обзор затуманивается. Странно. Моргаю и вдруг понимаю: вода по лицу льет, точно ливня порыв хлестанул. Хрень какая-то. Глюк.