Великий крестовый поход

Но подумал Ванимен совсем о другом. Вахтенный матрос, которого он убил, чтобы захватить корабль, человек, не заслуживший подобной судьбы, проклял его перед смертью, призвав Всевышнего и своего небесного заступника… Ванимен никому об этом не сказал. И не собирался говорить.

Если корабль пойдет ко дну… Взгляд Ванимена задержался на палубе. Большинство его соплеменников погибнет – и прелестные девы, дарившие и принимавшие столько радостей, и дети, которым только предстоит узнать, что такое истинная радость жизни. Сам он, может, и доберется до какого-нибудь чужого берега, да только ради чего?

Но хватит. Надо сделать все, что в его силах. И какую бы долгую жизнь ты ни вырвал у судьбы для себя, никому еще не удавалось избежать сетей Рен.

Ванимен послал в море мальчика передать самым сильным мужчинам, чтобы они поднялись на корабль по веревочной лестнице, а сам тем временем принялся обдумывать необходимые команды. Наконец-то его соплеменники научились быстро подчиняться приказам капитана, что для его расы стало явлением прежде совершенно неслыханным. Но опытных моряков из них так и не получилось, да и познания самого капитана широтой не отличались.

Помощники прибыли как раз вовремя. Брать рифы на парусе при непрерывно усиливающемся ветре оказалось невероятно тяжело. Парусина и снасти, обдирая ладони, запятнались кровью моряков, а волны, заливая неповоротливую посудину, искали себе жертву. Пассажиров не раз смывало в море. Погиб ребенок, ударившись головой о швартовую тумбу. И хотя смерть была привычна для морского народа, Ванимен еще не скоро забудет это зрелище, как не забудет лицо матери, прижавшей к груди искалеченное тельце и кинувшейся с ним в море, – вдруг оно окажется милосерднее?

Ванимен знал, что подобные мысли опасны. Вода обнимает, укрывает от солнца и непогоды, кормит, но она же высасывает из тела тепло, потерю которого может возместить только обильная пища, а в морских глубинах рыщут бесчисленные убийцы. Он велел сбросить за борт канаты – вцепившись в них, пловцы смогут некоторое время отдохнуть, если у них не хватит сил подняться на борт, а заодно не дадут им потеряться в море.

К этому времени шторм уже почти настиг корабль. Ванимен перешел на корму. Там, под навесом кормовой надстройки, у румпеля стояли двое рулевых. Сейчас их работа несколько облегчилась – нужно было лишь позволять ветру увлекать корабль за собой. Ванимен дал рулевым несколько советов, пообещал вскоре сменить и отошел. В кормовой надстройке имелись две крошечные каютки, по правому борту для капитана, по левому для офицеров. В пути ими редко пользовались – люди моря не любили тесноты, но сейчас Ванимену захотелось ненадолго укрыться от стихии. Он распахнул дверь капитанской каюты.

На прикрепленной к потолку цепи, испуская тусклый свет и густую копоть, раскачивалась лампа. Кто ее зажег?.. Стон заставил его бросить взгляд на койку. Там тесно сплелись Ракси и молодой Хайко.

Мешать любящим считалось невежливым. Ванимен принялся ждать, прислонившись к переборке и с трудом сохраняя равновесие, – корабль болтало с борта на борт, – и холодно изумляясь тому, какая ловкость требовалась от любовников в подобных условиях. Над изголовьем койки висело распятие, а в ногах, где его мог видеть лежащий человек, находилось изображение Святой Девы – грубо нарисованное и с трудом различимое, но выражение ее глаз было поразительно нежным. Святые образы не отвернулись от Ванимена, ведь каюта не церковь, куда он осмелился войти, разыскивая Агнете, но он вдруг заново ощутил всю странность и неуместность своего пребывания на корабле.

Увлекшаяся пара, одновременно вскрикнув, замерла. Вскоре они заметили Ванимена. Хайко смутился, Ракси улыбнулась, помахала рукой и освободилась от партнера.

– Почему вы в моей койке? – потребовал ответа Ванимен, перекрикивая вой ветра, треск грома, рев волн и стоны деревянного корпуса.

– Все другие заняты, – ответила Ракси. – Мы ведь не знали, что ты придешь или станешь возражать.

Покраснел Хайко или ему показалось?

– Было бы… глупо… заниматься этим в воде, – пробормотал юноша. – Мы могли бы потерять корабль из виду. И вообще мы все вскоре можем погибнуть.

Ракси села и протянула к Ванимену руки. Каютка оказалась настолько мала, что она его коснулась.

– Будешь следующим? – пригласила она. – Я не откажусь.

– Нет! – рявкнул Ванимен. – Убирайтесь! Оба!

Они обиженно вышли и прикрыли за собой дверь, оставив его в полном одиночестве. Напрягая зрение в зловонном полумраке каюты, он взгляделся в глаза Святой Матери. «Почему я так разгневался? – удивился Ванимен. – Разве эти двое согрешили… у нее на глазах? У них нет душ, и они не могут грешить, как не грешат животные. Или он сам».

– Разве я не прав? – спросил он вслух. Но ответа не получил.

День за днем, ночь за ночью – они уже сбились со счета от усталости – шторм гнал корабль перед собой.

Эти дни почти не оставили следов в памяти. Вспоминались только хаос, борьба и с трудом переносимая боль и утраты. Исчезновение любимой косатки больно отозвалось в сердце Ванимена. Вероятно, напуганная бурей, она уплыла прочь, а потом не смогла отыскать корабль, такая же участь постигла и нескольких его подданных. Больше он ее никогда не видел.

Поразительно, но они смогли удержать корабль на плаву, хотя под конец он протекал настолько сильно, что помпы не останавливались ни на минуту. Они все-таки пережили бурю, даже оказавшись полностью в ее власти… до самого ее конца.

Корабль подходил к Геркулесовым столбам. Ванимен, вспомнив времена своих путешествий на юг, сразу узнал тускло-голубые утесы между Испанией и Африкой. Волнение в море еще не улеглось, но лазурь небес уже гармонировала с чистой зеленью вод, переливающихся искрами на гребешках волн. Пригревало солнце, запах теплой смолы смешивался с солоноватой свежестью бриза. Доски устало поскрипывали, и утомившиеся от грохота шторма уши с наслаждением вслушивались в эту песнь мира и спокойствия.

Ни одно судно пока еще не осмелилось выйти из порта, и любопытные дельфины закружились вокруг их корабля. Оставив на палубе измученных соплеменников, Ванимен бросился в море, глубоко нырнул и вновь поднялся, продолжая дышать воздухом. Его тело, омытое кристально чистой водой, теперь ощущало каждую морщинку на поверхности моря. Он заговорил с дельфинами.

Что могут поведать они ему о Средиземном море? В своих ранних путешествиях он не заплывал далеко за окаймляющие пролив скалы, похожие на каменных львов, – в этих местах христианство уже давным-давно взяло верх над язычеством, и от Волшебного мира почти ничего не осталось. Но сегодня ситуация была иной. Его корабль не сможет пересечь океан, и им очень повезет, если он продержится хотя бы тысячу лиг, да и то при условии, что здешние воды окажутся гостеприимнее оставшихся за кормой. Не знают ли они спокойной гавани для беженцев из Лири?

Дельфины посовещались между собой, и вскоре их гонцы, взметнув на прощание радужные брызги, отправились спросить совета у других собратьев. Тем временем люди отдыхали, охотились, набирались сил. На их счастье, довольно долго продержался мертвый штиль, поэтому ни один корабль с людьми не приблизился к ним выяснить, кто они такие.

Наконец Ванимен кое-что узнал от дельфинов. Большинство мест на побережье Средиземного моря окажется, без сомнения, негостеприимным. Слишком уж много рыбаков забрасывало здесь сети, и даже если не считать церкви, они вряд ли обрадуются появлению голодных беженцев. Африканское побережье подошло бы, пожалуй, больше, но вера обитающих там людей была еще нетерпимей христианства.

Правда, есть одно местечко на восточном побережье узкого моря… Ванимен с трудом понимал дельфинов. Они знали лишь, что существа, похожие на морских людей, там не обитают, но Волшебный мир еще не изгнан оттуда, как, скажем, из Испании. Как раз наоборот – судя по словам дельфинов, они видели там множество существ, совсем не похожих на людей. Неужели люди в тех краях более терпимы? Кто знает?..