Страница 84 из 86
Однажды Дзержинскому позвонил Бонч-Бруевич, управляющий делами Совнаркома: просил Феликса Эдмундовича срочно зайти к Владимиру Ильичу.
Через несколько минут Дзержинский был у Ленина. Владимир Ильич был чем-то расстроен. Он сразу сказал:
— Вам, Феликс Эдмундович, придется стать наркомом железных дорог. Иначе ничего не получается...
— Что-нибудь произошло? — спросил Дзержинский.
— А вот полюбуйтесь! — Владимир Ильич протянул сводку работы транспорта: железные дороги изо дня в день сокращали перевозки грузов. — Транспорт развален. Вы понимаете, чем это грозит?..
Владимир Ильич вышел из-за стола и зашагал по кабинету.
Действительно, положение с транспортом складывалось катастрофическое. По сравнению с довоенными годами только треть паровозов находилась под парами, остальные стояли на паровозных кладбищах, загромождали повсюду станционные пути, тупики, ржавели под открытым небом. Не лучше обстояло дело с вагонным парком: из полумиллиона исправных вагонов, находившихся в царской России, теперь бездействовало более ста пятидесяти тысяч. А обслуживающий персонал на железных дорогах возрос в полтора раза...
Положение с транспортом с каждым днем ухудшалось. Страну в любой момент мог сковать тяжелый экономический паралич.
— Это грозит нам голодом, разрухой, — говорил Ленин, — бороться с ними будет не легче, чем с Колчаком, Юденичем и прочими нашими врагами. Здесь нужно наводить революционный порядок! Придется вам взяться за эту работу...
Как всегда, Дзержинский не возражал. Только сказал:
— Имейте в виду, Владимир Ильич, у меня нет инженерного образования. Придется подобрать специалистов и привлечь к работе, невзирая на их политические взгляды.
— Согласен! Согласен! — оживился Владимир Ильич. — Без хороших специалистов на транспорте не обойтись. А что касается инженерного образования, то учтите, что за спиной у нас с вами не менее важный университет — большевистское подполье!
Владимир Ильич повеселел и сказал Бонч-Бруевичу:
— Заготовьте, Владимир Дмитриевич, декрет о назначении Дзержинского наркомом путей сообщения. Мы подпишем его срочно — проведем опросом. И все бумаги о транспорте уже сегодня посылайте Феликсу Эдмундовичу...
Через три дня Дзержинский снова был у Владимира Ильича с пояснительной запиской и своими предложениями по работе наркомата.
— Прежде всего, — сказал он, — хочу привлечь старых специалистов, вернее, возвратить их на транспорт.
— Ну и кого же вы думаете привлекать?
— Своим заместителем хочу сделать инженера-путейца Борисова.
— Знаю. Раньше он был товарищем министра путей сообщения. Крупнейший специалист, но человек старых порядков. Фрондирует. И всех бранит за ничегонеделание. Говорят, отлично знает железнодорожное дело. А пойдет он к нам на работу?
— Не знаю. Вот если бы с ним поговорили вы...
— Когда же мы это сделаем?
— Да хоть сейчас. Если разрешите, я пошлю за ним машину.
— Давайте!
Дзержинский позвонил в ВЧК и попросил Петерса съездить за Борисовым. Вероятно, о нем уже был предварительный разговор.
— Очень прошу, — говорил Дзержинский, — поезжайте сами к Борисову и попросите его приехать в Кремль. Скажите, что Владимир Ильич хочет поговорить. Смотрите только, не испугайте — у него жена больная...
Дзержинский повесил трубку. Ленин спросил:
— Вы сказали, что у него больна жена. Удобно ли будет его беспокоить?
— Думаю, что ничего. Надеюсь, придет. А по поводу жены... Нельзя ли через Управление делами сделать что-нибудь для Борисова? Надо бы послать туда доктора, привезти дрова, помочь с продуктами...
— Значит, у него тяжелое положение! — сказал Владимир Ильич и нахмурился. — А мы ничем ему до сих пор не помогли. Владимир Дмитриевич, выясните, что можно сделать для Борисова, пока мы будем с ним разговаривать.
Бонч-Бруевич вышел в соседнюю комнату и позвонил Малькову, поручил ему сделать все, о чем говорил Дзержинский.
Вскоре из проходной у Троицких ворот предупредили: приехал инженер Борисов. Бонч-Бруевич встретил его в приемной и провел в кабинет Председателя Совнаркома.
— Куда вы меня ведете? — спросил Борисов по дороге.
— К Владимиру Ильичу Ленину.
— Зачем я ему понадобился?
Владимир Ильич поднялся навстречу инженеру, а Борисов, оглядев комнату и не найдя иконы, все же перекрестился.
— Здравствуйте! Инженер Борисов? — спросил Ленин.
— Так точно. Чем могу служить?
— А вот познакомьтесь: нарком путей сообщения Дзержинский.
Инженер косо взглянул на Дзержинского.
Ленин усадил инженера в кожаное кресло и сам уселся напротив.
— Говорят, у вас больна жена? Я только сейчас узнал, — сказал Ленин.
— Да. Сыпной тиф... Подхватила где-то...
— Мы послали к вам врача и сестру милосердия.
— Благодарю! Но ведь все мы сейчас замерзаем и голодаем. Вся интеллигенция в таком положении... Или в каталажке у него сидят, — Борисов сердито кивнул в сторону Дзержинского.
Инженер был колючий и взвинченный.
— А какой же вы партии? — поинтересовался Владимир Ильич.
— Я октябрист.
— Простите, это какой же такой октябрист?
— Какой? Настоящий. Знаете Хомякова, Родзянко — вот наши сочлены.
— Да, но, насколько я знаю, они сейчас не у дел...
— Ну, и что же? Их здесь нет, но идеи их живы!
— Идеи-то живы... — повторил Владимир Ильич. — Ну а скажите, вот вы, старый октябрист, хотели бы вы работать по старой своей специальности? — Ленин в упор поглядел на инженера.
— Разумеется, хотел бы. Без работы — тоска. Но теперь ведь больше разрушают, чем создают. Скажу точнее — уничтожают. В том числе и железные дороги.
— Ну что вы! — воскликнул Ленин. — Да мы только и думаем, как бы их восстановить.
— И что же? — спросил Борисов.
— Не выходит, — признался Ленин.
— Как это не выходит? Должно выйти. Только для этого нужны люди.
Феликс Эдмундович до сих пор сидел, не вмешиваясь в разговор. Сейчас он спросил:
— А люди такие есть?
— Вот этого сказать не могу. Фамилии их назову, а где они — кто знает... Может, у вас в каталажке.
— Но вы назовите все же их фамилии, — попросил Дзержинский. — Мы попытаемся их разыскать.
— Извольте... — Борисов назвал несколько фамилий. — Все это молодежь, и очень способная.
Феликс Эдмундович вышел в аппаратную, рядом с кабинетом, и снова вызвал ЧК. Вернувшись, сказал:
— Ваши инженеры скоро будут здесь. Они живы, здоровы и сидят у себя дома.
— Ну, ну! — неопределенно проговорил инженер. — Что же вы от меня-то хотите?
— Вас мы назначим заместителем народного комиссара путей сообщения. Будете работать с Дзержинским. Надо пустить как следует все дороги. Война кончается...
— Меня? — удивленно протянул Борисов. — А с какой дороги вы хотите начать? — тут же деловито осведомился он.
— С Октябрьской.
— Не знаю такой!
— Николаевская, — сказал Дзержинский.
— Это правильно, — согласился Борисов. — А потом надо взяться за Рязанскую и Северную...
— Вот и порешили! — довольный состоявшимся разговором, сказал Ленин. — Чем мы должны помочь вам прежде всего?
— Это вы всерьез? — недоверчиво спросил Борисов. — Прежде всего отыскать бы мой вагончик... У меня на Николаевской дороге всегда стоял вагон-лаборатория с приборами для проверки состояния путей.
— Примем все меры, — сказал Дзержинский. — Что еще?
— Еще необходимо предоставить мне право вызывать к себе подчиненных и требовать от них выполнения моих распоряжений. И чтобы я мог заменять неподходящих людей, не знающих своего дела.
— Разумеется.
Обо всем было договорено, и инженер Борисов со своими помощниками через несколько дней уехал на ревизию Октябрьской железной дороги.
Феликс Дзержинский в своих устремлениях оставался все таким же, каким был и десять, и двадцать лет назад: сбывалась мечта его жизни — мечта о счастье. С таким же накалом, как в революционном подполье, как на любом участке вооруженной защиты республики, Дзержинский работал сейчас в области экономики, техники, оставаясь бессменным председателем Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.