Деррида

Этот период отмечен тремя траурными датами, две из которых связаны с самоубийствами.

Сара Кофман сводит с жизнью счеты 15 октября 1994 года, в день рождения Ницше, одного из наиболее важных для нее мыслителей. За несколько месяцев до этого она опубликовала краткий биографический рассказ «Улица Ордене, улица Лаба», в котором впервые рассказала о своем детстве во времена оккупации, о депортации отца, болезненных отношениях с матерью и о женщине, которая ее спасла. Несмотря на многие серьезные публикации, университетская карьера у Сары Кофман не заладилась, и только в 1991 году ее назначили преподавателем в Сорбонне. Для Деррида, как и для многих других, Сара всегда была сложным другом. После очень активного обмена письмами в 1983 году по поводу Международного коллежа философии переписка прекращается. За этим последовали бесконечные звонки, на которые Жак старается не отвечать, переключая ее из-за недостатка времени и терпения на Маргерит или Жана-Люка. Сара Кофман, хрупкая, инфантильная, словно с оголенными нервами, часто воспринимает как трагедию любую неприятность. Чрезвычайно привязанная к Деррида как человеку, а также к его творчеству, которому она посвятила превосходную книгу[1264], она в то же время претендует на значительную интеллектуальную независимость. У нее, единственной женщины в четверке руководителей «Философии в действии», было ощущение, что трое других недостаточно ее уважают.

Деррида в момент смерти Сары находится в Нью-Йорке и не может присутствовать на похоронах. В некрологе, вскоре им опубликованном, он не пытается скрыть, что их отношения были сложными, и упоминает о «более чем 20 годах нежной, сложной, бурной дружбы, невозможной дружбы», признавая, что в конце они «много и часто обвиняли друг друга». «Возможно, друг для друга мы были невозможными, Сара и я. Быть может, в большей степени, чем другие, или по-другому, в тысяче разных отношений, о которых я не смогу рассказать. На стольких сценах, на которых мы оказывались вместе, на стольких сценах, которые мы устраивали друг для друга»[1265]. Это, как он сам говорит, не мешает ему ощущать к ней привязанность, которая ничуть не меньше восхищения ее работами, он призывает их читать и перечитывать.

Но этой памятной речи недостаточно, чтобы преодолеть болезненные отношения: похоже, Жак не ответил, когда она послала ему свою последнюю книгу «Улица Ордене, улица Лаба», столь личную и переполненную эмоциями. Друг Сары Александр Кюристос принимает этот посмертный текст в штыки, поскольку ему он кажется попыткой наверстать упущенное[1266].

Жиль Делез, болевший уже многие годы, кончает жизнь самоубийством 4 ноября 1995 года. Хотя Деррида регулярно с ним пересекался, еще с их первых встреч у Мориса де Гандийака в 1950-х годах, в целом он знал его очень плохо. Жан-Люк Нанси мечтал о том, что между этими мыслителями первой величины начнется диалог, но этого так и не произошло, и не только в силу чисто случайных причин. Трагический уход Делеза еще больше обостряет ощущение одиночества, которое Деррида давно уже испытывает. Все больше он видит в себе последнего из поколения, тем более что именно ему каждый раз приходится брать слово. В некрологе, который выходит в Libération, он пишет: «Каждая смерть, несомненно, единственна, а потому необычна, но что сказать о том необычном, которое, как в случае Барта и Альтюссера, Фуко и Делеза, умножает в одном и том же „поколении“, как в серии – а Делез был философом сериальной единичности, – все эти кончины, далекие от общего?»[1267].

Отношения Деррида и Делеза в период «Анти-Эдипа» и конференции «Ницше» в Серизи-ля-Саль были непростыми, и еще больше они осложнялись из-за давней дружбы Делеза и Фуко. Тем не менее они действительно уважали друг друга, разделяя некоторые общие философские черты. Деррида признает это:

С самого начала все его книги (прежде всего «Ницше», «Различие и повторение», «Логика смысла») были для меня не просто важными провокациями, требующими, разумеется, мысли, но и становились каждый раз обескураживающим опытом, опытом близости или почти полного родства в «тезисах», если можно так сказать, совмещающегося со слишком очевидными различиями в том, что я назвал бы за неимением лучшего слова «жестом», «стратегией», «манерой» – писать, говорить, возможно, читать[1268].

Делез редко упоминал Деррида в своих работах, но иногда демонстрировал знаки уважения и сопричастности его делу. Так было, в частности, в случае текста «Взбесить основу», комментария к «Рисункам и портретам» Антонена Арто. Делез выразил свое восхищение этим «величественным» текстом, который «погружается в творчество Арто глубже любого другого»[1269]. Деррида же со своей стороны на семинарах последних лет будет неоднократно возвращаться к работам Делеза, в том числе к «Тысячи плато», написанным им вместе с Гваттари. Словно бы диалог между ними мог быть только посмертным.

Эммануэль Левинас, очень старый и уже давно больной, умирает 25 декабря 1995 года. Его кончина не была неожиданностью. Но для Деррида она тяжелый удар. И снова 27 декабря на кладбище Пантен именно ему приходится брать слово.

Давно уже, так давно я боялся, что мне придется сказать Эммануэлю Левинасу: «С богом!».

Я знал, что мой голос дрогнет, когда надо будет это сказать, особенно вслух, здесь, перед вами, так близко от него, произнося это прощальное слово, это слово «с-богом», которое в определенном смысле у меня от него, это слово, которое он научил меня мыслить или произносить по-другому…

К кому обращаешься в такой момент? И от имени кого дозволяешь себе сделать это? Часто те, кто выходит, чтобы говорить, говорить на публике, прерывая, таким образом, оживленный шепот, тайный или интимный разговор, который всегда, в тайниках души, связывает с умершим другом или учителем, часто те, кого тогда становится слышно на кладбище, начинают обращаться непосредственно, прямо к тому, о ком говорят, что его больше нет, что он больше не жив, что его больше нет здесь, что он больше не ответит[1270].

В этот траурный период он сближается с Полем Рикером, который первым подтолкнул его к прочтению «Тотальности и бесконечного». Через несколько дней после церемонии Рикер говорит своему бывшему ассистенту, что его очень тронула его речь: «Позвольте мне разделить с вами мою великую печаль. Перед Левинасом, нареченным Эммануэлем, вы произнесли нужные слова, которые я в мыслях своих полностью разделяю… Да поможет прямота, которой нас научил этот учитель справедливости, по-прежнему держаться вместе»[1271].

Год спустя в амфитеатре Ришелье в Сорбонне Деррида будет открывать конференцию, посвященную Левинасу, лекцией «Приветственное слово». Это сильная и проницательная дань уважения мысли, которая всегда была с ним и при этом, похоже, стала еще более важной для него, когда Левинаса не стало. Словно бы Деррида нащупывал то, что «по ту сторону Левинаса», чтобы в каком-то смысле принять у него эстафету. Он остается верным его мысли, восхищается и уважает ее, но не хочет, чтобы смерть Левинаса отняла у него право вести диалог и спорить с его текстами[1272].

Глава 8

Интернационал Деррида. 1996–1999

Статус деррида во французских СМИ постепенно меняется, тем более что его участие в политике позволяет создать более доступный образ. 1 февраля 1996 года Libération приветствует статьей на разворот его недавние публикации: «Сопротивления», «Апории», «Религию» и «Авансы» – предисловие к первой книге Сержа Маржеля «Могила бога-ремесленника». «Психоанализ, религия, понятие смерти – ничто не ускользает от мысли Деррида, который при случае может показать себя настоящим демиургом», – отмечается в выноске к статье. Через несколько дней Кристиан Делакампань в своей большой статье в Le Monde говорит о публикации «Монолингвизма другого», «Эхографий телевидения», а также материалов конференции «Страсти по литературе». Сначала он подчеркивает масштабность творчества Деррида, включающего «67 книг, вышедших за 34 года, то есть в среднем по две книги за год». «В производстве, которым занят Деррида, есть нечто чудесное: способность постоянно обновляться, щедрость, которую время, похоже, не способно исчерпать». Делакампань удивляется несправедливости рецепции Деррида, «нелюбимого в собственной стране, хотя сегодня во всем остальном мире он вместе с Полем Рикером самый известный представитель французской мысли». Он подчеркивает две актуальные, с его точки зрения, тенденции творчества Деррида: «склонность к автобиографии, а также политическую озабоченность, с каждым годом все более заметную»[1273].

1264

KofmanS. Lectures de Derrida. P.: Galilée, 1984.

1265

Derrida J. Sarah Kofman // Chaque fois unique, la fin du monde. Р. 911.

1266

Интервью с Маргерит Деррида, Аделаид Руссо, Франсуазой Дастюр, Клэр Нанси и Жаном-Люком Нанси.

1267

Derrida J. Gilles Deleuze // Chaque fois unique, la fin du monde. P. 237.

1268

Ibid. P. 236.

1269

Письмо Жиля Делеза Деррида, 3 февраля 1987 г. Письмо воспроизведено в: Derrida, Cahier de L’Herne. 2004. P. 328.

1270

Derrida J. Adieu. R: Galilée, 1997. P. 11–12.

1271

Письмо Поля Рикера Деррида, 31 декабря 1995 г. Еще больше Рикера тронет письмо, которое Деррида напишет ему в 1998 г. по случаю смерти его супруги Симон.

1272

Derrida J. Adieu. P 203.

1273

Le Monde, 15 novembre 1996.