Деррида

Затем он прямо атакует Деррида и его интервью, вышедшее в Le Nouvel Observateur за несколько месяцев до этого:

Я нашел достаточно забавным то, что Деррида, который был знаком с моим текстом 1975 года – он читал его, и я представлял его на его семинаре, не получив ни малейшего возражения, – заговорил о нем, чтобы опровергнуть социологический анализ, ту форму анализа, которая способна преодолеть оппозицию внутреннего понимания и внешнего объяснения, программу, которую я представил уже давно и, как мне кажется, выполнил. Нужно сказать, что спор о Хайдеггере поставил его в чрезвычайно затруднительное положение[1008].

Контратака окажется крайне резкой. Молодой английский философ Джеффри Беннингтон, который тогда гостил у Деррида, вспоминает, что в то утро, спускаясь на завтрак, он заметил, что Деррида находился в состоянии крайнего возбуждения. «Обезумев от гнева, Деррида показал мне интервью в Libération. Поскольку у меня было впечатление, что его реакция слишком уж импульсивна, я предложил ему немного выждать, прежде чем посылать ответ. „В любом случае уже поздно, факс уже ушел“, – бросил он мне в ответ»[1009].

Ответ Деррида выходит на следующей неделе. Для него это повод прояснить отношения со своим бывшим однокашником. Очевидно, дело представляется ему отнюдь не «забавным». Позволю себе привести большую цитату из этого текста, который впоследствии никогда больше не публиковался:

Из всех спорных (и нервных, очень нервных!) суждений, высказанных Бурдье, я позволю себе выбрать лишь то, в котором содержится очевидная контр-истина. Я говорю «контр-истина», практикуя, несомненно, то, что Бурдье назвал бы, наверное, эвфемизацией. Разумеется, я знал текст Бурдье. И да, действительно он представлял его на моем семинаре (на самом деле на семинаре GREPH, который в те времена его очень интересовал…). Но когда Бурдье осмеливается сказать в этом тексте, что он «представлял его, не получив ни малейшего возражения», это совершеннейшая ложь, что могут подтвердить около 30 участников. И не я один выступил с возражениями. Их тогда было полно[1010].

Деррида пользуется случаем, чтобы расширить фронт борьбы и вернуться, тоже очень «нервно», к старым травмам:

Я всегда считал исследования Бурдье (как и те, что на него опираются) недостаточными как в их философской аксиоматике… так и в их исполнении, особенно в той части, в которой они касаются философских текстов, тем более таких, как тексты Хайдеггера. Необязательно быть «хайдеггерианцем» (и кто это, собственно, такой?) или останавливаться на «хайдеггеровских выводах», чтобы заметить, что теоретическая конструкция, поддерживающая работу Бурдье, является до-хайдеггерианской. Она никогда не была проверена на «вопросах», поставленных Хайдеггером… И я никак не мог забыть текст Бурдье или пренебречь им, ведь и о нем я думал, когда говорил (например), что нужно выйти за пределы оппозиции внешнего и внутреннего прочтения. Поскольку я считаю, что два этих прочтения у Бурдье просто наложены друг на друга, оставаясь примерно в равной мере недостаточными. В самом деле, его «внутреннее» прочтение, если его вообще можно выделить, представляется мне более коротким, чем другое прочтение, внешнее. И не только в случае Хайдеггера. Но также французских дел, которые нам ближе.

И если я столь прямо никогда об этом раньше не писал, как и не отвечал на многие ошибки в «Отличии», которые вполне заслуживали бы ответа, причина не в том, что я хотел уклониться от неприятных мне текстов, но в силу рефлекса (возможно, устаревшего и вышедшего из моды, быть может, даже слишком «изысканного»), рефлекторной верности и стыдливости в отношениях уязвленной дружбы. Верно то, что часто я предпочитаю молчание… Но теперь благодаря этой последней атаке я освобожден от своей сдержанности.

В конце же письмо довольно очевидным образом скатывается к отнекиванию:

И еще одно: спор с Хайдеггером никогда не ставил меня в «чрезвычайно затруднительное положение», как утверждает Бурдье, совершая жест, риторика которого представляется мне относящейся к инструментарию электоральной социологии; мое спокойствие от этого спора ничуть не пострадало. Поскольку, в конце концов, я не стоял совсем уж в стороне – и не только в последней книге – от того, что вызвало и усложнило упомянутый спор. Уже очень давно, но также и недавно. Тем, кто меня немного читает, это хорошо известно.

На этой странице Libération приведено также краткое и сдержанное пояснение со стороны Бурдье. Смущенный размахом конфликта, он говорит, что сожалеет о «некоторых неудачных выражениях» в его интервью, которые могли ранить Деррида. И хотя ему неприятны «пророческие проклятия», которые только что использовал автор «О духе», он предпочитает ради их «старой дружбы» не портить отношения еще больше. В самом деле, через какое-то время они помирятся и на протяжении 1990-х годов будут участвовать плечом к плечу в многочисленных общих сражениях. Фоновый конфликт всплывет, однако, в «Наброске самоанализа» – посмертном тексте Бурдье, в котором немало шпилек в адрес Деррида. Уже на первых страницах Бурдье напоминает, что в молодости он учился в Высшей нормальной школе, специализировался на философии, то есть находился «на вершине школьной иерархии в те времена, когда философия могла казаться победительницей». Тогда она была, как он подчеркивает, «царствующей дисциплиной», а потом признает: «Мне часто доводилось определять самого себя, в какой-то мере смеха ради, как лидера движения за освобождение социальных наук от империализма философии»[1011].

В то же время, что и дело Хайдеггера, раскручивается и дело Поля де Мана, как нельзя более некстати для Деррида, поскольку их легко объединить друг с другом. Но если спор о Хайдеггере в основном является французским, полемика по поводу Поля де Мана разгорается прежде всего в США.

Все начинается в Бельгии из-за исследований молодого фламандского ученого Ортвина де Графа. Он рассказывает об этом так: «Я начал работу над диссертацией в университете Лувена в 1986 году. Мой проект состоял в том, чтобы написать исследование о критических и теоретических работах Поля де Мана, но я знал, что он родом из Анвера, и я слышал о его дяде Анри де Мане, известном в период между двумя мировыми войнами социалистическом политике, который потом сотрудничал с немцами. И хотя это не имело большого значения для моей темы, мне было любопытно прочитать первые публикации Поля де Мана, вышедшие до его отъезда в США. В „Архивах фламандской культурной жизни“ хранилось досье с его материалами. Сначала мне попались некоторые статьи, вышедшие в 1942 году в журнале Het Vlaamsche Land. В ноябре 1986 года я написал в журнал Yale French Studies, чтобы узнать, может ли их заинтересовать публикация на эту тему, но письмо осталось без ответа. Весной 1987 года мне попалась толстая подшивка из Soir volé – 170 статей, вышедших в период с 24 декабря 1940 года по 28 ноября 1942 года в наиболее крупном франкоязычном ежедневнике Бельгии, в то время жестко контролируемом оккупационными властями. Я ознакомился с этими текстами, многие из которых оказались скорее проходными, некоторые были более серьезными, но я не особенно представлял, что я с ними буду делать. В июле в Лувене прошел международный филологический коллоквиум, и я представил доклад по теоретической работе Поля де Мана. Среди других участников были Сэм Вебер и Гаятри Спивак, которым я рассказал о своих недавних находках. Вернувшись домой, Сэм Вебер поставил в известность Деррида. Последний сразу же живо заинтересовался этим делом. Как раз накануне ухода в армию я в спешке отправил ему несколько фотокопий, выбрав наиболее выраженные в идеологическом плане тексты»[1012].

1008

Maggiori R. Heidegger: le krach de la philosophie (entretien avec Pierre Bourdieu) // Libération, 10 mars 1988.

1009

Интервью с Джеффри Беннингтоном.

1010

Derrida – Bourdieu. Débat // Libération, 19 mars 1988.

1011

Bourdieu P. Esquisse pour une auto-analyse. P.: Raisons d’agir, 2004. P. 94.

1012

Интервью с Ортвином де Графом.