Деррида

Доминик Лекур объясняет это так: «Большую роль в этом проекте сыграл Филипп Барре, выпускник Высшей нормальной школы и технический советник при кабинете министров. Можно даже сказать, что на нем все держалось. Барре прекрасно знал роль Деррида в проекте GREPH и в созыве Генеральных штатов философии. Он знал, что без него ничего нельзя было бы сделать. Он хотел, чтобы Деррида присоединился к инициативам Файя и Шателе, а также хотел добавить меня в эту команду, чтобы не была забыта философия науки. Что он упустил из виду, так эту давнюю вражду между Деррида и Файем. Последний очень обиделся за то, что координацию проекта поручили Деррида, а не ему, что нам, Шателе и мне, казалось само собой разумеющимся»[894].

Группа по созданию Международного коллежа философии была учреждена 18 мая 1982 года. В том виде, в котором он определен министром, проект напрямую вписывается в линию GREPH и Генеральных штатов философии:

Сегодня философские исследования пока еще занимают во Франции скромное место, ограничиваясь определенными пространствами, зачастую изолированными друг от друга, в таких институциях, как университет и Национальный центр научных исследований…

В тот момент, когда правительство готовится расширить изучение философии в средней школе, важно, чтобы прикладные исследования, проводимые в этой дисциплине, были обеспечены средствами и инструментами, наилучшим образом подходящими для их цели…

В этой перспективе мне показалось целесообразным изучить условия создания Международного коллежа философии, исследовательского центра и центра по подготовке к междисциплинарным исследованиям, который мог бы благоприятствовать новаторским идеям, был открыт для необычных исследований и педагогических экспериментов, мог завязывать органические связи с аналогичными инициативами за рубежом[895].

Начиная с 25 мая это письмо получает широкое распространение во Франции и во многих странах, а сам проект находит отклик в прессе. Разномастные предложения стекаются почти со всего мира. В некоторые дни их приходит по нескольку десятков, многие адресованы лично Деррида. Как он объясняет Полю де Ману, он живет теперь «в гиперактивности, безумной и почти полностью чуждой [его] интересам и вкусам, на фоне тревоги, вызываемой тщеславием, рисками, препятствиями», связанными со всем, что касается Международного коллежа философии. Тем более что проект разворачивается «в среде, переполненной кознями и жадностью, ненавистью и враждой», которые де Ман и сам может себе представить. Что касается его собственного положения, Деррида, как обычно, видит его в довольно мрачном свете:

Странным и в сущности довольно подозрительным образом новая власть отдает мне немалую дань «символического» уважения, подает мне тысячи знаков, но не связывает себя никакими обязательствами (например, на предмет чуть более приличного места, которого что-то не видать). Меня объявляют лучшим, но довольствуются этими объявлениями, и – немного зная себя в этих ситуациях – я не исключаю, что все закончится очень плохо[896].

Это не мешает Деррида поехать вместе с Жаком Лангом в Мехико в конце июля на Всемирную конференцию министров культуры. В речи, которая должна ознаменовать новую эпоху, Ланг изобличает американский культурный империализм. Несколько дней спустя Деррида благодарит его за то, что стало для него «весьма богатым опытом, счастливой возможностью и честью». Он радуется «дружескому согласию этих нескольких дней», выражая надежду на то, что Международный коллеж философии сможет воспользоваться его советами и поддержкой[897].

Не по годам развитый Пьер в 19 лет с первого раза поступает в Высшую нормальную школу. У Деррида его поступление пробуждает множество воспоминаний. «Прошло ровно 30 лет с тех пор, как я вошел в это здание, в 22 года, после двух провалов и стольких страданий… странный опыт, странная ситуация, не так ли?» – пишет он Полю де Ману[898]. Поколебавшись между филологией и философией, Пьер в итоге выбирает философию, преподавание которой показалось ему более свободным и интересным, хотя литература остается его главной страстью. Но не так-то просто стать философом, когда твоя фамилия Деррида. «Когда я объявил о своем выборе, один из моих преподавателей сказал мне, что это самоубийство», – вспоминает Пьер[899].

К сожалению, конец лета омрачает еще одна новость. Несмотря на плохое самочувствие в течение многих месяцев, Поль де Ман не решается обратиться к врачу. В июле 1982 года обеспокоенные его состоянием Джеффри Хартман с женой по собственной инициативе договариваются о встрече с врачом, который немедленно отправляет де Мана в Нью-Хейвен на более полное обследование. Диагностирована неоперабельная опухоль рядом с печенью. Деррида одним из первых узнает об этом от самого де Мана, сначала по телефону, затем из письма, написанного в почти умиротворенном тоне:

С тех пор как я вернулся домой, мне стало гораздо лучше, и я начал есть, спать, немного гулять и наслаждаться скромными радостями выздоровления. Все это, как я вам уже говорил, кажется мне страсть каким интересным, и меня это очень забавляет. Я всегда это знал, но сейчас все только подтверждается: смерть, как говорится, выглядит гораздо лучше, когда познакомишься с ней поближе, – этот «неглубокий, зря оклеветанный ручей смерти». Тем не менее мне это нравится больше грубого слова «опухоль»[900].

В следующие месяцы Деррида и де Ман будут часто созваниваться и писать друг другу. Болезнь и угроза смерти сделают их отношения как никогда близкими.

Именно в 1982 году – через некоторое время после того, как предложение Маргерит Дюрас не получило продолжения, – Жак Деррида впервые соглашается сыграть в фильме. В «Танце призраков» (Ghost Dance), полнометражном фильме английского режиссера Кена Макмаллена, Деррида снимается в роли самого себя вместе с Паскаль Ожье, и съемка получается одновременно странной и примечательной. Первая сцена, очень короткая, но повторяемая до изнеможения, происходит в кафе «Le Sélect», перед афишей Титу-Кармеля. В перерывах между съемками прекрасная юная актриса объясняет философу то, что в кино называется «линией взгляда», то есть что необходимо смотреть друг другу в глаза. Это производит на Деррида большое впечатление.

Еще одна сцена, намного более длинная, происходит в кабинете Деррида. Когда Паскаль Ожье спрашивает, верит ли он в призраков, он пускается в непритворное рассуждение о призрачности, теме, которая очень скоро займет центральное место в его творчестве:

Прежде всего можно ли спрашивать у призрака, верит ли он в призраков? Здесь призрак – это я… Когда меня попросили сыграть самого себя в более или менее импровизированном сценарии, мне показалось, что вместо меня говорит призрак. Парадоксальным образом, вместо того, чтобы играть себя самого, я, сам того не ведая, позволил призраку чревовещать, то есть говорить за меня…

Кино – искусство фантомов… это искусство вызывать призраков… Все это сегодня, как мне кажется, должно рассматриваться как диалог между искусством кино, самым неслыханным и необычным, что в нем есть, и элементами психоанализа. Я полагаю, что кино + психоанализ = искусство призраков… Я думаю, что будущее за призраками, что технология высвободит силу призраков[901].

Деррида вспоминает о призраках у Маркса, Фрейда, Кафки… и о призраке своей собеседницы. Мог ли он представить, что она умрет в 1984 году в возрасте 24 лет, из-за чего этот разговор приобретет тревожный оттенок, о чем Деррида упомянет еще не раз?

894

Интервью с Домиником Лекуром.

895

Письмо цитируется по: Châtelet F, Derrida J., Faye J.-B, Lecourt D. Le Rapport bleu, les sources historiques et théoriques du Collège international de philosophie. R: PUF, 1998. P. 2.

896

Письмо Деррида Полю де Ману, 15 июля 1982 г.

897

Письмо Деррида Жаку Лангу, 5 августа 1982 г.

898

Письмо Деррида Полю де Ману, 15 июля 1982 г.

899

Интервью с Пьером Альфери.

900

Письмо Поля де Мана Деррида, 24 августа 1982 г. Этот фрагмент письма Деррида цитирует в: Derrida J. Mémoires pour Paul de Man. P. 18. (Поль де Ман цитирует сонет С. Малларме. – Примеч. пер.)

901

Сюжет можно увидеть в интернете: http://www.youtube.com/user/kenmcmullenweb.