Деррида

Другой отрывок из интервью выходит в эфир в 20.00. Хотя официальные обвинения с него по-прежнему не сняты, Деррида, выразив пожелание, чтобы следствие было доведено до конца, подчеркивает, что хочет, чтобы миссия Фонда Яна Гуса продолжала свою деятельность, солидаризуясь с чешскими диссидентами. Он заявляет, что готов туда снова вернуться.

В тот же вечер в Рис-Оранжис приезжают в гости Жан Жене и Поль Тевенен. Жене осаждает Деррида вопросами, как будто этот арест еще больше укрепил их близость: «Ну что – почувствовали запах тюрьмы?.. Начали подозревать ваших близких в том, что это они вас подставили?». Последний пункт Жене подметил очень точно: во время своего короткого тюремного заключения Деррида испытал сильнейший приступ паранойи. И хотя по возвращении он старается не ударить в грязь лицом, когда, например, пересказывает свои приключения слушателям семинара в почти юмористическом тоне, в целом эта история стала для него настоящим испытанием. По словам многих близких ему людей, воспоминания о Праге будут возвращаться к нему еще многие месяцы: у него будет регулярно возникать ощущение, что за ним следят, подслушивают или преследуют[885].

8 января Жак Деррида напишет письмо президенту Густаву Гусаку, потребовав у него официальных извинений и снятия всех обвинений. На это письмо, переданное по дипломатическим каналам, 18 месяцев спустя Министерство иностранных дел Чехословакии ответит лишь неопределенным подтверждением, что в его отношении «не ведется никакой процедуры или уголовного преследования». В конце концов Деррида удастся получить обратно свои личные вещи, но, несмотря на многочисленные просьбы, чемодан ему так и не вернут [886].

Среди многих ободряющих его посланий, пришедших в связи с этой историей задержания, одно приобретет особую важность: письмо, которое прислал ему Филипп Соллерс, ровно через 10 лет после их разрыва:

Мой дорогой Жак!

Уф!

Именно в такие напряженные моменты вроде этого понимаешь, кого по-настоящему любишь. Радио, услышал на рассвете.

Странным образом у меня перед глазами встал ваш почерк, тут же.

Как бы то ни было, вот мы и оказались в чертовом романе, с Папой, наркотиками, полицией, посольствами – и всем остальным.

Привет, [Эдгар] По! Ну конечно!

С новым годом – целую вас и Маргерит (много вспоминал о всех вас)[887].

Ответ Деррида на почтовой открытке с изображением старого еврейского кладбища в Праге показывает, что рана еще отнюдь не зажила:

Спасибо, спасибо за ваше письмо. Ваши слова очень меня тронули.

Итак, понадобилось это (тюрьма и все остальное)!

Не важно, ваш жест напоминает то, что мне особенно нравилось в нашей дружбе, в течение почти 10 лет, уже 10 лет назад…

Вы, должно быть, знаете, но я должен или предпочитаю сказать это: только из-за безусловной верности этой прошлой дружбе я, имея дело с отвратительными вещами (нападками, оскорблениями, шельмованием и т. д.), хранил молчание и, конечно же, продолжу его хранить и сейчас. После вашего письма это молчание, может быть, будет иметь для меня другой вкус, и за это я особенно хотел бы вас поблагодарить. Всего хорошего[888].

Деррида не изменит своей позиции и будет демонстративно отворачиваться от Соллерса, когда тот будет приближаться к нему на разных приемах: для него этот разрыв носит необратимый характер.

Иначе обстоит дело с Мишелем Фуко, который, едва узнав о его аресте, выступил на радио с требованием его освобождения. Они снова начинают общаться, поначалу на дистанции. Но некоторое время спустя, когда Фуко приглашает Жака и Маргерит к себе на вечеринку по просьбе американского профессора, приглашенного в Коллеж де Франс, Деррида очень растроган оказанным ему приемом. Преждевременная кончина Фуко 25 июня 1984 года не даст им по-настоящему восстановить отношения. Но Деррида с большим великодушием будет говорить о творчестве Фуко в 1991 году, по случаю 30-летия «Истории безумия», упомянув сначала их давнюю дружбу, а затем «эту тень, из-за которой [они] стали почти на 10 лет друг для друга невидимыми, нерукопожатными», заверив, что сама эта «горячая дискуссия» является частью истории, которую он любит так же, «как жизнь» и как все свое прошлое[889].

В Чехословакии дело Деррида сказалось на образе Франции весьма позитивно. Деятельность Фонда Яна Гуса вскоре возобновилась. Как вспоминает Этьен Балибар, который покажет себя активным ее участником, «мы знали, что был риск, что нам будут мешать, обыскивать, даже отбирать книги, которые мы провозим. Но мы были убеждены, что после этого фиаско самые большие опасности уже позади. Даже после падения Берлинской стены чехи и словаки захотели, чтобы Фонд Яна Гуса не прекращал свою деятельность. Сегодня мы продолжаем помогать аспирантам»[890].

О последнем слове в этой истории Жак и Маргерит узнали только несколько лет спустя от Ладислава Гайданека, профессора философии, у которого проходил подпольный семинар. В 1981 году функционера из провинции поставили во главе полицейской службы. Желая отличиться, он состряпал все это дело по собственной инициативе. О Жаке Деррида он не знал ничего, кроме того, что он был активным членом возмутительного Фонда Яна Гуса, поддерживающего диссидентов. Дело никоим образом не было направлено против Деррида; его жертвой мог оказаться любой другой иностранный гость. Ничего не зная об известности Деррида, чиновник даже представить себе не мог, какие потрясения на международном уровне вызовет его арест. Его излишнее рвение обернулось против него самого: его понизили в звании и сослали в провинцию. Гораздо позднее, после «Бархатной революции», его самого задержали за перевозку наркотиков.

Для Деррида пражское дело останется знаковым воспоминанием, своеобразным отголоском того злополучного дня в октябре 1942 года, когда его исключили из лицея Бен-Акнун. Как будто всю его жизнь «окаймляли две решетки, два тяжелых металлических препятствия»: «Когда меня выгоняли из школы или бросали в тюрьму, я всегда думал, что у другого должны быть веские основания меня обвинять»[891]. Из-за этого ареста он невольно оказался в центре внимания. Но арест, без сомнения, был одним из факторов, из-за которого он стал все больше светиться, в частности на политической сцене. «Этот арест в Праге, – написал он однажды, – был в моей жизни, по существу, путешествием, больше всего достойным этого имени»[892].

Глава 14

Новый расклад. 1982–1983

Весной 1981 года Жак Деррида воспринимает приход левых к власти с меньшим энтузиазмом, чем большинство французских интеллектуалов. Правда, в тот момент у него было по-настоящему мрачное настроение. В ноябре 1981 года в большом интервью под названием «Похвала философии», которое он дал Libération, он задается вопросом о том, какое место новая социалистическая власть отведет философии. Франсуа Миттеран, следивший за борьбой GREPH и выступлениями против реформы Аби на Генеральных штатах философии, еще до выборов заверял, что в случае его победы преподавание философии будет «поддерживаться и развиваться». Деррида считает нужным как можно скорее напомнить об этих предвыборных обещаниях[893].

После истории в Праге и прямого участия Елисейского дворца в его освобождении ситуация значительно улучшилась. С разных сторон ему дают понять, что философия не будет забыта. Но активизировался не один Деррида. 19 января 1982 года, через несколько дней после выступления на конференции «Творчество и исследование», организованной Жаком Лангом, к Жану-Пьеру Шевенману, министру по делам науки и промышленности, обращается Жан-Пьер Фай. Франсуа Шателе, в свою очередь, пытается организовать экспериментальный факультет философии в Париже-VIII, бывшем университете Венсена, разогнанном Алис Сонье-Сеите. Желая объединить эти инициативы, Шевенман устраивает 13 мая 1982 года деловой завтрак. Можно считать, что во время этой встречи и был учрежден Международный коллеж философии.

885

Интервью с Жаном Деррида и Авитал Ронелл.

886

Ministère des Affaires étrangères, archives diplomatiques de la Courneuve. Dossier EU 1981–1985, TCH 13-2.

887

Письмо Филиппа Соллерса Деррида, 2 января 1982 г.

888

Письмо Деррида Филиппу Соллерсу, без даты (январь 1982 г.).

889

Derrida /.»Être juste avec Freud». L’histoire de la folie à l’âge de la psychanalyse // Penser la folie. Essais sur Michel Foucault. Paris: Galilée, 1992. Этот текст перепечатан в издании: Derrida J. Résistances – de la psychanalyse. P. 93.

890

Свидетельство Этьена Балибара.

891

Derrida J. Circonfession. P. 71, 277.

892

Malabou C., Derrida J. La contre-allée. Voyager avec Jacques Derrida. P. 39.

893

Libération, 21 et 22 novembre 1981. Это интервью было переиздано в: DerridaJ. Du droit à la philosophie. P. 499–510.