Напополам лёд

Выходя из магазина, Домна искренне верила, что больше не узреет то странное нечто, так сильно похожее на самую знаменитую фигуристку их города, но, к сожалению, как только она преодолела ступени в подвал и развернулась в обратную сторону от ледового дворца, как мгновенно почувствовала, что за ней кто- то идёт. Еле слышный цокот обуви, которые и услышать могла лишь все слышащая мелочь в жёлтой яркой шапке, преследовал её недолгое время, пока девушка, просто ради интереса, не решилась обернуться и поглядеть на этого человечка.

Стоило только ей повернуть голову, как их глаза с её преследовательницей встретились, и мгновенно заставили девушку нервно задрожать, пусть и та старательно не поддавала виду. её галлюцинация вновь возродилась, и теперь явно чего- то хотела от дамы, что её зрела.

— Зачем ты идёшь следом за мной? — не выдержав и, определённо удивляя даже саму себя, задала вопрос Домна.

— Ты меня видишь! — поражённо воскликнула её преследовательница, и, нахмурив брови, застыла на месте.

— Да, — процедила сквозь зубы брюнетка с черными, как уголь волосами, стараясь отвернуть свой взгляд как можно дальше от своей собеседницы.

— Но почему?! — не понимая ничего, молвила красавица.

— Не знаю, — бросила Домника, схватившись крепче за свою сумку и глядя чётко на дамочку, что задавалась кучей вопросов. — Но когда найдёшь ответ, не приходи ко мне!

После этого она зашагала ещё быстрее, словно пытаясь отбиться от шедшей по её пятам девушки, которая теперь, вне всякого сомнения, была той умершей звездой катка Александрой Никеенко. Но понимание данной ситуации не сделало легче, особенно когда через каких- то десять шагов тело, которое на вид никак не отличалось от обычного человеческого, встало прямо пред ней перегородив путь. Если, конечно, этой идеальной фигурой «песочных часов» с изящной талией и потрясающей осанкой можно было стать преградой на пути неказистой мелкой чёрной овечки. Девушка даже ростом доставала ей лишь до носика, что не сильно бросалось в глаза, но сильно разозлило Домну.

— Ты единственная, кто меня видит! — жалобно произнесла она. — Я не отстану!

— Отстанешь, потому что я не хочу верить в то, что я сошла с ума!

Предприняв удачную обойти чудесную фигурку, укулельщица дёрнула своими неровными и неодинаковыми черными, как и её угольные волосы, бровями, и дёрнув рукой, увидела, как её ладонь пролетает мимо локтя духа.

Прямо через него.

— А я не хочу верить, что я умерла и застряла здесь! — выкрикнула Саша, жалобно глядя в лицо человека, которого она, верно, видела впервые. — Тут должна быть причина, почему никто из людей: близких или незнакомых меня не видит, а ты видишь!

— Потому что меня считают долбанутой одиночкой, которая часто болтает сама с собой! Поэтому Господь решил, что, если пред о мной будет дух самоубийцы, с которыми я буду болтать, никто не запрет меня в психушку! — пошутила Домна, ещё сильнее ускорив шаг.

— Даже если так, то тогда скажи причину, почему я здесь?!

Осиная талия сравнялась ходом и встала прямо подле мелкой живой музыкантши, её лебединая походка будто бы слегка уколола собеседницу, отчего та вновь решила ужесточить их речи.

— Не заплатила за билет на тот свет? — эти колкости исходили из её уст постоянно, но девушка точно не ожидала подобной хватки от симпатичной девушки, которая казалась ей невероятной глупой из-за вечно надуваемых губок, что она выстраивала после каждой сказанной фразы.

— Как только скажешь, где касса, так сразу потрачу все свои средства на билет в преисподнюю, — язвительно ответила девушка, убрав прядь выбившихся русых волос за своё маленькое ушко, с непроколотой мочкой.

— Хм. Шаришь в сарказме? — от такого внезапного острого ответа, который был невероятно близок ей, Домна, на одну миллисекунду, пропиталась уважением к стоящей пред ней леди, пока не вспомнила причины, почему же она с ней говорит. — Хорошо. Касса там! Как можно дальше от меня!

В этот момент, чуть ли не бегом, она ринулась к подъехавшему в эту же секунду к остановке автобусу, оставляя призрака позади нее. Она действительно искренне верила, что Саша её оставит и найдёт кого-нибудь другого живого, кто сможет увидеть эти яркие зелёные глаза. Но, увы, было крайне глупо считать, что, найдя единственного человека, кто действительно её слышит и зреет, она так просто оставит её в покое.

Умершая фигуристка продолжала следовать по пятам за незнакомой испуганной девушкой, стараясь сделать это так, чтобы вторая это ни в коем случае не заметила. И, к счастью, дойдя ровно до квартиры и не сумев попасться, Саша теперь знала место, где обитает единственная, кто её видит, если, конечно, она единственная.

Узнав это, она вновь отправилась к ледовому дворцу. Скорее, не для того, чтобы утешить свою душу, лицезрея место, где проводила большую часть своего времени, а, чтобы насытить эго, наблюдая за увеличивающимися букетами цветов и грустными личиками. Конечно, это прелестная мордашка не понимала, что за этим духовным насыщением, которое вызывало у нее происходящее, была адская внутренняя печаль, от понимания, почему все букеты в этом городе сегодня для нее. До нее ещё не дошло полное осознание происходящего. Самого факта её смерти, но одно ей ума понять точно хватило.

То, что Домна её слышала и видела совсем не просто так. Здесь что-то есть, что-то такое в ней. Возможно, что, сделав что-то, она сумеет спастись.

Зайдя вглубь толпы, она искренне надеялась, что кто- то, помимо худенькой и мелкой злыдни, похожей на гномика с её стремными и кривыми густыми бровями, с вытянутым личиком, на котором не было ни щёчек, ни скул, ровным счётом ничего, и этими ногами, которые при походке описывали просто невероятную ломанную, которая должна была быть прямой, сможет её узреть. Это злобная дрянь испепеляла сарказм и явно была последним, к кому бы Александра в действительности обратилась бы за помощью. Но, увы, шёл час, шёл второй, шёл третий, а в толпе никто более не смотрел на нее также, как эта неказистая девчонка.

На нее просто больше не смотрели.

В этот же момент где-то далеко, у себя дома, Домна выкладывала на стол продукты, попутно болтая с мамой о школе и погоде. Это был их маленький день, «день свободы», но измученная полицейская лишь сидела и как-то взволнованно, словно впервые видя, испепеляла глазами кухонный гарнитур, стараясь всеми возможными способами не оборачиваться к дочери. Но, вскоре заметив это, её маленькая дочка сама мягко её позвала. Долго и тяжело собираясь с мыслями, женщина вздохнула и, все ещё смотря куда угодно, кроме своего ребёнка, заговорила.

— Ты слышала о умершей фигуристке? — спросила её мама, содрогающимся слабым голосом, чего девушка даже не заметила, ибо все её мысли были в том призраке, что она сегодня зрела.

Собрав всю волю в кулак, мелочь постаралась спокойно ответить на вопрос.