Страница 47 из 70
Покряхтывая и удивляясь, почему болят еще и ноги, Матео осторожно сполз с кровати. Внутри его старенького шкафа было небольшое зеркало с огромной трещиной посередине, и, неловко вращаясь на месте, он попытался рассмотреть свою спину. Крови вчера не было, а, значит, и шрамов быть не должно. На коже остались только длинные красные полосы, похожие на неглубокие царапины. Однако, слегка прикоснувшись к одной из них, Матео неприятно скривился не столько от боли, сколько от воспоминаний. Вчерашнее издевательство продолжалось недолго, и в общей сложности он насчитал около десяти ударов. Хотя в количестве Матео не был уверен, так как от раздражения и обиды он неоднократно сбивался со счета.
Где-то на пятом ударе, перебивая его яростное возмущение, раздался взволнованный голос Бьянки:
— Мария, достаточно!..
Но Мария не прекратила. Видимо, у нее был свой счетчик. И Бьянка повторяла приказ как минимум трижды, каждый раз все более нервно и громко. Наконец раздался свирепый свист, и Матео зажмурился, ожидая резкого удара. Однако вместо этого плеть с шумом опустилась на стену. Несколько камешков выпали и глухо шлепнулись о пол. На этом все и закончилось.
Матео скорчился, вспоминая звук, с которым плеть касалась его спины, и ощущения, следовавшие за этим. Но самые болезненные раны были нанесены не его телу, а его самолюбию. Обидно, безумно обидно и унизительно, что с ним так обошлись. Как такое вообще могло случиться? Ненормальные, сумасшедшие ведьмы…
Захлопнувшкаф так раздраженно, что старое зеркало внутри угрожающе задребезжало, Матео снова сел на кровать. Самое неприятное, что даже поговорить о случившемся было не с кем. Позвонить в полицию? И что он скажет? Меня выпороли две девушки? Не поверят. Да еще и засмеют. Он покосился на телефон. Отцу, что ли, позвонить?.. Да ни за что на свете! Будет еще глупее, чем с полицией. Он рассеянно пробежался по немногочисленному списку своих контактов и выбрал единственного человека, способного его понять и помочь.
— У меня для тебя хорошая новость! — как всегда оживленно начал беседу Эмилио, его агент и немного друг. — Зал для выставки я уже арендовал!
— Эмилио…
— Подожди! — энергично перебил его агент. — Я даже договорился, что на улице будет висеть наш рекламный плакат. А это — самый центр города, между прочим. Представляешь, какая реклама?..
— Эмилио…
— … И теперь самое главное! Как тебе название “Мимолетная Севилья”?
Эмилио замолчал, сделав торжественную паузу.
— Давай отменим выставку, — мрачно сказал Матео, мысленно складывая свои вещи в стоящую рядом сумку.
— Если не нравится, — невозмутимо отозвался Эмилио, — можно назвать “Солнечная Севилья”, не так запоминается, но все же…
— Давай все отменим!!
Вскочив с кровати, Матео распахнул сумку и начал сбрасывать туда свои вещи уже по-настоящему. На самое дно полетели кисти и карандаши. Старый шкаф испуганно скрипнул, и несколько маек сердито шлепнулись прямо на блокнот, помяв его. Все еще прижимая смартфон к уху, Матео продолжал яростно паковаться. А что? По его мнению, это был единственный выход, возможный в данной ситуации: Эмилио отменяет выставку, а он — этот дурацкий придуманный Бьянкой договор и навсегда забывает про нее. Самое время покинуть этот чертов дом!.. Матео уже почти добрался до стоящего в углу мольберта, когда его агент наконец медленно заговорил голосом, каким бы мог уговаривать маленького ребенка не плакать:
— Матео, я же тебе говорил, что это невозможно… Да и зачем? Если бы Пикассо отменял выставки, то он бы не стал Пикассо.
— Он и так был Пикассо, — буркнул Матео, пытаясь застегнуть небрежно набитую сумку.
— Но он бы тогда не стоил как Пикассо!.. Хватит паники! — строго сказал Эмилио, услышав, как затрещала молния. — Выставку уже не отменить. И вообще рекламу оставь мне, а ты просто рисуй! Каждый должен делать то, что у него получается.
Молния непослушно разъехалась в стороны, и, чертыхнувшись, Матео с досадой повернулся к окну. Там привычно мелькнули кладбищенские надгробия, темные вершины деревьев и верхушка инквизиторской церкви.
— Вдохновения нет… — проворчал он, отворачиваясь от окна. — Пейзажи тут жуткие!
— Так рисуй людей, — моментально посоветовал Эмилио. — Графиню свою нарисуй, например.
— Я не рисую людей!
Да, на его взгляд, тут и не было людей. Только дьяволица и стерва. И он сам еще не до конца понял, кто из них кто. Но больше всего раздражало, что его сумка никак не хотела закрываться, словно вступила в сговор с Эмилио, не желавшим отменять выставку.
— В общем, Матео, займись чем-нибудь! Ты же гений, а гениям труд полезен. И больше ни слова об отмене выставки!
— Да понял я, — проворчал Матео и сбросил вызов, а потом, устав от бесплодных попыток застегнуть молнию, оттолкнул сумку ногой.
В голове настойчиво вертелась мысль, что в этом доме он застрял надолго. Но даже думать о том, что вещи снова придется разбирать, было мучительно. Злость медленно сменилась тоской. Стараясь не видеть свои картины, которые в этот момент казались ему главной причиной всех бед, он снова подтянул к себе сумку и извлек оттуда примятый майками блокнот. Рисовать не особо хотелось, но если себя хоть чем-то не занять, будет совсем невыносимо. Он быстро оделся и открыл дверь. Пес, все это время тихо наблюдавший за ним, тут же радостно вылетел наружу. Определенно, Феликс был единственным, кто его понимал. И это как-то начинало напрягать…
Но по-настоящему Матео напрягся через несколько минут, когда, торопливо спускаясь по крутым ступенькам, неожиданно поскользнулся. Ноги сами собой подогнулись, и, потеряв равновесие, он чуть не полетел головой вниз прямо на выступающие из стен камни. Лишь в последнее мгновение рука успела зацепиться за холодные железные перила.
— Черт! Черт! Черт! — выругался Матео и зачем-то даже крикнул в пустоту узкого лестничного пролета: — Не дождетесь! Я в этом доме не умру!..
В ответ снизу раздался подбадривающий собачий лай, от которого Матео стало только хуже.
Следующее потрясение, к которому он не был готов, ждало его в гостиной. Он почему-то не подумал, что встретится с ними за завтраком, и, как себя вести после вчерашнего, совершенно не представлял. Надежда на то, что они кинутся к нему с извинениями, была настолько слабой, что казалась почти несбыточной.
Бьянка и Мария сидели на своих привычных местах за столом и, тихо переговариваясь, пили кофе. Однако при его появлении беседа резко оборвалась, и извинений, как он и предполагал, не последовало. Бьянка слегка вздрогнула и сосредоточенно уставилась в свою кружку, словно пытаясь прочитать там будущее. Мария же, даже не обернувшись, подтянула к себе кофейник. Одета она была в свое обычное длинное платье и безобразный белый фартук, на который этим утром Матео смотрел с настоящей ненавистью. Дьяволица! Страшное оружие в руках чокнутой Бьянки!.. Он насупленно покосился на спокойное лицо Марии. В ней же нет ничего человеческого! Надо быть законченным мазохистом, чтобы вообще с ней связаться! А вторая… Он повернул голову к Бьянке, которая, как оказалось, тоже украдкой его изучала. Но едва их взгляды встретились, как она вновь переключилась на содержимое своей кружки и даже слегка покраснела. Да неужели же ей стыдно? Ага, конечно… Матео раздраженно посмотрел на ее свободную непрозрачную блузку, скромно застегнутую на все пуговицы, и длинную строгую юбку. Чтобы он еще раз на это повелся?! Да чтобы с ней связаться, надо вообще быть полным идиотом!
Он замер у своего привычного места за столом, а затем резко развернулся и ушел на кухню, чувствуя на спине настороженный взгляд Бьянки. Завтракать вместе с ними не хотелось. И вообще, решил Матео, в эти два месяца своего заключения — а другого слова он подобрать не мог — сведу все контакты с ними к нулю. И буду вести себя так, будто вчера ничего не произошло. Так, будто…
— Какого черта?! — яростно прорычал он, едва приблизившись к холодильнику.
Через мгновение он снова вернулся в гостиную, где Бьянка, слышавшая его возмущенный голос, удивленно подняла на него глаза.