Тунгусский след

Несколько минут оба молчали.

— Очень не нравится мне, что он снимал пешку с доски, —вновь заговорил Ларькин. —Боюсь, что человек, через которого замыкается причинно-следственная связь, становится сам причиной собственного существования. А значит, прервав эту связь, он уничтожает ту реальность, в которой сам существует. Понимаете, мир останется, но только потому, что Сын Тайги сыграет партию без вас. Скорее всего, он закольцует причину и следствие через кого-нибудь другого. Он сделает это обязательно, потому что та реальность, в которой его планету покоряют пришельцы, его не устраивает. Мир, берущий начало с Тунгусского метеорита, будет существовать. Не знаю только, будет ли в нем белая пешка.

Но я бы советовал Вам думать не об этом, а вспомнить ситуацию на доске. Вы — начальник ГРАСа, срубить черную ладью —ваша прямая обязанность. Почему то, что Вы могли бы сделать, где-то подставившись, получив взыскание, выставив себя на посмешище, может быть, кто-то другой должен будет делать гораздо более дорогой ценой? Я уверен, что Сын Тайги не случайно выбрал именно вас. Но зная Вашу любовь к самостоятельности, великий шаман для того и затеял всю эту комедию. Момент принятия решения, видимо, наступит позже, а пока что он хочет подстраховаться от неожиданностей с Вашей-стороны. Через пару дней мы забудем все, что он нам сказал, но где-то в Вашем подсознании, или наоборот, в сверхсознании останется решение. Принятое как бы заранее. Ну, как Вам такой расклад?

— Сурово, — отозвался Борисов.

— Посоветовать Вам можно, действительно, только одно —хорошо подумать, а если примете какое-то решение, постарайтесь его покрепче запомнить. Может быть, в следующий раз информации для размышления Вам будет предоставлено меньше.

Майор ещё долго курил, лежа в постели, а Виталий повернулся на бок и спокойно уснул. Он был уверен в том, какое решение примет в конце концов майор, и ни о чем не беспокоился. Про себя он решил, что для них существует только один вариант развития этюда.

Они прожили у Сына Тайги ещё три дня.

Жилище великого шамана было не слишком большим. Борисов насчитал всего семь помещений. Правда, в два из них: комнату самого Сына Тайги и какую-то подсобку, их не пустили — а там могли быть и другие комнаты. Убранство было простым. Единственной роскошью было огромное зеркало в раме из чистого золота, стоявшее в гостиной. Оно смотрелось немножко лучше, чем малахитовое украшение, хотя тоже не гармонировало с окружающей обстановкой. Великого шамана, видимо, такие мелочи не беспокоили.

Та комната, в которой Сын Тайги принимал их вначале, оказалось, имела специальное назначение: это было что-то вроде зала для показа телепатических картинок, "гипнотарий", по выражению Ларькина. Какую-то роль в этом играла ромашка в потолке. Оказалось, что это все- таки не украшение, а прибор, усиливающий внушение. Сын Тайги водил их по своему жилищу и объяснял все охотно, но из перевода они не всё понимали.

Кормили их в гостиной, служившей одновременно и столовой. Кормили без особых изысков, но сытно: мясо, зелень, ягодные соки, вкусная родниковая вода. Великий шаман питался отдельно. За три дня Юрий Николаевич ни разу не увидел, чтобы Сын Тайги съел хоть что-нибудь.

Настоящим вместилищем сокровищ, с точки зрения Борисова, была библиотека великого шамана. Древнеиндийские и древнеиранские тексты, манускрипты, написанные рукой Конфуция — всё это было с гордостью показано и с восторгом увидено. Было несколько книг, написанных самим Сыном Тайги, — нечто вроде летописи событий на санскрите. Датировка была двойной: от рождества Христова и от Дня духовного рождения Будды. Заметки уходили в такую глубину веков, что это просто не укладывалось у майора в сознании.

На второй день Борисову вздумалось узнать у великого шамана, долго ли им предстоит мотаться по здешним местам, и скоро ли кончится эта командировка. Сын Тайги согласился, что экспедиция выдалась утомительная. После чего долго размышлял и наконец спросил, действительно ли Борисов хочет увидеть таинственный источник излучения.

— Ничего таинственного в нем нет, — зло сказал майор. — Но увидеть бы не мешало, раз уж нас якобы за этим посылали.

Хорошо, было сказано ему. Нужно будет через пять дней выйти вот в эту точку возле реки Кимчу. А отправляться лучше вот отсюда.

По совету Сына Тайги майор взял карандаш и линейку, нарисовал маршрут и написал дату и час прибытия прямо на карте.

— Однако штуку с зеленой кнопкой он велит на это время кому-нибудь отдать, —переводил Михайла. — Давай, я сохраню. Лёня потом тебе вернет.

Борисов недоуменно пожал плечами, но согласился.

— Вам предстоит опасная нульга... ну, в общем, экспедиция... — сказал Михаила майору на третий день. — Но с тобой ницего не слуцится. Может, ты и пешка, не обижайся, Юрий — но ты хорошо защищенная пешка. Ты нужен Сыну Тайги.

— А с Виталием?

Сын Тайги пожал плечами.

— Про Виталия он ницего не знает, —перевел старый шаман.

"Ларькина надо беречь", —решил про себя майор, и это решение он постарался хорошенько запомнить.

Услышав о решении Борисова уходить на следующий день, великий шаман предложил устроить в честь гостей прощальный ужин. Еды было много: рыба, грибы, ягоды, мясные закуски, экзотические блюда из кедровых орешков. Однако великий шаман ничего не ел, а только пил золотисто-янтарную жидкость из маленького стеклянного стаканчика. Кроме этой жидкости, напитков было два: ларькинский спирт и шаманская бурая настойка. Сын Тайги не возражал, когда грасовцы захотели попробовать его напиток: жидкость имела запах хвои и слабый привкус подсолнечного масла. Судя по возникшим чуть позже ощущениям, янтарный напиток был достаточно хмельным. Может быть, самым сильнодействующим из имевшегося "горючего".

"Подумаешь, полтыщи лет в пещере, —думал майор, оглядывая блестящие стены зала. — Фигня. Простой историк. Сидит себе и пишет историю. Дело знакомое. Я бы тоже смог. Хороший мужик, свой. Гипнотизировать, на психику давить не стал, дал возможность все самостоятельно обдумать. Только что-то он там грозился, что мы все забудем? Плохо он меня знает... У меня память хорошая, хрен чего он сотрёт...

Они уже успели так хорошо посидеть, что Юрий Николаевич, кажется, прокричал это вслух через стол великому шаману. Переводить было некому. Михайла, не обращая на них никакого внимания, сидел на полу, постукивал в бубен и пел какую-то эвенкийскую песню. Однако Сын Тайги, кажется, понял и, азартно махая руками, прокричал что-то в ответ Борисову. Судя по жестам, он обещал, что Борисов позабудет мать родную.

— Да угомонитесь вы, — сказал Ларькин. Он сидел, скрестив ноги, в своем кресле и пытался, подпевать старику, похлопывая в такт ладонью по когтям медвежьей шкуры.

"С чего это нас так разобрало?" — недоуменно подумал майор, прислушиваясь к сложному, прерывистому музыкальному строю шаманской песни. Он уловил ритм и тоже стал подпевать Михаиле, одним только голосом, и у него получилось гораздо лучше, чем у Ларькина. Тогда капитан перестал петь и, спрыгнув с кресла, начал танцевать. Он ритмично взмахивал руками и вздрагивал всем телом, двигаясь очень медленно, короткими шажками, по дуге вокруг стола...

Борисов выглянул из палатки. Солнце стояло уже довольно высоко, но воздух был свежим и прохладным. Самочувствие, да и настроение, были отличными. Только немножко саднила кожа лба: наверное, во сне уперся лбом в пистолет и отлежал. Майор взглянул на часы и бодро крикнул в глубину палатки:

— Группа, подъем! Построение на завтрак... Зарядку мы все равно уже проспали.

Легкую разминку он все-таки проделал и спустился к речке за водой. Когда майор вернулся к палатке, Ларькин уже встал и пытался развести костер. Двигался он рассеянно, лицо было озабоченным. В кронах деревьев щебетали птицы, гремела внизу неугомонная вода. Временами тихо, словно шепотом, шумела от легкого ветерка тайга.