Тунгусский след

Можно. Борисов уже начал привыкать к тому, как исчезает обстановка комнаты и взору открывается каждый раз новая, незнакомая местность. Но всякий раз внизу была тайга. На этот раз она заканчивалась на пологом берегу широкой реки. Северный ветер вспенивал волны, борясь с мощным течением. Вначале слышно было только как он плещет водой и шумит кронами сотен деревьев. Затем за горизонтом послышался нарастающий гул, слева высоко в небе показалась черная точка в огненном обрамлении. Гул перешел в рев и грохот, от которого, казалось, уже раскалывался небосвод. На высоте пяти-шести километров перед взором Борисова быстро пролетел образец вполне земной техники. Майор сразу понял, что это такое: при помощи таких "пуль" Хрущев грозился похоронить; американских империалистов. Правда, в то время, когда Никита Сергеевич стучал башмаком по трибуне Организации Объединенных Наций, Россия такими ракетами ещё не располагала. Но они были довольно быстро построены и встали на боевое дежурство, долгое время служа "последним доводом королей" и гарантом мира. Несколько устаревших, но грозных образцов и сейчас стояло в шахтах на Кольском полуострове, в Подмосковье и на Дальнем Востоке. Та, что только что прошла в небе, оставляя за собой шлейф из огня и дыма, стартовала где-нибудь в европейской части России и имела расчетную мощность боеголовки в семнадцать мегатонн.

Сверхъестественный проектор выключили, и Борисов недоуменно спросил у своего визави:

— Почему же никто из семисот свидетелей не увидел?

Он запнулся, потому что, не успев договорить, сам понял, почему. Глупый вопрос. Сын Тайги понимающе улыбнулся, но все-таки для верности включил свой телепатический синематограф.

...Снова та же река, та же тайга. Северный ветер взбивает пену на воде. Раздается знакомый гул, но черной точки уже не видно: на горизонте лишь ослепительно яркое сияние. Гул переходит в рёв, рёв — в оглушительный грохот. Распарывая небо, проплывает жуткий пылающий шар, оставляя за собой шлейф из огня и дыма, скрывается вдали...

Сидя в знакомом кресле, Борисов недоумевающе смотрел на великого шамана. Пока ещё он не решился бы сказать, что в этой истории сходятся концы с концами.

— Безусловно, это русская пуля, —медленно заговорил он. — Люча выстрелил в небесную лодку из самого большого ружья, которое только существовало на Земле. Понятно, для чего понадобились Огненные Харги: жизнестойкость и мощь Людей-Камней, видимо, была так велика, что убить их можно было только прямым попаданием этой пули. Те, кто оказались хотя бы на небольшом расстоянии от лодки, могли уцелеть и оказать сопротивление. Надо полагать, серьезное. А одновременное уничтожение десантной базы и транспортного корабля — не мучься, Потапыч, это я уже больше себе самому говорю да вот Виталию... Понятно, почему о них вот уже девяносто лет ничего не слышно. Непонятно другое. Та большая пуля, которую показал нам Сын Тайги, была изготовлена в середине шестидесятых годов. Их уже почти все демонтировали, но дело не в этом. Как могла эта пуля из второй половины нашего века попасть в самое начало? Когда же Люча ею выстрелил?

— Машина времени, — подсказал Ларькин.

Ответ Сына Тайги был несколько длиннее. Великий шаман даже как-то посерьезнел, подался вперед в своём кресле. Было такое ощущение, что они подошли или подходят в разговоре к чему-то главному, из-за чего, возможно, и состоялся весь разговор. Сын Тайги даже на время перестал улыбаться.

Дело в том, что на данный момент Люча ещё не выстрелил, и когда он это сделает, не знает даже великий шаман. Может быть, в следующем году. Может быть, через два года. Но он обязательно должен выстрелить. Ведь он уже попал в небесную лодку, и очень неплохо попал. Великий шаман как раз собирается убедить Лючу выстрелить. Переговоры с Лючей —это как раз то, чем он в настоящее время занимается.

Понятия "машина времени" в. эвенкском языке не оказалось. Несколько минут майор мучил Потапыча, пытаясь сформулировать разные трудные вопросы вместе с ним. Почему, располагая машиной времени, великий шаман не знает, в каком году Люча выстрелит и выстрелит ли вообще? Как может ракета не стартовать в будущем, если она уже попала в цель в прошлом? Достигается ли способность передвигаться по времени за счет технических приспособлений или это неоткрытое свойство человеческого организма? Старый Михайла вспотел от напряжения, но не мог подобрать нужных слов.

— А почему бы Вам не задать главный вопрос? — спросил вдруг примолкший было Ларькин. Виталий смотрел на майора как-то странно. — Почему бы не спросить, кто тот самый Люча, с которым он ведёт переговоры?

— Ты думаешь, мы его знаем? —буркнул майор, но вопрос имел смысл, и он обратился к Михайле:

— Попроси его, пусть скажет имя Лючи, если не секрет, конечно.

Сын Тайги кивнул, выслушав просьбу, повернулся к майору и, улыбаясь, отчетливо выговорил:

— Ю-рий Бо-ри-сов.

Сознание Борисова работало одновременно в трех направлениях. Один участок отказывался верить в серьёзность происходящего и лихорадочно искал неувязки в объяснениях эвенков и погрешности в их игре, которые свидетельствовали бы о наличии обычной мистификации. Вторая часть пыталась вычислить, какая иностранная держава больше всего заинтересована в том, чтобы Россия нанесла термоядерный удар по собственной азиатской территории. На кого его пытаются заставить работать? Третий участок вникал в технические детали предлагаемого действия. Что творилось в подсознании, разбираться было некогда, но общее состояние майора можно было определить как растерянность. По просьбе Сына Тайги Михайла ещё раз повторил для Борисова то, что ему предлагалось впоследствии сделать:

— Письмо надо написать твоему нацальству: Можно выдумку написать, можно правду. Это неважно. Напиши правду. Обещай, цто пуля... то есть ракета на середине пути исцезнет, уйдет в прошлое. Пусть после этого прикажут ей, цтобы не сработала, если боятся. Ракета все равно в этот момент уже в прошлом будет и взорвется там, где нужно.

— Да кто же меня послушает? Вы хотя бы представляете, на каком уровне принимаются такие решения?

— А кто, если не ты, Юрий? Ты пришельцами занимаешься, это твоя работа.

Против этого трудно было возражать. В любом случае, глупо рассчитывать, что кто-то сделает за тебя твою работу. Вот уже и некому в ножки кланяться, да и нет смысла. Надо решиться что-то сделать самому.

Меня же за сумасшедшего посчитают. Я и так уже у всех как бельмо на глазу...

— Может быть, посцитают сумасшедшим. Может быть, нет. Напиши письмо.

— Как же Вы не понимаете? Я просто пешка в этой системе.

Михайла перевел, и наступило молчание. Однако Сын Тайги нисколько не был обескуражен. С той же доброй улыбкой он достал из глубокой ниши, которая была вырезана в гранитном столике с его стороны, шахматную коробку. Кажется, он даже посмеивался про себя, расставляя фигуры. Сын Тайги выстроил какой-то шахматный этюд и, закончив, жестом пригласил их оценить ситуацию на доске.

Борисов был далеко не гроссмейстером в этой игре, хотя шахматы помогали на войне скоротать время в периоды длительного затишья между боями. Он внимательно изучил расстановку сил.

Количественно силы черных и белых были примерно равны. Но черные фигуры стояли бестолково, закрывали друг другу возможность маневра, и ситуация для них была проигрышной. Всё бы ничего, но белая пешка на правом фланге грозила убить черную ладью. Хоть та и была хорошо защищена... Обмен был настолько неравноценен, что большого значения это не имело. К тому же и пешку до и после удара подпирали стоявшие на одной диагонали слон и ферзь. Бить пешку означало для черных множить напрасные потери.

— Что окажешь? — не слишком доверяя своим шахматным способностям, опросил майор у Ларькина.

— Как обычно, ход белых, да? Тогда вариантов нет. Надо бить ладью, — рассудил тот, и эти слова опять прозвучали подсказкой, заранее заготовленным для Борисова решением. — В ферзи пешку вести нет смысла. Тогда, скорей всего, её убьют. А так... Исход партии решают тяжелые фигуры.