Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 304 из 338

Думать об имени ему пришлось недолго. Потому что уже через день, когда настала очередная смена Людмилы Ивановны, она ясно дала понять, что в детдоме никаких собак не было и не будет — пока она здесь работает. Витек пытался искать компромиссы. Пускай щенок только первое время поживет у него под кроватью, пока он маленький и пока на улице зима. Потом, конечно, он вырастет, а настоящему азиату в комнате и самому будет неудобно, ему простор нужен, небо, воздух и все такое. Тогда он сам, своими руками сколотит во дворе будку, и пес станет жить во дворе. Никому он там мешать не будет, а совсем наоборот — одна только польза. Чужие ходить не будут — собака-то серьезная. И Людмилу Ивановну он тоже будет уважать. Витек его научит.

Но переговоры были бесполезны. Людмила Ивановна поняла, что для Витька этот щенок действительно важен. А как только она это поняла, в ее ухоженной головке включились совершенно иные механизмы. И никакие разумные доводы на нее подействовать были уже не в состоянии. Щенок отправился за дверь.

Тогда Витек нашел, как ему показалось, единственный оставшийся в этой ситуации правильный выход. Он пошел к директору. Директриса, против ожидания, выслушала его вполне благосклонно, вышла вместе с ним во двор, посмотрела на щенка и велела Витьку нести его в дом — только не в комнату, а в коридор возле кухни. Затем она уединилась на двадцать минут с Людмилой Ивановной, и та после этой аудиенции вышла белая, как мел, и с плотно — в ниточку — сжатыми губами. Щенку до весны было позволено жить возле кухни. При. условии, что Витек возьмет на себя все заботы о нем. А с весны — пусть строит будку и переселяет свое чудо во двор.

Витек весь день ходил — кум королю. И победно поглядывал на Людмилу Ивановну, которая этих его взглядов словно бы и не замечала; напротив, она стала с ним отменно предупредительна, включив обычную свою медоточивую манеру, принятую для посторонних взрослых. И Витек дал себя обмануть. Он действительно поверил в то, что победил ее. А как же, разве не так? Разве не по его все в конечном счете вышло? Разве за него не вступилось вышестоящее начальство? Разве Людмила Ивановна не обязана выполнять распоряжения директрисы? Вот, пускай теперь и выполняет. А директриса — все-таки классная баба. Зануда, конечно, но что касается дела — тут на нее всегда можно положиться.

Спать он лег в наилучшем расположении духа. Щенка он вечером вымыл с мылом — чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что собака чистая, постелил ему теплую тряпку возле двери на кухню и дал на ночь полную миску щей с накрошенными туда кусочками хлеба. На улице стоял трескучий мороз и заметала вьюга. Когда потушили свет, стали особенно ясно видны в щель между шторой и стеной освещенные фонарем клубы колючего мелкого снега, которые то закручивались вихрем, то перли напролом куда-то в бархатно-черную ночную тьму. И Витьку стало хорошо и спокойно, как давно не бывало. Как в детстве.

А наутро щенок исчез. Никто из детдомовского персонала понятия не имел, куда он мог подеваться. Людмила Ивановна тоже знать ничего не знала. Витек обегал-обыскал весь дом и весь двор. Щенка не было. Под конец, уже уходя в школу, он столкнулся в дверях со сторожем — и его словно черт дернул спросить, не выходил ли кто ночью из детского дома на улицу.

— Как же, Людмила Ивановна выходила, — ответил сторож. — С почками у нее, что ли, какие-то нелады начались, и она домой сходила, за таблетками. Я вызвался было даже проводить ее, но она говорит, что ей идти-то два квартала. Одна нога здесь, другая там. Я и не пошел.

— А вернулась она скоро?

— Скоро. С полчаса, наверное, ходила. А может, и того меньше.

— А у нее ничего с собой не было? — с замиранием сердца спросил Витек.

— Нуда, сумка какая-то была. А в чем дело-то? — сторож был не в курсе утренних витькиных поисков.

Но Витька уже интересовало совсем другое. Он напялил шапку и бегом скатился с детдомовского крыльца — искать своего щенка. Где? Это не играло ровным счетом никакой роли. Далеко она его унести не могла — за полчаса туда и обратно.

В школу он, естественно, идти и не думал. Битых два часа он прослонялся по всем окрестным дворам и подворотням, расспрашивая людей у подъездов и у дверей магазинов — не видел ли кто-нибудь из них сегодня утром такого, знаете, щенка... Никто такого щенка не видел. Через два часа, окончательно отчаявшись, он потащился все-таки к школе, и вот там, возле самого школьного двора, нашел то, что искал.

Прямо к школе спускалась с пригорка неширокая, застроенная частными домами улица. Канализации на этой улице не было, и помои все выливали прямо на дорогу — манера, которая еще со времен основания школы неизменно возмущала школьное и вышестоящее районовское руководство. Руководство жаловалось на вопиющую антисанитарию в непосредственной близости от детского образовательного учреждения, писало петиции коммунальщикам, коммунальщики вежливо отвечали, что при первой же возможности попытаются эту проблему решить, но так, естественно, ничего и не решили.





Единственное, за чем они следили— это чтобы не забивался расположенный у самого окончания улицы, прямо напротив школы, зарешеченный водосток. Иначе весной и после обильных летних ливней мог начаться настоящий потоп.

Вот на этом-то водостоке и лежал большой серебристо-серый щенок. Лежал, свернувшись калачиком, и спал. У Витька словно гора с плеч упала. Нашел-таки, умница, самое теплое место на улице. Где снизу идет иногда пар — рядом, под большой дорогой шла теплотрасса, и вылитые в сток помои замерзали не сразу даже при самых сильных морозах.

Но когда Витек подошел поближе, он понял, что ошибся. Щенок был мертв. Он все делал правильно, он действительно искал самое теплое место на этой стылой улице, куда его принесла незнакомая ему и явно к нему нерасположенная женщина. Он надеялся продержаться у этого источника тепла — пусть тепла весьма относительного — до утра, когда за ним придет его новый хозяин. Но хозяин еще с вечера вымыл его теплой водой, и высохнуть как следует он не успел — с его-то густой и плотной шерстью. А если бы даже и успел, это все равно ничего бы по большому счету не изменило. Потому что сточная решетка оказалась ловушкой. Пар, который из нее поднимался в сильные морозы, не столько грел, сколько нес с собой влагу — и шкура у щенка была теперь ею насквозь пропитана, смерзшаяся снизу в единый ледяной пласт.

Он лежал на самом видном месте, так, что по дороге в школу — если бы он сразу пошел в школу — Витек не смог бы его не заметить. И Витьку показалось, что Людмила Ивановна нарочно принесла и положила его именно сюда, на самое видное место. Чтобы показать, ему, что...

Витек взвыл и бегом помчался обратно в детский дом. Он влетел в холл, не раздеваясь и не обращая внимания на крики нянечки прорвался в кабинет директора и стал бить кулаками по столу и, размазывая по лицу слезы и сопли, пытаться что-то объяснить, потребовать справедливости: чтобы эту садистку немедленно уволили с работы, чтобы ее посадили за жестокое обращение с животными, чтобы... Но голос директрисы мигом остановил его истерику.

— Ты почему не на занятиях? — спросила директриса.

«Ты почему не на занятиях?»

«Ты почему не на занятиях?»

«Ты почему не на занятиях?»

Витек повернулся и вышел, не обращая внимания на то, что она там говорит ему вслед. Он медленно пошел в спальню, выбросил из ранца все, что там было, и стал запихивать туда вещи — какие попались под руку. Потом достал из тайничка под плинтусом деньги. Очень немного денег — все, что ему удавалось выиграть в школе в карты. Он неплохо играл в карты.

Потом он аккуратно оделся, забросил ранец за спину и снова вышел в коридор. В коридоре он повернул не налево, к выходу, а направо, туда, где была воспитательская. В воспитательской сидела Людмила Ивановна, одна, и все так же спокойно, все так же улыбчиво и ласково смотрела на Витька. Улыбчиво и ласково.

Витек, ни слова не говоря, подошел к ней почти вплотную и, коротко и страшно, как в отчаянной уличной драке, ударил ее снизу в кончик носа. Людмила Ивановна, даже не успев удивиться, опрокинулась назад и упала, ударившись головой — правда, не слишком сильно — об угол стола. Витек вытер костяшки правой руки о пальто, развернулся и быстро пошел к выходу. По коридору навстречу ему бежала, растопырив руки, директриса, но он ловко увернулся от нее и выскочил во двор. Во дворе он не стал мешкать, а сразу завернул за угол детдома, перелез через забор и спрыгнул по ту сторону на груду строительного мусора. Пройдя через стройку, он вышел на трассу, сел на автобус и поехал в сторону вокзала. И там же, в автобусе, на четвертой или пятой остановке, он подошел к задней двери и выбросил через закрывающуюся дверь в урну тяжелый свинцовый наладонник.