Страница 34 из 38
Кровать Лили была прелестным образцом современной мебели в стиле Людовика XVI, составлявшим пару с зеркальным гардеробом. Их ей подарил отчим, и она имела право забрать гарнитур с собой, когда выйдет замуж.
Я был счастлив оказаться в комнате Лили среди ночи и стал покрывать поцелуями подушку, отыскивая то место, где обычно покоится головка девушки, чем немало её позабавил.
Все было тихо. Бабушка почивала на втором этаже, однако Лили переживала, поскольку старуха была беспокойной и частенько страдала бессонницей. Я намекнул, что в следующий раз приготовлю для неё снотворное.
Я захватил с собой короткую веревку, которой собирался связывать руки Лили, и новую кисточку, чтобы щекотать её клитор, но ими мне тоже не пришлось воспользоваться.
У меня пересохло горло, однако выпить было нечего. Ключи были у бабушки, а Лили не могла её беспокоить. Ей тоже захотелось пить.
– Утолить жажду мы можем разве что собственной мочой! – в шутку сказал я.
– А я бы вашей выпила! – с серьезным видом ответила Лили, прижимаясь ко мне лицом; её страстный взгляд говорил о том, что она не будет возражать, если я заставлю её это сделать.
Мы больше не стеснялись друг друга. Я медленно разделся и, оставшись в одной только легкой фуфайке, подошел к кровати и лег во всей своей красе, пока Лили торопливо сбрасывала одежду и спокойно усаживалась на ночной горшок, как замужняя женщина.
Лили легла в постель, и её капризная фантазия уже подсказала ей то, что рождалось в моем мозгу, поскольку она поинтересовалась, как бы я себя повел, если бы был её мужем.
Я нежно привлек её к себе, целомудренно поцеловал, пожелал спокойной ночи, повернулся спиной, сделав вид, будто собираюсь спать, и начал похрапывать.
Мгновение Лили лежала тихо, но потом положила ладонь мне на шею.
– Нет, дорогая, ты должна дать мне выспаться. Ты же знаешь, что завтра мне очень рано вставать, и, по-моему, нерезонно ожидать от мужа, что он будет ласкать тебя всегда. Милая моя женушка, пожалуйста, потуши свет и давай отдыхать.
Ничего не ответив, Лили взяла меня за член и через несколько мгновений довела его до желаемой упругости; тогда я повернулся, обнял её и с упоением впился в податливые губы.
Мы подвергли тела друг друга самым сладострастным ласкам.
Наконец, я толкнул Лили на одеяло, и она удобно устроилась у меня между ног, положив щеку на мое левое бедро. Я заставил её целовать и облизывать член, а также болтающуюся мошонку и, пока она нежно сосала мои яички, терся затвердевшим стволом о лицо и нос. Потом я ухватил её за загривок, сжал бедра и, держа голову в плену таким необычным образом, изо всех сил прижал её лицо к своим достоинствам, так что она чуть не задохнулась, а затем, слегка ослабив давление, стал крутить головой девушки во все стороны, фактически мастурбируя её милой мордашкой. Ещё бы немного, и я бы разговелся на её черты, готовые принять брызги семени, однако то состояние, в котором я находился, указало моей искусной девственнице на растущую опасность; она отстранилась и обняла меня.
Она сказала, что хочет посмотреть, как я спущу; она с ума сходила при мысли о том, что можно увидеть её "куколку" в тот момент, когда та будет выплескивать семя. Я повернулся на спину и, положив голову девушки себе на грудь, позволил ей воплотить в жизнь эту последнюю прихоть.
Она трогала меня своими нервными пальчиками и не сводила глаз с моего органа, а я тем временем нёс всякие непристойности, говоря, какая она грязная и отвратительная, чем только усиливал её удовольствие, которое превратилось в лихорадочный бред, когда желание Лили было удовлетворено зрелищем фонтанирующего семени.
Теряя голову от неторопливой мастурбации и чувствуя скорый конец, я сказал, что как только произойдет семяизвержение, моя возлюбленная должна взять член в рот и высосать его до последней капли.
Яростно кончая, я позабыл о своём бреде, сказанном в мгновение неуправляемой похоти, и был крайне удивлен, обнаружив, что моя Лили неторопливо приближает губы к своему "poupee", берет его теплым ртом и без малейшего отвращения проглатывает последний большой сгусток, медленно вытекающий из мочевого канала. Однако желудок сделался настолько чувствительным, что я не смог вынести нежного прикосновения язычка Лили и оттолкнул её голову.
– Ах! – промолвила девушка. – Вы, верно, думали, что я этого не сделаю.
Мы немного отдохнули, после чего Лили снова положила ладошку на моё достоинство.
– Я исчерпался, моя дорогая, – сказал я. – Ты лишила меня последних сил.
– Какая обида, – надула губки Лили. – Не люблю, когда он такой мягкий!
– Люби, я не опасен. Во всяком случае, можешь не бояться, что я лишу тебя девственности.
– О, дорогой, вы всегда безопасны. Вашим милым рукам я могла бы доверить свою жизнь. Вы такой нежный во всем, что говорите или делаете! Мне странно наблюдать, как вы со всеми нами обращаетесь: ведь мои родители такие грубые и вульгарные.
Тогда я предложил осчастливить её так, как она сама того захочет. Она отказалась, чтобы я её сосал, и предпочла мастурбацию. Я согласился, и, по-моему, мои пальцы понравились ей больше чего бы то ни было. Я заставил её ласкать себя собственноручно, однако она скоро отняла пальцы и предоставила мне довершить начатое.
Мне очень захотелось пить, и Лили отправилась в пиратскую экспедицию; она сумела отыскать бутылку минеральной воды, которой она меня и попотчевали, сопровождая это разными нежными словечками и ласками.
Потом она уселась у меня между ног и, уперевшись на локти, заговорила.
В этот момент она показалась моему пристрастному взору особенно красивой. Желтый свет свечи как нельзя лучше сочетался с её испанскими чертами лица; влажные, магические глаза искрились, когда она смотрела на меня; говоря, она возбуждалась, а великолепные волосы стекали черными прядями на голые плечи, поскольку летом она ложилась спать в одной легкой сорочке.
Эта картина осталась у меня в памяти, поскольку в тот момент я любил её, точнее, полюбил бы, если бы она выказала хотя бы малейшую женскую трепетность, а не сводила меня с ума – что я старался всячески скрыть, – преспокойно излагая некую бредовую идею.
Она хотела открыть свое дело в Париже, в маленькой квартирке, которую, как она намекнула, я должен был для неё снять и обставить мебелью. Мне будет позволено навещать её там, когда бы я этого ни пожелал; у Лили будет своя кухонька, и она будет мне готовить. Я мог бы приходить и есть у неё, причем мы могли бы ужинать нагишом.
Я дал понять, что не совсем понимаю, как у неё все это получится, но Лили только рассердилась, потому что я с ней не согласился. Тогда я замолчал и стал слушать сквозь сон, а её нескончаемая болтовня входила в одно ухо и выходила из другого.
Я продолжал восхищаться Лили, пытаясь запечатлеть её образ в моем несчастном мозгу, размягченным кипящими ваннами прошедшего месяца, поскольку, как ни старался я отогнать эту грустную мысль, нутром я чувствовал, что вся её привязанность ко мне происходит из-за предположения, будто я смогу дать ей денег, и мне пришлось сказать себе, что не стоит раскатывать губу и рассчитывать на множество ночей с Лили.
Я попросил её достать из моего жилета часы, зная, что уже почти полночь и что скоро отходит последний поезд.
И в самом деле, если я правильно помню, – ведь всё это произошло два года назад, а за это время у меня было много женщин, – я встал и уже начал одеваться, когда Лили сказала, чтобы я оставался с ней и что она сгорает от желания провести со мной остаток ночи.
После минутного колебания я согласился и вернулся в постель. Сладко поцеловавшись, мы уснули в объятиях друг друга.
Было часов пять, когда Лили принялась медленно будить меня прикосновениями ловких пальчиков, ища свою любимую игрушку, которую она в конце концов нашла в желаемом состоянии и вложила себе между бедер, повернувшись ко мне спиной и приглашая полными сладострастия движениями к вступлению в искусственное соитие.