Страница 2 из 19
– Нет, это не самая лучшая идея. Оставим все как есть.
Катерина опешила. Ее уверенность в успехе затеи достигла тех же вершин, что и тон, которым она возразила.
– Спокойной ночи, Катерина, – игнорируя аргументы внучки, процедила миссис Бристоль. Девушка, расстроенная, прихлопнула за собой дверь чуть громче, чем следовало.
Впрочем, через неделю за ужином в честь удачно прошедшей сделки Голдмана Агата переменила решение. Тем же деланно отстраненным голосом она обронила:
– Кстати, Катерина, ты все-таки можешь позвать маму. Да и сестренку твою любопытно увидеть. Набери им после ужина, – Миссис Бристоль избегала имен, словно одно их произнесение могло обжечь язык. Про зятя речи не шло совсем. Рудковски это не волновало.
– Правда?! – вскочила девушка. Стул ее прокатился по гладкому полу и издал до того противный звук, что Агата невольно поморщилась.
– Еще один такой звук – и я передумаю.
– Агата спасибо! Вы не представляете… Господи, как же… – задыхалась Катерина, не в силах выразить счастье.
– Благодари не меня. Это все Рафаэль. Это он настоял, чтобы я поддержала идею.
Голдман, сидящий напротив девушки, изобразил такое лицо, будто он только что пожертвовал ей свое сердце. Рудковски же было без разницы, кто ей помог. Проблема решилась, а средства в этом случае маловажны. Не доедая любимой лазаньи, не прощаясь и на лету отмахиваясь от возражений бабушки, Катерина помчалась наверх. Задача не терпела промедлений.
До сих пор девушка созванивалась с родителями лишь по праздникам. Звонки между городами стоили ужасно дорого, если не сказать – не имели цены. Но причина крылась не в стоимости перезвонов. Дело в следующем: линия связи Бристоль-Рудковски сгоняла такие тучи над домом Агаты – и, Катерина не сомневалась, над домом родителей – что отходить от звонка приходилось еще несколько дней. Кроме того, все троекратно обострялось, подними телефон глава семейства. Джозеф не упускал момента съязвить по любому поводу, ухватиться за мимолетные неудачи дочери, объясняя те «дрянным окружением», «зажравшимся Геттинбергом» и «испорченной бабкой». Тогда дело непременно заканчивалось слезами с одной стороны и орами с другой.
Поведение мистера Рудковски объяснялось тем, что мужчина никак не мог простить Катерине отъезд и страшно на нее злился. Джозефу казалось, будто выбрав миссис Бристоль, – хотя за исключением места жительства девушка ничего не выбирала – дочь предала его самого. Понимать чувства дочери мистер Рудковски отказывался, а потому продолжал утопать в своей злобе, делясь ей с Катериной.
По этим причинам привилегией междугородних звонков девушка пользовалась нечасто. И однако сейчас она так зажглась перспективой увидеть семью, что забыла о варианте – Джозеф может не согласиться. Впрочем, не будет же он таким извергом, чтобы спустя столько лет не дать дочери с матерью повидаться?
Репетируя речь, Катерина трясущимися от восторга руками набрала номер и принялась ждать. К телефону – слава Богу! – подошла ее мама, и девушка залпом выпалила:
– Мам, привет! Как дела? Не хотите приехать на свадьбу?
– Ты выходишь замуж?! – воскликнула Элеонора, и Рудковски услышала: что-то с грохотом повалилось на плитку – из рук женщины выпал тяжелый предмет. Только тут Катерину ударило молнией: мать впервые слышит о женитьбе.
– Да нет же! Мам, все в порядке?.. – Элеонора молчала, и девушка стала тревожиться и ругать себя за несдержанность. Она вывалила событие, словно кастрюлю с нагретым супом, на не готовую к нему голову.
– Все хорошо. Катерина, скажи мне, о какой свадьбе речь?
Собрав волю в постукивающий о трельяж кулак, Рудковски на выдохе протараторила:
– Мам, бабушка выходит замуж и очень хочет позвать вас на праздник.
В телефоне повисло молчание. Пять секунд. Десять. Пятнадцать.
– Боже, мама, скажи что-нибудь! Я же не позвонила тебе помолчать, – раздражалась девушка, не желая понять потрясения Элеоноры. То случилось не без причин.
Брак миссис Рудковски не приносит ей радости (хотя женщина пыжилась убедить всех в обратном). Дочь уехала неизвестно на сколько. И сейчас ее мать снова выходит замуж. Можно запросто сойти с ума, причем шаг этот будет оправданным.
– Ох, Катерина, мне надо подумать. Я позвоню тебе завтра, – ответила Элеонора, и не успела дочь возразить, как женщина уже скинула трубку.
Рудковски сидела нахмуренная, сбитая с толку. Мысль о том, что ей нужно пересказать разговор миссис Бристоль, не облегчала задачу. В конце концов, рассудив: «Верно, Агате сейчас не до этого», – Катерина решила дождаться утра, улизнуть на работу и таким образом избежать встречи с женщиной. К вечеру мама даст ей ответ, и тогда бабушка все узнает. Не сейчас – осознание это согревало Рудковски.
Но ни следующим вечером, ни через день Элеонора не перезвонила. Спустя неделю молчания Катерина не выдержала – давило нетерпение и вопросительные взгляды бабушки. Рудковски снова набрала номер и, сдерживая недовольство, приготовилась к бою.
– Алло, мама? – сдержанность улетучилась, едва ей ответили. – Я же просила перезвонить.
Однако трубку подняла не мама.
– Катерина, это я, – звучал знакомый бас.
– Пап? Привет! Вы говорили с мамой? Почему она не звонит? – Рудковски молилась о том, чтобы отец уже приготовил решение. Ей гораздо спокойнее смириться пусть даже с отказом, но не с неизвестностью.
– Катерина, не знаю, как и сказать…
Голос Джозефа звучал непривычно мягко, и в его паузах и осторожных выражениях девушка уследила неладное.
– В общем, у мамы случился инсульт, – с усилием выдавил мистер Рудковски и, заслышав возглас, поспешно добавил: – Но теперь все в порядке! Вернее, врачи говорят, что к маме может не вернуться память, но она жива и…
– Господи, – прошептала Катерина. Ее колотило так, словно тряслась комната. Трудно было стоять.
Ни мужчина, ни девушка не нарушали молчания. Тишина казалась им лучшим аккомпанементом для мыслемешалки. Лишь через пару минут Рудковски еле слышно сообщила отцу:
– Я приеду, как смогу.
– Не нужно. Мама в беспамятстве, она…
Джозеф прервался, и Катерина услышала всхлипы. Только не это. Если сдается опора-отец, откуда должна черпать силы его ветвь-дочь?
***
Через две недели приезд все же понадобился – Элеонора скончалась. Когда отец позвонил, чтобы сообщить новость, Рудковски отказалась верить несмелым словам. Ее просто дурят. Она приедет и своими глазами увидит: мама жива и по-прежнему жарит любимые сырники. Лишь за этим девушка и возвращается в Энгебург – повидаться с матерью и откушать ее заботу.
С Катериной ехала и Агата, и даже Голдман. Последний вызвался служить опорой для женщины. Как и дочь, миссис Бристоль была мертва, но с различием – морально, внутри. Снаружи она оставалась холодной, будто тюремный камень, при этом желая проследить за непредвиденной натурой внучки.
При всей черствости Рафаэль, и тот не мог не признать, что событие в нем отозвалось. Без всяких вопросов мужчина сам предложил отодвинуть свадьбу на осень и искренне изумлялся, когда лица Агаты и Катерины выражали в лучшей степени пустоту. Увидеть кого-то из них в слезах или жалобах – об этом не шло и речи. Женщин будто зомбировали, лишили способности ощущать – до такой степени равнодушными выглядели в последнее время обе.
Впрочем, как известно, над ледяным морем видно только вершину айсберга. Корни льдин прорастают под толщу воды. Так же дамы, привыкшие вспыхивать от малейших проказов, сейчас вырядились в безразличие и вели себя, словно едут на шоппинг, прогулку – словом, заняться привычным, тем, что не требует вовлечения их эмоциональной стороны.
Когда Джозеф набрал, чтобы сообщить о трагедии, трубку взяла Агата – впервые с момента их прощания. Услышав знакомый голос, мистер Рудковски, на удивление, не сбросил звонок. Смерть жены в один миг научила мужчину ценить время с близкими, пусть и теми, кто щедро подсолил его жизнь. Так, сухим и безжизненным голосом, из-за чего миссис Бристоль не сразу узнала звонившего, Джозеф вымолвил: