Страница 81 из 105
— Господин судья! Вот моя жена. Я не желаю ее больше держать в доме и хочу с ней развестись.
Судья нас тотчас же развел, мы попрощались и собирались уже уходить, как вдруг женщина вынула из-под чадры спеленутого грудного младенца и сказала:
— Господин судья! Прикажите ему, пусть он возьмет своего ребенка и его воспитывает.
Судья ответил:
— Да-да! Ребенок по закону остается у мужа. Возьмите его.
Я покраснел, побледнел, но сказать, что ребенок не мой и что все это обман, не решился. Поневоле взял невинного младенца на руки и вышел вон. Пришло мне тут в голову оставить этого ребенка около мечети, а самому уйти. Дошел я до какой-то мечети, положил потихоньку младенца на каменную скамью у ее дверей и пустился бежать. Но тут из мечети выскочили два человека с палками в руках и завопили:
— Ах ты такой-сякой! Бога ты не боишься! Который раз подкидываешь здесь детей! Ведь это ты пятого уже тут оставил!
Вздули меня палками, потом принесли большую корзину, положили в нее пятерых младенцев, взвалили корзину мне на плечи и сказали:
— Убирайся к черту в пекло, чтоб духу твоего здесь не было!
Ой-ой! Что мне было делать с теми детьми? С одной стороны, жалко, этих невинных младенцев, а с другой стороны, мне-то что с ними делать? Сколько ни думал, ничего сперва не мог придумать.
В конце концов догадался: пойду-ка я к женской бане, оставлю там корзину с младенцами, а сам уйду. Женщины будут выходить из бани, и те, у которых нет детей, по одному их из корзины и разберут. Ходил я, ходил и в конце концов отыскал женскую баню на окраине города. Хорошенько осмотрелся и, когда увидел, что никто за мной не следит, снял корзину с плеча, поставил на землю и пустился наутек. Вышел из города и целый день шел, пока к вечеру, голодный и усталый, не дошел до какой-то деревни. Никого я там не знал, к кому можно было бы пойти переночевать, а стало очень холодно. Бездомный и несчастный, бродил я среди хижин и каких-то развалин по деревне, пока не набрел на какой-то купол, похожий на крышу бани. Тут я в темноте споткнулся и провалился в какую-то дыру. Там было совершенно темно, и я стал ощупывать все вокруг себя руками, чтобы понять, куда я попал. Вскоре я понял, что-попал в совсем неплохое место. Это погреб, и ледник, где хранят продукты. Но так как было очень темно, я не мог сразу найти что-нибудь подходящее и поесть. Я оставался там до утра. Утром через отверстие в крыше проникли лучи солнца и стало совсем светло. Я разыскал сухой лаваш, масло и яйца и поел, сколько мог. Потом решил выбраться оттуда, потому что в любую минуту кто-нибудь мог войти и застать меня там. На всякий случай набрал в шапку яиц и осторожно надел ее на голову, рассовал по карманам хлеб, выковырнул из чашки куоок масла, которое стояло на льду и застыло, я сунул его за пазуху. После этого решил поскорее выбраться наружу. Подошел к двери, заглянул в замочную скважину и увидел: погреб примыкает к дому, а в доме никого нет, только старуха сидит и греется около жаровни как раз у дверей погреба. Я открыл дверь, хотел пройти мимо старухи, но со страху не догадался поздороваться. Старуха сказала:
— Пойди-ка сюда! Ты чего же это не здороваешься? Не любите вы, молодые, старых! Иди сюда, присядь.
Сердце у меня заколотилось, я растерялся и поневоле сел. Просидел две-три минуты у жаровни, и масло у меня за пазухой от тепла растаяло и потекло. Старуха решила, что я вспотел, взяла меня за полу и говорит:
— Сними кафтан, чего ты закутался!
Тут кафтан раскрылся, она увидела масло и закричала:
— Прах тебе на голову! До чего человек дошел, масло уже ворует!
Вскочила и ударила меня кулаком по голове. Яйца у меня в шапке разбились, и желтки и белки потекли по лицу, по шее, за шиворот. Я обозлился, вскочил, пнул ее в бок, отпихнул в сторону и выбежал из дома. Бежал, пока не прибежал к ручью. Несмотря на холод, вымыл лицо и голову, постирал одежду и повесил ее сушиться на солнце. В это время к ручыо подъехал всадник. Он хотел пить, а с коня сходить ему не хотелось. Вынул он из кармана чашку, дал мне и говорит:
— Набери-ка мне воды, я попью.
Я пошел набирать воду, чашка выскользнула у меня из рук, и ее унесло течением.
Всадник разозлился, соскочил с коня и вытянул меня плетью. Тай он меня отхлестал, что я без сознания упал на берегу ручья. Прошло два или три часа. Я очнулся, открыл глаза и увидел: ко мне подъехал другой всадник, совсем еще молодой, и остановился около меня. Я тут же вскочил и вежливо его приветствовал. Он меня спросил:
— Дядюшка! Почему вы лежали здесь без сознания?
Я ему все от начала до конца подробно рассказал. Он меня пожалел и говорит:
— Садись позади меня на коня, я тебя отвезу к себе.
Помог мне взобраться на лошадь и привез в свой город.
Привел к себе в дом, принял хорошо, познакомил с женой. Куда ни пойдет — всюду берет меня с собой, очень хороший человек оказался.
Он много охотился, и я всегда был на охоте при нем. Однажды поехали мы на охоту с борзой собакой и соколом и заехали в деревню, которая была в двух фарсангах от того города. Владелец той деревни был с моим благодетелем в дружбе и прямо силой оставил его у себя переночевать. Когда стало моему благодетелю неудобно дальше отказываться, он мне сказал:
— Садись на коня и поезжай домой, скажи, чтобы там обо мне не беспокоились. Борзую и сокола возьми с собой и смотри, чтобы с ними ничего не случилось. Если деревенские собаки набросятся на борзую, ты сойди с коня и спусти ее с поводка, она сама с ними лучше справится.
Сказал все это и отпустил меня. Я проехал всего семь или восемь шагов, когда деревенские собаки завидели борзую и бросились к ней. Я видел, что они вот-вот ее схватят и растерзают, но почему-то поленился сойти с коня, и собаки разорвали борзую на клочки. Проехал я еще два — три шага, и тут сокол, который сидел у меня на руке, стал бить крыльями. Это мне скоро надоело, я его схватил и сунул в переметную суму, чтобы он меня не беспокоил. Когда я приехал домой, увидел, что сокол задохнулся в суме. Жена моего хозяина, как обо всем этом узнала, говорит:
— Эх ты, что же это ты натворил?
Отвечаю:
— Ей-богу, не понимаю, почему так получилось.
Она говорит:
— Ладно, сейчас помалкивай, мы тебя как-нибудь выручим.
На следующий день к вечеру жена хозяина пошла готовить для него ужин. У нее был грудной ребенок, она дала его мне и сказала:
— Покачай его, пока я приготовлю ужин для мужа, он вот-вот должен приехать.
Только я взял ребенка на руки, он начал плакать, потом разорался так, что я уж не мог терпеть. Стал я думать, как мне его успокоить. Вспомнил: старухи, чтобы дети не плакали, дают им опиум. Ничего плохого не предполагая, вынул из кармана коробочку с опиумом и дал ребенку немного проглотить. Ребенок тут же умер. В это время пришла его мать — кормить. Увидела, что он мертв, закричала:
— Горе мне! Ты убил моего ребенка!
Как она это закричала, я со страху упал в обморок. Женщина увидела, как сильно я напуган, и пожалела меня, сказала:
— Ужасно, конечно, но что ж поделаешь! Я вот только не знаю, как сказать об этом мужу.
Короче говоря, наступил вечер, приехал мой хозяин и прежде всего пошел к ребенку. Жена ему говорит:
— Я ребенка к тетке отправила, пусть там побудет.
А он спрашивает:
— Тот парень-то приехал?
Она отвечает:
— Да.
Тогда он меня позвал и спросил:
— Борзую и сокола довез в целости?
Видит — я молчу. Тогда он говорит:
— Приведи-ка их обоих.
У меня язык точно к гортани прилип. Да продлит бог жизнь-его жене, прибежала она тут и как могла выручила меня из той беды. Но муж все еще был сердит и сказал:
— Я его прощу только при том условии, если он сегодняшнюю ночь до утра проведет без сна. У нас корова больна, вот-вот сдохнет, и лошадь моя очень устала. Пусть он до самого утра не спит, и каждый час задает лошади корму. А если увидит, что корова совсем издыхает, пусть ее зарежет, чтобы мясо не пропало. Лампу ему с собой дай, пусть с лампой сидит.