Страница 2 из 53
Они кричали: «Жив бог!» и «Радуйтесь!», и люди в толпе радовались и плясали.
Но был человек, который не принял ни пинка, ни розги, а спросил: «Почему мы радуемся тому, что бог жив? Разве он когда-нибудь был при смерти?»
И когда господа свободной воли остановились на отдых в Храме уединенного размышления (павильоне из белого кирпича с красными деревянными колоннами и желтой крышей), Бе седьмой спросил:
— А действительно, должны ли мы говорить людям, что бог жив, если не сказали им раньше, что он умер?
— Пусть они не знали, что умер, зато забыли, что жив, поэтому мы правильно делаем, что напоминаем об этом, — сказал Лю второй.
— А если бы мы им сказали раньше то, чего не сказали, они бы забыли , что бог умер, раньше, чем узнали, что он жив, — сказал Аш первый.
— И мы снова поступили бы правильно, говоря им то, что мы говорили, хотя это стало бы уже новостью, а не напоминанием, — сказал второй.
— Но память их коротка, не говоря уже о воле, и когда мы уйдем, они забудут то, что узнали, — сказал седьмой.
— Значит, когда мы придем сюда в очередной раз, наше дело будет напомнить им об этом, — сказал второй.
— И напоминать каждый раз снова и снова, как, собственно, мы и делали до сих пор, — сказал первый.
— Но слова, как известно, ветшают, а короткая память не помеха привычке, — сказал Лю четырнадцатый, — поэтому настанет время, когда мы будем говорить «Жив бог!», а они не проникнутся этим и не возрадуются.
— И может быть, это время уже настало, — предположил седьмой.
— Однако они радуются, — сказал первый, прислушиваясь к шуму на улице, — и радуются сильно.
— Но по той ли причине они радуются? — усомнился седьмой. — Может быть, они радуются только потому, что мы им велели?
— Радость ищет повода, а не причины, — заметил четырнадцатый.
— Когда-нибудь мы скажем им «Бог умер», чтобы скорбели, — сказал седьмой, — но будут ли они плакать, узнав об этом?
— Каждый, кто жив, когда-нибудь становится мертв, — сказал четырнадцатый, — но быть живым и мертвым попеременно — это свойство бога.
— Попеременно, а если надо, то и одновременно, — сказал седьмой.
— Господа полной воли, — сказал Эф третий. — Я чувствую, что есть какая-то связь между камнем с шестью гранями, который лежит у меня в поясе, и делами жизни и смерти, о которых сейчас разговор. Можете считать, что я задал вопрос.
— Не может быть жизни без смерти и смерти без жизни, — сказал первый.
— Так дадим миру слово, сильное смыслом, — воскликнул второй. — Пусть оно придет, которое означит собой и то и другое сразу.
— Это «смизь» или «жерть» будет похоже на слово «чашка», которое обозначает чашку независимо от того, пустая она или полная, — сказал Аш первый и поднял чашку с вином, которую поставил перед ним человек с подносом (это был другой человек — не тот, которому Эф третий дал недавно пинка).
5
О том человеке с подносом Эф третий иногда думал. Нельзя сказать, что он думал что-то конкретное, но посреди текущих мыслей время от времени возникал этот человек с подносом, как бы обозначая свое присутствие. Он и в реальной жизни напоминал о себе тоже часто, попадаясь третьему у стола при исполнении обязанностей, или в коридоре, идя навстречу. Иногда третьему казалось, что после того пинка начального они с человеком стали знакомы каким-то особенным образом, хотя ни один ни другой не показывали этого при встрече взглядом или жестом.
Человек был небольшого роста, у него были маленькие кисти рук и маленькие ноги. Круглое лицо, на котором глаза, брови, нос, губы занимали правильные места и были соразмерных пропорций.
Третий не испытывал какого-то сожаления или чувства вины от своего поступка и не думал, что у человека с подносом был повод к обиде. В конце концов каждому естественно было играть ту роль, которая ему досталась. Правда, в тот момент у третьего еще не было роли. Своим поступком, для него, в общем-то, несвойственным, он только брал на себя эту роль, действуя целиком по наитию, еще за мгновение до совершения действия не зная, что скажет и что сделает. Так иногда случалось с ним в последнее время, и он радовался этим моментам активности и подъема. Но подводя итог, третий не мог бы сказать, действительно ли взял на себя эту роль или остался кем был. Собственно, он и не задумывался над этим. Гораздо больше для него значила возможность не тратя сил и мыслей спокойно путешествовать от города к городу в черном удобном кресле, закрыв глаза или любуясь пейзажем.
6
— Можете считать, что я задал вопрос, — сказал Эф третий.
Аш первый взял у стоящего рядом человека с подносом монету (тот самый это был человек с подносом или другой — не имеет значения) и подбросил ее над столом. Монета упала на лаковую поверхность стола и легла гербом кверху.
Аш первый еще раз подбросил монету. Монета упала на лаковую поверхность стола, покатилась между чашек и блюд и легла гербом кверху.
Аш первый снова подбросил монету. Монета упала, звеня и подпрыгивая, на лаковую поверхность стола, покатилась между чашек и блюд и легла кверху цифрой.
— Можно считать это ответом на вопрос, — сказал первый и продолжал: — Если бросать монету достаточно долго, то обе ее стороны выпадут примерно одинаковое количество раз. То же самое получим, если будем бросать обычную восьмигранную кость. Это закон случая. И наблюдая за подобными проявлениями, мы могли бы сделать поспешный вывод, что именно случай правит миром, если бы бог не показал нам свою власть над случаем через вот этот камень с шестью гранями.
Первый достал из пояса кубик и бросил его. Выпало шесть.
«Жив бог!» — воскликнули все — от первого до четырнадцатого.
— Бог показывает нам свое присутствие через эту грань с шестеркой, — сказал Лю четырнадцатый. — Мы видим, как она выпадает, и радуемся. Но однажды она перестала выпадать, вернее, стала выпадать столько, сколько ей положено по закону случая наравне с другими гранями. Это было страшно. Мы поняли, что бог умер. Я ответил на вопрос?
— Возможно, — сказал Эф третий.
— Мы не знали, сколько это продлится, — сказал Бе седьмой. — И мы все скорбели, пока не пришел ты, как гонец с доброй вестью.
— А если бы сейчас я сам или кто-нибудь еще сделал такой кубик, бог показывал бы нам через него свое присутствие? — спросил Эф третий.
— Кажется, воля у нашего пятого друга становится слишком длинной, — сказал первый.
— В давние времена было сделано двенадцать дюжин таких камней, и с тех пор число их не увеличивалось, — сказал четырнадцатый.
— И никому не пришла в голову мысль сделать еще? — удивился Эф третий.
— Бог оберегает людей от таких мыслей, — сказал седьмой.
— А что может быть плохого в том, чтобы любой человек всегда мог убедиться в присутствии Господа известным ему способом? — сказал третий.
— Зачем это любому человеку? — спросил седьмой.
— А если бы на гранях кубика были изображены другие символы (например, просто нарисованы цифры от одной до шести), что тогда? — спросил третий.
— Блин тебе в глотку! — рассердился седьмой. — Сказано ведь: «Не искушай Господа».
— Нам достаточно тех камней, которые у нас есть, чтобы думать о каких-то еще, — сказал четырнадцатый. — Мы бросаем их, видим присутствие бога и радуемся.
Он сделал знак стоящим у стены музыкантам, и те заиграли.
Господа свободной воли поднялись из кресел, взялись за руки и пошли в танце вокруг стола, стуча по полу пятками и высоко вскидывая ноги.
7
В мире, где игральная кость в виде кубика падает шестеркой кверху с силой закона природы, для игры должны использоваться другие кости.
Естественно, что место куба в этом случае занимает правильный восьмигранник — октаэдр.