Кубик 6

— Но ведь личные демоны разных людей, строящие осмысленные цепочки случайностей, должны действовать как-то согласованно.

— А зачем? — усмехнулся отшельник. — Если для меня камень всегда падает шестеркой кверху, то и для всех окружающих меня людей, которых я вижу, он будет падать именно таким образом.

— То есть, ты хочешь сказать, что эти окружающие люди находятся в мире, который твой демон выбирает как цепочку случайностей (а это, кстати, значит, что в каком-то смысле он его создает), и подчиняются законам этого созданного мира, один из которых — кубик, падающий шестеркой кверху?

— Именно так, — подтвердил отшельник.

— А как определить — это ты живешь в мире, который создал мой демон, или это я живу в мире, который создал твой демон?

— Я не говорил слова «создал».

— Ты не говорил, но я услышал, — сказал Бе. — Более того, — продолжал он после минутного размышления, — помимо того смешного закона природы, который заставляет кубик падать шестеркой кверху, тем же демоном могут быть созданы и другие законы — те, согласно которым кубик падает вниз, а не вверх, солнце заходит и всходит, волна поднимается и опускается, сердце бьется внутри человека. И мир, таким образом, создается из первоначального хаоса, о котором говорили древние, — того хаоса, который содержит в себе все варианты — где камень падает вверх, солнце взрывается и гаснет, и все сущее каждый миг исчезает тысячью возможных способов, о которых мы не догадываемся, а также возникает тысячью других способов, — он, этот мир, создается, как выстроенная в закон цепочка случайностей, свидетель которой — человек.

— Могу сказать, что мне повезло с собеседником, — улыбнулся отшельник. — И, наверное, не зря мы с тобой оба счастливые обладатели своих камней.

— Но если мир создается этим, как ты его называешь, демоном, — продолжал Бе, — создается, уточняю, не в смысле одноразового действия, а в смысле непрерывного поддержания существования, хотя для моей мысли сейчас это не главное, и даже не имеет значения, — то что такое, собственно, этот демон-создатель? Ты называешь этого демона личным, но согласишься, наверное, с тем, что поскольку нет способа отличить, чей это личный демон — твой, мой или чей-то еще, то нет различия между этими демонами, точнее — нет разделения между ними, а следовательно, мы можем утверждать, что есть только один демон, — и если все это так, то, спрашиваю я, какая разница между ним, которого ты назвал демоном, и тем, кого ты бы назвал богом?

41

Эф третий и человек Ю остались одни, и оказались совсем близко друг к другу.

В который уже раз это повторялось, и Эф, сказав про себя «случай — сводник», хотел куда-нибудь отойти, но подумал, что такой поступок после неоднократного повторения будет выглядеть слишком нарочитым, и остался.

— Я тебе хотел кое-что сказать, третий в халате, — вдруг произнес человек Ю.

— И что же? — спросил третий, стараясь казаться спокойным.

— Хотел напомнить, что у нас с тобой был заключен союз, ты не забыл об этом?

— А какой смысл сейчас в этом союзе? — Третий выразил удивление. — Нас здесь шесть человек, и, можно считать, мы уже нашли дорогу.

— Шесть человек, как шесть камней, которые кто-то собрал в горсть. — Человек задумчиво посмотрел на свою руку, повернув ее раскрытой ладонью кверху. — Но ведь тот, кто вчера собрал, завтра может и рассыпать. — И он повернул руку ладонью книзу.

— Покажи мне. — Третий взял руку человека и стал рассматривать линии на ладони.

— Отпусти. — Человек потянул руку к себе.

— Некоторые говорят, что судьба и характер написаны в этих линиях.

— Свою судьбу я оставлю при себе. — Человек отнял руку. — И характер тоже, а на вопрос ты не ответил.

— Не забыл, конечно, а опять же, какой смысл?

— Кто знает, что может случиться, поэтому нам в случае чего есть смысл держаться друг друга.

— Да, — кивнул третий. — Согласен, — сказал третий. — Можно даже закрепить наш союз, — предложил он, смеясь, то есть как бы в шутку, — крепким рукопожатием, или что там принято в твоем городе: смешать кровь, выпить на брудершафт, совершить обряд бокомару.

— Какой широкий жест с твоей стороны, — сказал человек, улыбаясь, то есть тоже как бы шутя. — Благодарю за предложение, но в моем городе для этого достаточно слова. Однако слово это я хотел услышать.

— Слово есть слово, — осторожно произнес третий, — но мне кажется, ты знаешь о том, что нас ожидает, больше, чем показываешь. А если у нас, как ты говоришь, союз, то секретов друг от друга, я думаю, не то чтобы совсем не должно быть, но не должно, наверное, быть так, чтобы все было секретом.

Разговор был в тягость ему, однако и миг радости, впрочем — ненужной, промелькнул от случайного «у нас с тобой» (дружеская встреча местоимений). И то и другое были мелочи — не повод для переживаний, но для души — реальны, как гвоздь в сапоге, который есть, но с которым надо идти, и третий продолжал:

— На самом деле я хотел сказать не это, я хотел сказать, что если с кем-то имеешь дело, то хорошо бы знать, что от него можно ожидать. А это знание приходит не через разговоры.

— Ну рад слышать, а то я уже думал, что ты попросишь рассказать историю моей жизни.

— Скажу как пример: вот с четвертым у меня был поединок — в то еще время, когда он, как и я, был третьим. Не сразу, но я положил его на лопатки, и могу сказать, что теперь знаю его с новой стороны, которую через разговор не узнаешь.

— Если на лопатки, то, стало быть, сторона передняя, — засмеялся человек.

— Не в лопатках дело, — стал объяснять третий.

— Меня ты тоже два раза клал на лопатки, — заметил человек, слегка усмехнувшись, и третий вздрогнул, словно разговор прикоснулся к каким-то интимным моментам совместной жизни.

— Не в лопатках дело, а в телесном взаимодействии, — быстро стал объяснять он, — в совместно выполняемых действиях, — неважно, сотрудничество это или противоборство. И тогда что-то передается от тела к телу — не слова, а какое-то понимание, понимание чего-то существенного… Я бы даже предложил устроить — когда сделаем остановку где-нибудь у ровного берега — общее состязание по борьбе, — чтобы каждый с каждым мог проверить себя в единоборстве. Тогда мы все по-настоящему узнаем друг друга и меньше будет вероятность того, что кто-нибудь поднесет сюрприз в критическую минуту.

— Сомнительная идея. Не похоже, чтобы такая была без заднего смысла, а? — Человек посмотрел испытующе.

— Задний смысл не в том, чтобы состязаться и выявить победителя, а чтобы вовлечь людей во взаимодействие.

— Этот смысл не тянет на то, чтобы быть задним, — возразил человек и, помедлив, добавил: — Разве мы не вовлечены уже? Мы плывем вместе, едим вместе, некоторые играют друг с другом в кости, что еще после этого надо?

Человек Ю замолчал, потянулся, зевая, его лицо запрокинулось. Третий тоже зевнул, повторил движение человека. Голова знакомым уже образом закружилась. Те же самые облака в небе он теперь видел, что человек Ю, или нет? В том же или другом развороте? И какие там облака видел человек Ю? Третий запрокинулся через борт дальше, чтобы увидеть — над облаками — линию берега — вопрос, какого? И услыхал голос:

— Не помешал ли я вашему общению?

Это был Фа четвертый.

И все прекратилось, еще не начавшись.

42

«Может быть, привычные взгляду вещи, — думал Эф третий, — становятся красивыми, если на них смотреть необычным способом».

Он придумывал необычные способы смотреть: лежа на спине, с головой, запрокинутой через край борта, или в наклоне — через расставленные врозь ноги, или (взгляд как в трубу) сквозь бочонок с выбитым дном, или через отражение в воде в тихую погоду (загораживая оригинальный образ ладонью). В лезвии ножа, который Эф носил за голенищем, тоже многое могло отразиться. Лицо человека Ю, например, или Фа четвертого. При этом свой нож Эф естественным образом держал так, что край лезвия часто приходился на горло отражения.