Страница 68 из 82
Так они жили вместе, вместе провели всю осень, земля постепенно остывала, твердела, уже было трудно выкапывать из нее корешки, мелкие лужи покрылись льдом, потом промерзли до самого дна, и сколько кабаны ни крошили лед, они не могли найти ни капли воды, чтобы напиться. Высоко в горах лег снег, все больше зверей спускалось на равнину в поисках пищи, вместе с ними появились охотники с учеными злыми собаками, они начали ходить за дичью и устраивать засады на тропах и у звериных нив. Гремели выстрелы, которые повторяло горное эхо, день ото дня в лесу становилось все тревожнее, если охотники хитрили, то звери тоже хитрили, по ночам они проходили огромные расстояния, чтобы обойти ловушки и засады, меняли места лежки, но не могли спастись от преследования человека, потому что человек был повсюду. Как мы упомянули в самом начале нашего повествования, судьба свела вместе самого уважаемого человека и вшенка, поместив их по разные стороны одной монеты, и начала небрежно подбрасывать ее в воздух, играя в орла-или-решку.
Несмотря на хитрые засады и облавы, вшенок продолжал нести службу возле старого глуховатого кабана, он был вечно начеку и спешил увести своего покровителя из леса до того, как охотники замкнут круг и капкан защелкнется. Это ему удавалось благодаря острому слуху и обонянию, и еще благодаря какому-то особому внутреннему чутью, которое он приобрел в то время, когда все его гнали от себя прочь и он был вынужден скитаться в одиночестве на лоне природы, полной страхов и таинств. Старик сам выбирал лежки для дневок, любил устраиваться в защищенных местах, на южных склонах, подальше от горных селений и дорог.
Однажды ночью они долго бродили в поисках корма, рассвет застал их в незнакомом месте, старик выбрал для лежки невысокий дубовый лесок, в нем густо разросся терновник, вперемежку с шиповником и ежевикой. Место было такое дикое, что казалось, будто здесь никогда не ступала ничья нога. Где-то очень далеко пели петухи — должно быть, в той стороне было село. Иногда откуда-то будто из-под земли доносился глухой стук. В нем не было ничего тревожного — это стучал молот по наковальне. Старик глубоко зарылся в сухую листву, повернувшись спиной к югу, и стал ждать, когда выглянет солнце.
Всего в метре от него лежал вшенок, тоже зарывшийся в листву. Его рваные уши торчали снаружи, ловя все звуки, проникающие в дубраву. Спокойствие струилось над леском, здесь не было даже нахальных соек. Постепенно солнце приятно согрело кабанам спины, и оба они погрузились в дрему… Вдруг вшенок дрогнул — ему послышался какой-то шум. Он напоминал шаги лисицы, но эти лапы ступали тяжелее и увереннее, они не крались и не осторожничали, как лисьи.
Он мгновенно вскочил, обернувшись в ту сторону, откуда слышались шаги. Старик, обласканный солнцем, продолжал дремать. Вшенок беспокойно засеменил вокруг него, но старый кабан не шевелился и продолжать лежать, пригревшись в мягкой дубовой листве. Ветерок принес в лес враждебный запах, велел за этим между деревьями показалась собака. Тем временем вшенку удалось расшевелить старика, тот неохотно поднялся на передние ноги. Хриплый злой лай огласил лес, собака бросилась к ним, старик не шевельнулся, он все так же сидел, упершись передними лапами в землю, устрашающе повернув к собаке острые клыки. Вшенок, дрожа всем телом, прижался к старику. Собака с лаем бегала вокруг, она все больше свирепела, круг становился все теснее, она выбирала, с какой стороны напасть на кабана. Это был молодой пес с сильными лапами, глаза его посинели от злобы, думаю, что в какой-то момент он просто обезумел, — по телу его пробежал спазм, оно свернулось в клубок, и в следующий миг этот клубок, ощерив пасть, бросился на кабана. Кабан был стар и глуховат, но очень опытен, он не в первый раз встречался с собакой. Пес был еще в воздухе, когда старик коротко взмахнул клыками, клыки ударили в грудную клетку и перерезали ребра, будто кто рассек собаку саблей. Ужасный вой понесся над лесом, собака перевернулась в воздухе и упала в мягкую листву. Листву обагрила кровь, собака скулила и хватала воздух острыми зубами, лапы ее дергались, рыли землю, тщетно пытаясь нащупать твердое место. В лесу запахло смертью.
Вшенок кинулся бежать, но остановился, потому что сквозь собачий скулеж услышал тяжелые и быстрые шаги. Он вернулся назад. Старик сидел в том же положении, морда его была в крови, клыки в крови, даже глаза казались кровавыми. Он сидел неподвижно и смотрел, как корчится у него в ногах умирающая собака. Собачья смерть — страшная смерть! Страшный запах шел от собаки, но куда более страшный, тяжелый запах ударил вшенку в ноздри. Это был тяжелый, страшный запах человека. Он сводил его с ума. Горбун еще сильнее выгнул спину и как бешеный начал носиться вокруг старика, но тот не обращал на него внимания и сидел все так же неподвижно, будто не мог отвести глаз от лежавшей перед ним собаки. Еще пять или шесть собак выскочило из кустов, страшный лай зазвенел в дубовой рощице, листва страшно шелестела под лапами; вшенок не выдержал, он съежился еще сильнее, сама душа его съежилась, и уже не колеблясь и не выжидая, он бросился прочь от собак и от шума. За его спиной затрещали выстрелы, он услышал, как взревел старик, на него остервенело набросились собаки, давясь диким лаем, лай клокотал у них в глотках, будто они наглотались свиной щетины. Охотники кричали, ахали, раздался одинокий выстрел, рев кабана оборвался, внезапно смолкли и собаки, и тут вшенок понял, что весь лес гонится за ним по пятам, что отовсюду слетаются, преследуя его серые лесные духи. Единственное спасение — бежать. Бежать… бежать…
Много часов прошло после этой страшной сцены, вшенок забился в густые сосенки, ничто здесь не шевелилось, ни один звук не проникал ниоткуда в сумрачное убежище. Вскоре солнце пропало, поднялся ветер, легко скользнул по верхушкам сосен, качнул их, и маленький бродяга увидел, что в воздухе медленно кружатся белые мухи, беззвучно падая на землю и на него самого.
Это было как во сне.
До самого вечера он отсиживался в сосенках и вышел оттуда, когда уже стемнело. Белые мухи по-прежнему блуждали в воздухе и совершенно бесшумно падали на землю. Он шел куда глаза глядят, то взбирался на крутизну, то спускался в низину, и все ждал, что вот-вот выйдет в темноте на звериную тропу или увидит знакомый силуэт старика. Он не знал, что старик уже висит на крюке в одном из дворов хутора и что сейчас с него снимают шкуру при свете калильной лампы, а вокруг сидят собаки, смотрят, как свежуют старого кабана, поскуливают и облизываются. Миновала полночь. Весь дрожа, вшенок забрался в заросли ежевики, где была сухая листва, в этой листве он согрелся и уже сквозь сон услышал петушиные голоса. Он понял, что прибился к человеческому жилью, от которого хотел убежать подальше. Когда рассвело, вшенок растерялся — вокруг было белым-бело. Белые легкие мушки все так же бесшумно кружили в воздухе и бесшумно падали на землю, на кусты ежевики и на деревья. Чисто и светло было вокруг, белизна слепила и пугала его. Впервые в жизни он увидел снег, судьба была милостива ко всеми отвергнутому одиночке, после вчерашнего ужаса она укрыла землю белым покрывалом и замела страшные следы.
Весь день он пролежал в ежевике, из ноздрей его шел пар. К вечеру снег перестал идти, край неба прояснился, чистая и светлая синева показалась над лесом, где-то далеко по ней катилось красное солнце, тяжелое и холодное. Вшенок зашевелился, выбрался из кустов ежевики, ноги его погрузились в мягкий снег. Было приятно и очень тихо, впервые в жизни он не услышал собственных шагов. Вшенок осторожно пошел вперед, копнул снег мордой, к его рылу прилип белый комок. На снежном фоне горбун казался особенно тощим, плешивым и уродливым, посмотришь на него — и в самом деле скажешь, что это всего лишь клок черной сажи, вылетевший из трубы природы и случайно упавший в побеленный снегом лес. Снова оставшись в одиночестве, он не забывал держаться спасительной полоски леса, чтобы при малейшей опасности юркнуть в чащу. Он трусил вдоль опушки, оставляя на чистом снегу ровную строчку следов, смотрел, как деревья бесшумно стряхивают с себя белый груз, и вдруг услышал, что где-то ахнул выстрел, споткнулся, упал на чистый мягкий снег и причмокнул ртом, потому что во рту у него стало сладко, было похоже на красный сладкий сок диких ягод. Из его рта потекла кровь, снег вокруг покраснел, а белые снежинки снова принялись бесцельно танцевать в воздухе, совершенно бесшумно падая на землю и на вшенка. Я-то думал, что в его песочных часах еще много песку, но кто мог предполагать, что грянет выстрел, разобьет колбу часов и оборвет тонкую песочную струйку!