Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 82

Такими были эти люди. Издалека они походили на закованных в броню воинов. И, верно, потому так медлительна и тяжела была их поступь. Скупой, медлительной была их речь, угрюмыми и суровыми — лица. И еще суровее казался их холодный, недружелюбный взгляд, поблескивающий из-под нахмуренных бровей. Проникновенной, тихой и нежной была лишь песня их кавалов, сладкозвучным — перезвон медных колокольчиков стад, а гром их кремневых пистолетов был страшен и неумолим.

Итак, по эту сторону находились деревни, бейские усадьбы, нивы, пастбища — здесь повелителем был человек. А дальше стеной стоял лес с его бабочками, птицами и цветами, где властелином был волк. С ним жила его неразлучная подруга волчица, более смелая и опасная, чем он сам, ибо на ней лежал нелегкий долг — создать поколение, сохранить волчий род.

Однажды студеным утром в первых числах марта волчица, изнуренная и потная, прибрела к реке. Ее лапы были в грязи, острая морда до самых глаз выпачкана запекшейся кровью. Хищница вошла в воду и долго жадно лакала ее, а потом выбралась на берег и растянулась на мягкой траве.

Ее бока все еще ходили ходуном от усталости. Волчица положила голову на вытянутые передние лапы, перевела дух и зажмурилась. Потом открыла глаза, вылизала покрытые грязью лапы, облизала окровавленную морду и, легко вскочив на свои упругие, как стальные пружины, ноги, навострила уши: не следит ли за ней из засады чей-нибудь коварный взгляд, не раздаются ли за ее спиной крадущиеся вражьи шаги? Волчица была готова защищаться до последнего вздоха. Но в лесу царили глухая тишина и покой. Только слегка шумели на ветру обнаженные черные ветки дуба да сидевшая на его вершине какая-то ранняя пташка, чирикнув, взмахнула крылышками и улетела прочь. И лесное безмолвие от этого стало, казалось, еще полнее и глуше.

Волчица успокоилась. Она опустила хвост, и, наклонив голову, обнюхала влажную землю вокруг ствола могучего дуба, а затем остановилась на солнечной стороне, где из земли выдавались два толстых темных ответвления корня, образуя нечто вроде козырька с глубокой выемкой под ним. Волчица забралась в эту ложбинку, копнула лапой землю, понюхала ее, принялась быстро рыть сильными передними лапами. Время от времени она останавливалась, прислушивалась, а затем с удвоенным рвением продолжала свою работу.

Вскоре в проеме между выступами корней образовалась просторная яма. Выброшенная земля образовала вокруг норы невысокую насыпь, служившую надежной защитой от чужого глаза, дождевой воды и ветра. К полудню логово было вполне готово, устлано сухими дубовыми листьями и прошлогодней травой, принесенной о поляны. Волчица забралась в него и долго топталась, устраиваясь поудобнее. Наконец она свернулась клубком и легла головой в сторону входа. Временами она испускала хриплые вздохи, обнюхивала бока и живот; ее глаза то закрывались в полном изнеможении, то расширялись, таинственно поблескивая в полумраке логова, в них светились страх и страдание. На закате солнца вздохи перешил в подавленный визг и глухое рычание.

Так волчица провела ночь. А наутро возле нее копошились шесть крошечных пушистых комочков. Она лежала, все так же свернувшись клубком и, ласково ворча, вылизывала своих слепых детенышей, тормошила их, подталкивала к набухшим соскам.

Ночью волчица стала матерью, и с этого времени на нее лег груз тревог и забот о шести беспомощных существах, которые были ей дороже жизни, дороже всего на свете. Чтобы накормить их и защитить, она была готова преодолеть любую опасность, презреть осторожность и страх.

Ночью и днем волчица-мать не смыкала над ними глаз, а с наступлением сумерек бежала на поиски пищи. Во время охоты она была ненасытна и кровожадна как никогда. От ее крепких челюстей гибла разная мелкая живность и беззащитные детеныши лесного зверья, а когда охота на них была неудачна, волчица нападала на более крупных животных, таскала из стад домашнюю скотину.

Прошло лето. Волчата выросли, окрепли. Природа брала свое. Им теперь мало было материнского молока, им хотелось мяса, пахнущего свежей кровью, — волчата уже знали ее пьянящий запах. Волчица отощала, только глаза по-прежнему горели страшным огнем. Ночью она рыскала по неоглядным полям, выслеживала дичь, набрасывалась, душила, а поутру приносила к логову еще теплую дичь. Лежа на животе и придерживая добычу передними лапами, она разрывала ее на куски, разжевывала, жмурясь от наслаждения, и по очереди кормила шестерых вечно голодных волчат.

Однажды поздним летним вечером в лесу встретились два пастуха. Вернее пастух Калю пришел к другому пастуху по имени Диню.

— Что будем делать с этой тварью? Сам видишь, житья от нее не стало, — сказал Калю, что стоял, опершись на свой длинный посох и уставясь в землю неподвижным взглядом.

— Ты это про кого? — спросил Диню, подняв глаза на гостя.

— Про волчицу — про кого же еще! Неужто забыл, как она у тебя три овцы уволокла? А вчера средь бела дня чуть не утащила из загона лучшую ярку. Я было выстрелил, да не попал. Мой Каракачан отбил овцу.

— Должно быть, ощенилась, и где-то неподалеку в лесу у нее логово, оттого вишь она и лютует. Волчат-то кормить надо…

— То-то и оно! И прошлым летом было то же самое: сколько бед она натворила, пока выкормила своих зверенышей. Ну, что ты скажешь?





— Про что?

— Неужто так и будем сидеть сложа руки?

Диню перекинул палку на другое плечо и, глядя в землю, сказал:

— Да кто ж его знает… Поглядим…

— Нечего тут глядеть! — сердито прервал его Калю. — Чего тут гадать! Завтра же сходи в деревню, поговори в людьми. Да поговори с Димитром — сыном дяди Марина. Пускай кликнут и других мужиков, кто посмелее. Устроим облаву. Кстати, завтра суббота, а в воскресенье праздник — все свободны.

— Да где ты ее найдешь в лесу, — возразил Диню. — Волки, они по чащобам, по самым глухим местам хоронятся.

— Знаю я, где ее искать, меня не проведешь: у нее в асмалыке логово. От меня не уйдет. Только бы пришли подсобить. Да скажи, пускай захватят побольше жестянок.

— А собаки?

— Хватит и наших. Один Каракачан чего стоит. У других смелости не хватит. Уж где им за волками гоняться!..

Диню почесал в затылке и с безучастным видом промолвил:

— Ладно, так и быть, схожу в деревню, поговорю, только после ты будешь в ответе, коли люди зря время потеряют…

— Уж это моя забота, — усмехнулся Калю, перекинул кизиловую палку через плечо и зашагал к своей отаре.

А через несколько дней началось… Лес был оцеплен охотниками с ружьями. Они образовали огромный полукруг, что упирался в правый речной берег: постепенно сужаясь, люди двигались через заросли в направлении речки. Лес оглашали их крики, бой барабанов, грохот жестянок, собачий лай, частые ружейные выстрелы. Охота оказалось добычливой. И хотя охотники устроили облаву на волков, вернее на волчицу, они не давали спуску ни зайцам, ни лисицам, ни другой дичи. Над лесом вились, улетая, стаи испуганных птиц.

Накануне ночью волчица возвращалась к логову рано, на небе еще не занималась утренняя заря. Она пробиралась сквозь чащу одной ей известными тайными тропами, мелькая в лесном полумраке неясной тенью. Шорох и треск сучьев сопровождали каждое ее движение, в предрассветном сумраке стало видно, что по лесу пробираются два существа — одно белое, другое темное. Темным была волчица, белым — насмерть перепуганная, окровавленная овца. Волчица то подталкивала овцу сзади, то волокла через кусты волоком, то несла, взвалив на свою мускулистую шею.

Светало, когда они добрались до логова. На востоке над верхушками деревьев небо уже алело, пронизанное светлыми копьями солнечных лучей. Волчица повалила овцу наземь и, повернув голову к логову, издала тихий ласковый призывный звук — нечто среднее между лаем и повизгиванием. Из норы тотчас выскочили, толкая друг друга, шестеро волчат. Полусонные, они смешно наскакивали друг на дружку, барахтались, плюхались кто на спину, кто на живот и как будто вовсе не замечали присутствия старой волчицы. Взгляды их были устремлены на добычу. Они накинулись на лежавшую на земле, еще живую овцу, некоторые вскарабкались ей на спину, а один волчонок — самый сильный и смелый — впился зубами в горло. Мать оттолкнула волчонка, любовно лизнула его в мокрый нос и сама принялась за жертву. Страшным ударом острых клыков она доконала овцу. И сразу же начался кровавый пир. Волчица ела сама и кормила свой выводок.