Страница 20 из 81
— Я собкор «Известий», Ковалева Ольга Ниловна, — сказала, подойдя к столу. — Вот редакционное удостоверение, а вот — командировочное, — она выложила на столешницу красную книжечку и листок бумаги. — Приехала по обращению коллектива гастронома, где до армии трудился подсудимый. Они прислали в газету телеграмму.
«Блядь! — ругнулся про себя Савчук. — Точно Коган постарался».
— Почему не попросили разрешения суда? — спросил, вернув девчонке документы.
— А разве обязательно? — спросила Ковалева. — Процесс открытый, участвовать в нем может кто угодно. И записи вести.
— Желательно предупредить, — пробурчал Савчук. — Однако, вы правы. Присаживайтесь.
В его душе гремела буря. Вот этого им только не хватало — приезда журналистки! И откуда? Из самой Москвы! Хотя девчонка выглядит не очень-то серьезно. Надо Григоровичу сказать. Тот позвонит в «Известия» — и публикации не будет. Найдет, что им сказать…
— Послушаем свидетелей, — сказал Савчук и посмотрел на секретаря. — Пригласите. Начнем с Ходыко.
В зал вошла свидетельница обвинения — женщина неопределенных лет, полная, лицо помятое. Подойдя поближе, она остановилась и нерешительно взглянула на судей.
— Ваши имя, отчество, фамилия… — приступил Савчук. — Предупреждаю об ответственности за дачу ложных показаний.
— Семь лет тюрьмы, — сказал вдруг Коган. — Статья 177 УК БССР.
— Защитник, помолчите! — Савчук повысил голос. — Не нарушайте установленный порядок.
— Извините, виноват, — ответил Коган. — Всего лишь уточнил.
— Суд вам выносит замечание.
— Не буду больше, — повинился адвокат.
— Что, правда, семь лет тюрьмы? — спросила женщина.
— Это максимальный срок, — поспешил Савчук. — При особых обстоятельствах. Не отвлекайтесь, расскажите, что вам известно по рассматриваемому делу?
— Ничего не знаю, ничего не видела, — решительно сказала женщина.
— То есть как? Вы давали показания.
— Меня заставили, — свидетельница вдруг всхлипнула. — Я самогонку гнала, а участковый и поймал. Сказал, что оштрафуют — до трехсот рублей. А это очень много, у меня зарплата — семьдесят. Потом другой инспектор говорит, что штраф платить не нужно, если соглашусь дать показания против хулигана. Сам их и написал. Дал прочитать, потом велел, чтобы повторила их в суде. Но про тюрьму не говорил! Я на такое не согласна — пусть лучше оштрафуют.
— Какой инспектор? — поднял бровь Савчук.
— Да вон в углу сидит! — свидетельница ткнула пальцем в Пинчука.
Люди в зале обернулись и уставились на капитана. В их взорах отчетливо читалась гадливость. Пинчук вскочил и выбежал из зала.
— Вы подтверждаете свои слова? — спросил Савчук.
— Да, — кивнула женщина. — Ничего не знаю, ни парня этого, ни тех, с кем он дрался, я не видела. В то время дома была.
— Вопросы у сторон к свидетельнице? — спросил судья.
Вопросов не случилось.
— Оставайтесь в зале, — велел Савчук. — Секретарь, пригласите свидетельницу Протасевич.
Девушка встала, вышла, но вернулась скоро — и одна.
— Протасевич нет, — сказала. — Ушла.
— Как? Куда? — удивился председатель.
— Не знаю. Там остались лишь свидетели защиты.
— Что ж, допросим их, — сказал Савчук. — Пригласите… — он глянул в список Когана. — Щербаченю…
Показания первых двух свидетелей защиты, судью не слишком удивили. Армейский друг и директор гастронома рассказали о Коровке — какой он человек. Замечательный, конечно, кто бы сомневался? Но третий поразил.
— Я дружинник, — сообщил суду. — В тот день был на дежурстве с участковым. Прибежала к нам девчонка, Раиса Петрик. Сказала, что отдыхала в компании студентов, один напился и ее ударил. Мы собрались и пошли. Студенты убежали, мы за ними — следом. Почти догнали их на пустыре. А там вот этот, — он указал на Григоровича, — прицепился к парню. Ну, к подсудимому, который никого не трогал, сидел себе спокойно. А этот подлетел, ударил по приемнику ногой и драться с ним полез…
— Вы это точно видели? — спросил Савчук.
— Конечно, — подтвердил свидетель. — И не только я. Мой напарник, участковый и Раиса Петрик. Мы этих хулиганов доставили в опорный пункт, там участковый составил протокол. А этот, — он снова указал на Григоровича, — всем угрожал. Говорил, его отец — большой начальник и нам не поздоровится. Вот я хочу спросить, товарищи. Да что тут происходит? Хулиган сидит спокойно в зале, а судят невиновного, который от него же пострадал. Это что, закон? Я коммунист, рабочий человек, и скажу вам так. Осудите Коровку — пойду в ЦК, к Машерову Петру Мироновичу. Мы с ним в одном отряде воевали. Так просто это дело не оставлю! Безобразие!
— Успокойтесь, — поспешил Савчук. — Суд разберется. Сейчас ответьте на вопросы прокурора и защитника…
Второй свидетель тоже не порадовал. Как и предыдущий, он повторил слова товарища. Но добила обвинение Раиса Петрик. Она не только подтвердила показания дружинников, но и прошлась по Григоровичу.
— Он Нинку изнасиловать хотел, — заявила с возмущением. — На диван яе тянул. Нинка закричала: «Памагите!», я прибегла и начала яго стыдить. Дык ён мяне ударил па лицу. Больна было. А яшчэ студент…
Савчук почувствовал себя хреново. Дело не валилось — оно тонуло, как «Титаник», пуская пузыри. Когда допрос свидетелей закончился, Савчук объявил перерыв на час. Отправив заседателей пить чай, он ворвался в кабинет и стал накручивать диск телефона. Председателя суда найти не удалось — уехал на выездное заседание, как сообщила секретарь. Там недоступен. Савчук стал набирать номера областного суда.[5] Не сразу, но удалось прорваться к председателю. Тот долго разговаривать не стал.
— Да что вы там затеяли? — рявкнул, едва Савчук закончил. — Совсем с ума сошли! Сами разбирайтесь.
Председатель бросил трубку. Савчук подумал и попросил секретаря позвать к нему участвующего в деле прокурора. Туда, понятно, тоже позвонили из горкома, поэтому поддерживать обвинение в суде явился не какой-то там помощник по УСО[6], а сам Петренко. Заместитель прокурора Советского района, младший советник юстиции.[7] Он, видно, не испытывал восторга от такого поручения, поэтому на заседании суда отмалчивался. С Петренко Савчук учился вместе на юрфаке, они друг друга знали хорошо. Нет, не дружили, но отношения нормальные.
— Что, Станислав, — сказал Петренко, зайдя в кабинет судьи, — менты опять втащили нас в дерьмо? Скажи мне, на хрена им было шить дело на Коровку? Отмазали бы этого сынка — и дело в шляпе. Но нет же, замутили обвинение. Козлы! А нам с тобою говно черпать.
— Что посоветуешь? — спросил Савчук.