Облачное счастье

К записи была прикреплена фотография, на которой эффектная рыжеволосая девушка в коротком платье цвета морской волны с букетом цветов в руках обнимала светящегося от счастья Васю в модных джинсах и тенниске того же цвета, что и платье невесты. Эта свадебная фотография была сделана в роскошном осеннем лесу. Да, прошлогодний сентябрь был на редкость тёплым и красивым...

Значит, тогда, в то бабье лето, он женился... Поэтому и бросил Таню, да ещё так трусливо — по телефону. И не сразу, а только зимой. Чего ждал, непонятно. И почему было не сказать правду? Если бы Василий просто объяснил Тане, что встретил другую девушку и влюбился, она бы совсем иначе отнеслась к их разрыву. Переживала бы, но… Это по крайней мере было бы честно.

Ещё и приехал к ней в апреле. И как совести хватило?..

Таня не смогла выдержать всё это в одиночестве. В тот же день позвонила матери и попросила приехать. И на следующее утро они вместе рыдали на кухне, и никакой чай с ромашкой не помогал.

— Бывают, Танюша, такие мерзавцы... не мучай себя, не вспоминай. Хотя это очень трудно, но ты у меня сильная девочка.

— Ма-ма-а-а-а...

Это был единственный раз, когда Таня плакала кому-то о своей любви. Начинался новый день и появлялись новые способы отвлечься, новые возможности затоптать горе на самое дно своей души.

.

На последних месяцах Таня с увлечением взялась за обустройство детского уголка. Купила удобную кроватку, подобрала постельное бельё, роскошные бортики. Нашла красивую картину с плюшевыми медведями. Ненадолго приезжал брат с семьёй, и его жена отдала Тане множество детской одежды и всяких модных прибамбасов вроде слинга и коконов. Всё это помогало не уходить в себя.

Беременность протекала благополучно. На третьем УЗИ Тане сказали, что будет девочка. Сокровище, обречённое любить какого-нибудь мужчину... так же, как когда-то любила её мама, как любила она сама. Таня была очень рада и ждала дочурку с нетерпением. Несмотря на обстоятельства, беременность её окрылила, даже работа шла успешнее.

Да, это был только её ребёнок. Её счастье, на которое она имела полное право.

8

Таня. Настоящее

Егор вернулся вечером. Таня к тому времени всё-таки приготовила суп: иначе просто не получилось, слишком уж сильное чувство вины она испытывала за мысли о Васе, которые терзали её весь день. Хотелось бы оставить прошлое в прошлом, но… как это сделать, если это самое прошлое стоит на пороге и стучится в дверь кулаками?

Таня даже успела пожалеть, что рассказала Василию правду про дочку. Надо было соврать что-нибудь, в конце концов, он ведь так сильно её обидел. Таня пыталась анализировать, понять, зачем же всё-таки сказала правду? Только ли потому что язык не повернулся солгать? От неожиданности? Или…

Нет. Сказала, потому что хотела, чтобы он знал. А вот почему хотела, Таня пока не могла понять. Неужели не вся любовь в ней умерла?..

Егор поужинал, и всё казалось бы привычным, если бы не тишина, царящая на кухне. Обычно они с Таней весело переговаривались, обсуждая прошедший день и Ясины новые проделки, но сегодня оба молчали. Если Егор и разговаривал, то только с ребёнком. Яся липла к нему, как это всегда бывало по вечерам, что-то лопотала, хватала за нос и восторженно заявляла «Во!» каждый раз, когда Егор после этого смеялся и тоже хватал её за нос.

Почти семейная идиллия. Если бы не утренний визит Василия…

— Ты останешься? — спросила Таня робко, когда дочка наконец спрыгнула с колен Егора и потащила его за руку в комнату. Он кивнул, посмотрел на Таню — и вдруг светло улыбнулся, словно совсем не сердился на неё. Наверное, это всё Яся, растопила его сердце… Хорошо, что дочка не может рассказать про разговор с неизвестным дядей на улице, иначе Егор не улыбался бы так Тане. Особенно если бы узнал, что она сообщила Василию про отцовство. И это он ещё не подозревал, при каких обстоятельствах Таня забеременела…

Егор играл с Ясей больше часа, и в конце концов малышка начала клевать носом. Они вместе искупали её, а потом Таня быстро уложила дочку — уснул ребёнок минут за двадцать, для Яси это было быстро. Повисела немного на груди и засопела. Таня переложила её в кроватку и вернулась на кухню, где Егор уже мыл посуду. Остановилась на пороге и застыла, прикрывая глаза и вспоминая — нет, не Егора, а Васю.

Пока они снимали квартиры тем своим единственным совместным летом, он ни разу не мыл посуду. Приготовить ещё мог что-то, совсем элементарное, вроде той же яичницы, но мыть посуду — ни за что. А Егор вот мыл, причём спокойно и молча — так, словно в этом не было ничего особенного. Он и с Ясей так же общался — будто ничего особенного нет в том, чтобы часами тетёшкаться с чужим ребёнком.

И у Тани сейчас было чувство, что она предаёт его. Своими мыслями о Василии, тем, что рассказала про Ясю. И было так мерзко и тошно от самой себя…

— Что будешь делать? — поинтересовался Егор, выключая воду и отворачиваясь от раковины. Он уже не злился, как утром — смотрел спокойно и серьёзно, явно настроившись на откровенный разговор. А вот Таня настроена не была, поэтому ответила:

— О чём ты?

— Об этом… Василии, да? Я не верю, что он больше не явится. Нет, наверняка придёт ещё, станет убеждать тебя в своей неземной любви. — Егор скептически ухмыльнулся. — Не дай бог, ещё про Ясю узнает, вообще отличный рычаг для давления. Надеюсь, ты не собираешься ему говорить?

Тане резко поплохело.

— Я… не знаю… — выдохнула она почти жалобно, а потом подошла ближе и обняла Егора, прижалась к сильной груди. — Давай не будем о нём сегодня, а? Я и так перенервничала.

— Хорошо. — Он мягко коснулся ладонями её плеч. — Тогда…

Тане с самого начала нравилось, как он целуется. Нет — как он целует её, именно её, с трепетной страстью, от которой становилось горячо и сладко, и будто крылья за спиной вырастали. Егор всегда был бережным, прислушивался к её реакциям, не настаивал, если Таня не хотела, поэтому рядом с ним она ощущала себя в абсолютной безопасности. Она даже не сомневалась, что он не способен на то, что когда-то сделал Василий.

С Васей Таня всегда горела, ярко и сильно, как костёр. А с Егором — плавилась, расслабляясь до малейшей клеточки и чувствуя себя растаявшим на ласковом солнце мороженым. И мыслей никаких не было, кроме желания, чтобы всё это длилось как можно дольше.

Да, и в этом тоже было существенное отличие Егора от Василия. Её первый мужчина, стремительный и страстный, почти всегда занимался быстрым сексом, и только после собственного удовлетворения доводил до оргазма Таню. У них с Егором всё было наоборот. Он долго сдерживался, лаская её, и отпускал себя только после того, как Таня доходила до края. И эти ласки иногда длились часами… по завершению ей даже чудилось, что в теле напрочь отсутствуют все кости — настолько Таня расслаблялась, пока Егор целовал и трогал её. Да, с Василием всё было совсем иначе…

Зачем она думает о нём сейчас?..

Не прекращая нежно целовать Таню, Егор задрал её футболку, опустил бельё, освобождая грудь, но трогать не стал — только наклонился и лизнул оба соска, а потом дунул на них и улыбнулся, когда Таня чуть слышно застонала. Ей всегда нравились такие прикосновения, но с появлением Яси от них и вовсе можно было сойти с ума.

— Повернись, — прошептал Егор хрипло, сам помогая Тане развернуться к окну, за которым уже давно стемнело и не было видно ничего, кроме ярких точек — светящихся окон дома напротив.

— Шторы… надо… — попыталась слабо запротестовать Таня и всхлипнула, ощутив, как Егор снимает с неё домашние штаны и бельё, а после нажимает ладонью на поясницу, вынуждая наклониться и опереться руками в подоконник.

— Не надо. Наш дом далеко. Увидеть может только человек с биноклем. Но даже если такой существует… это его проблемы.

Таня хихикнула, а потом охнула, когда Егор развёл ладонями её бёдра и провёл языком от поясницы ниже, лаская колечко сжатых мышц, и Таня ощутила, как между ног сразу стало влажно и жарко. Егор абсолютно не стеснялся подобных ласк, ей же поначалу было неловко… но потом она забывала об этом. Забыла и сейчас, сосредотачиваясь на ощущениях — горячий язык вонзался внутрь, двигался туда и обратно, настойчивые пальцы скользили по половым губам, вызывая сладкие волны по всему телу, и Таня непроизвольно начала и сама шевелить бёдрами, пытаясь глубже насадиться и на язык Егора, и на его умелые пальцы.