Страница 4 из 32
«Я ещё вернусь, Таня», — сказал Вася пять минут назад, и она не понимала, какого чувства в ней теперь больше — страха или ожидания?..
5
Таня. Прошлое
Три года назад, когда Таня и Вася познакомились, она училась на четвёртом курсе московского технического института, а Василий год как закончил медицинский институт в Петербурге. Он наткнулся однажды на её фотографию в социальной сети, увидев в списке друзей у одной общей знакомой. И написал личное сообщение.
«Что может быть зеленее ваших глаз? Я хотел бы утонуть в них, как тонут в высокой луговой траве. Их взгляд так же мягок. А волосы — рыжие, словно летний закат, — укроют меня, и больше в этом мире мне ничего не будет нужно…»
Да, Василий всегда превосходно умел складывать слова в предложения, от которых дыхание перехватывало. Собственно, он и хотел стать не врачом, а писателем или журналистом, но родители, потомственные врачи, эту инициативу не поддержали — и Василий, зависящий от них и особенно от их денег целиком и полностью, покорился и пошёл в мед. Но любовь к сочинительству у него так и не прошла.
Таня не любила знакомиться по интернету — она считала это бессмысленным занятием. Переписка — это одно, а реальная жизнь — совсем другое, и можно сколько угодно переписываться, а потом не понравиться друг другу при встрече. Сколько её подруг вот так разочаровались — не счесть!
Кроме того, они с Васей жили в разных городах, и от этого подобное знакомство казалось ещё бессмысленнее. Она не собиралась начинать общение, отмалчиваясь, но он писал снова и снова, и через некоторое время Таня не выдержала. Ей просто стало интересно, действительно ли он такой романтик, или придуривается?
Да… Раньше, до их безобразного разрыва, Таня думала — действительно.
«Смогу ли я когда-нибудь погреться в том свете, что исходит из ваших глаз? Я не хочу терять надежды, но вы молчите… Неужели мои слова вас обижают? Я просто никогда в жизни не видел такой упоительной красоты… Хотел бы я стать ветром, чтобы невидимым и неслышимым покружить вокруг вас, если моя телесная оболочка так вам не мила…»
Именно в этот момент Таня не выдержала.
«Милый друг…» — начала она, думая выдержать тот же стиль общения в ответе, но поняла, что не выйдет, и удалила.
«Василий. Не кажется ли вам, что это чересчур?»
«Печатает» — замигало внизу экрана, и Танино сердце предательски замерло в ожидании.
«Вы ответили! Я самый счастливый человек на этой планете! Нет, конечно, мне не кажется. Такой прекрасной девушке, как вы, и этого мало! Но если вас смущают мои слова, давайте просто пообщаемся. И вы увидите, что я вовсе не такой дурак, каким вам сейчас наверняка кажусь».
Сообщение заканчивалось подмигивающим смайликом, и Таня, глядя на него несколько секунд, в конце концов решилась.
Завязалась переписка — обо всём и ни о чём. Она рассказывала про свою учёбу, подруг, любимые книги и фильмы, и удивлялась тому, насколько собеседник её понимает. Не было ни одной любимой книги, которую бы не читал Вася и которая не нравилась бы ему точно так же, как Тане. С фильмами дело обстояло чуть хуже, но всё равно — он с интересом слушал её и даже несколько раз смотрел то, что она советовала. Тане было приятно. И каждый раз, когда она видела новое сообщение в социальной сети или на почте, внизу живота появлялось странное сладко-ноющее ощущение…
Василий, как ей тогда казалось, относился к ней с большой душевной теплотой и трепетом. «Был бы я рядом — на руках бы носил», — сказал он однажды, и она смутилась. В то время — спустя два или три месяца после начала их переписки, — она уже очень хотела, чтобы он был рядом. На руках можно и не носить — хотя бы рядом…
Но расстояние между Москвой и Питером не самое маленькое, да и учёба не давала им расслабиться. Несколько раз Василий ненавязчиво заводил разговор о встрече, Таня отшучивалась, и на этом всё заканчивалось. Но перед майскими праздниками он вдруг заявил, что приедет. К ней. На все праздники!
Таня жила в общежитии, в одной комнате с сокурсницей. На каникулах она всегда навещала родных. Майские праздники тоже посвящала семье… но не в этот раз.
Мама, узнав, что дочь не приедет, немного взволновалась, но Таня успокоила её — ничего страшного, просто курсовую работу никак не может закончить, а сдать надо сразу после майских, вот и просидит за компьютером все выходные. Врать нехорошо, но если бы Таня сказала, что к ней приезжает незнакомый молодой человек из Питера — а для мамы Вася однозначно был бы незнакомым, — она бы с ума сошла. И примчалась бы сама — убедиться, что дочери ничего не угрожает.
Василий приехал первого мая. Таня встретила его на вокзале — и поняла, что окончательно пропала, увидев его солнечную улыбку и глаза цвета самого ясного в мире неба. Когда Таня смотрела в них, она забывала, где находится.
Василий шагнул вперёд, взял её за руку и, скользнув ласковым взглядом по её тёмно-рыжим волосам, прошептал, наклонившись к её уху:
— Тебя солнце отметило…
Сердце рвалось из груди от волнения, и Таня не знала, что ответить. Да и не умела она так говорить, как Василий. Ни писать, ни говорить. Она умела только чувствовать.
Они молча спустились в метро, улыбаясь друг другу, как два безумца. Вася не переставал держать Таню за руку и выглядел при этом таким счастливым, словно достал звезду с неба.
Они вышли из метро в центре города и, по-прежнему не размыкая рук, зашагали по улицам. Погода в тот день была чудесной — светило яркое солнце, и не было ни облачка на нежно-голубом небе, и даже люди словно все до единого улыбались, замечая их счастливые лица.
Таня никогда не испытывала ничего подобного. Ей казалось, что их души теперь связаны навек. И связь эту ничем не разорвать…
Удивительно — но Василий словно прочитал её мысли.
— Знаешь, по-моему, я искал тебя всю жизнь. Жил и думал — чего-то не хватает. А не хватало тебя. — Он заглянул ей в глаза и, улыбаясь, продолжил: — Ты — моё сердце и моя душа. Мы теперь навсегда связаны друг с другом.
Таня замирала, слушая всё это, и если бы люди умели летать, она бы в тот момент обязательно взлетела бы. И закружилась в воздухе от счастья и восторженной первой любви.
Потом Вася делал тот снимок со связанными лентой руками — и сразу после того, как они с Таней насмотрелись на результат, он впервые поцеловал её.
Она целовалась и раньше… но всё было не так. Этот поцелуй словно поставил на ней печать — печать принадлежности именно Василию. Ему Таня отдала и сердце, и душу.
Кто же знал, что пройдёт совсем немного времени — и окажется, что Васе не нужны ни её сердце, ни душа. Несмотря на все его слова. И Таня, словно Русалочка, превратится в морскую пену…
А затем воскреснет. Не ради себя — ради Яси.
6
Таня. Настоящее
Наевшись, Яся стала клевать носом. Дочка ещё мужественно боролась со сном, как и всегда — ей больше хотелось бодрствовать и играть, чем спать, — но сон побеждал. И Таня, переодев малышку, отнесла её в кроватку.
Теперь хорошо бы всё-таки поработать, но… в конце концов, она не сверхчеловек, не чудо-женщина, чтобы работать в настолько стрессовой ситуации.
Воспоминания накатывали, как вода на берег во время прибоя, и спрятаться от них не было никакой возможности. Да и… может, и не нужно прятаться?
Пока Таня носила Ясю под сердцем, она старалась не думать ни о чём плохом. Василий относился для неё к понятию «плохое», и Таня не думала о нём. О чём угодно другом — на какие деньги купить коляску и какую именно, где поставить кроватку, какого цвета пинетки вязать, — только не об отце ребёнка. Эта тема была под запретом.
Потом же, после рождения Яси, Тане вообще некогда было думать — кормление, работа, снова кормление, попытки урвать хотя бы немного сна, и так по кругу. Она, как и многие другие женщины после появления в их жизни ребёнка, чувствовала себя вечным зомби.