Страница 24 из 59
— Почти ничего… — нерешительно сказал он. — Я, видите ли, все еще путаю ген с хромосомой…
Берг терпеливо разъяснил:
— Это группа генов, не участвующая видимым образом в формировании генотипа. Они «молчат» — и все. В начале двадцать первого века было выяснено, что у животных эти гены под влиянием определенных факторов среды или искусственных воздействий начинают проявлять совершенно неожиданные качества, правда, в течение жизни одного поколения…
— Ну и что! — перебил Холин. — Опыты по генетической перестройке человека запрещены в том же веке!
— Вы большой знаток по части мораториев, — грустно-ядовито подхватил Берг. — А вот природа, к счастью или несчастью, — нет. Опыт… — он вдруг замолчал, и насторожившийся Холин едва разобрал, как он что-то пробормотал, словно не в силах промолчать, но и не желая быть услышанным. Но Холин все же расслышал и не успел удивиться — Берг заговорил снова — …или получить дар — дар за то, что не испугался смерти, а испугавшись, за то, что всю накопленную силу и ловкость употребил на борьбу, сумел самый страх обратить в свою силу. А когда иссякла и она, открыть вдруг в себе самом новый источник власти над собой… Сломать какой-то ограничитель, какой-то шлюз, и когда кончились силы в мышцах, зачерпнуть новую силу… — он взглянул на недоумевающего гостя, вздохнул, и бледность мало-помалу оставила его лицо. — Ведь могло случиться так, что мощное воздействие вдруг включило в человеческом организме давно забытый, «молчащий» механизм, и он начинает работать, предохраняя от всего, реконструируя все повреждения, компенсируя все потери? И теперь надо тщательно и долго все проверять…
Холин собрался переспросить, но был прерван — третий раз за день. В небе над маяком гудел двигатель аэротакси. Оно снизилось над морем и пошло на посадку в направлении берега. Через несколько секунд донесся хруст гальки под шасси, и рокот умолк.
— Ну вот теперь все, Николай Андреевич, — словно проснувшись, Берг забрал сумку и пошел к двери. — Не знаю, как скоро нам удастся увидеться.
— Так что же вы мне все-таки ответили? — спросил наигранно шутливым тоном Холин. Неясная, как тень пролетевшей машины, тревога скользнула по его лицу.
— Ничего, — остановившись у самой двери, Берг помолчал, потом шагнул в проем, и уже с лестницы донеслось, — ничего. Еще долго ничего… кроме того, что если путь далек, то проводник идет так же долго, как странники…
Когда Холин обернулся за своей сумкой, он увидел, что проектор снова включен и на двери светятся два изображения.
Молодой, лохматый, улыбающийся здоровяк стоит под пальмами сахарского оазиса и держит на ладони крохотного черепашонка.
На втором слайде тот же человек, чуть постарше, лежит в траве, и перед ним… Холин вгляделся, не веря своим глазам. «Человек не может вечно быть один», — вспомнил он фразу спортсмена, сказанную тихо, почти неслышно.
Коробка с перфорированными стенками в руках у Берга! Сколько их сменилось, коробок, с тех пор, как человек шел по пустыне? А черепаха все та же, только подросла.
НИКОЛАЙ КУРОЧКИН
СТИХИЙНЫЙ ГЕНИЙ
1
Старший Инженер, который сидел в Отделе Проверки на Новизну, читал поступающие в Главное Управление по делам Изобретений и Открытий (ГУИО) заявки— обычно только первый лист — и решал, передать заявку в Отдел Рассмотрения по Существу или в Сектор Вежливых Отказов, был обычный Старший Инженер: тонкорукий, полноватый, бледноватый, лысоватый и в «минусовых» очках. Он знал, что сам ни пороха не выдумает, ни даже велосипеда не изобретет. Но он бескорыстно любил технический прогресс и радовался каждый новой заявке, — а вдруг что-то небывалое?!
Но заявка, входящий 24680/13579, его испугала. Едва глянув на первый лист, он схватил телефонную трубку.
— Ну что там опять? Пожар? Потоп? Перпетуум мобиле изобрели? — лениво спросил Главный Специалист.
— Гораздо хуже! Опять Серопегов!
Главный помолчал и с надеждой в голосе спросил:
— Может, не тот? Может, однофамилец?
— Тот самый, стихийный гений.
Главный проглотил таблетку, запил и сказал:
— Ладно. Раз так, неси ее прямо ко мне. Будем решать кардинально. От авторов вечных двигателей нас закон бережет, а от стихийного гения надо своими силами отбиваться.
2
Разница между нормальным гением и гением стихийным огромна. Это, собственно говоря, и не разница. Это — пропасть!
Нормальный гений начинает с поступления в приличный вуз, вроде МВТУ, МИФИ или Томского политехнического. На третьем курсе он получает, за курсовую работу, кандидатскую степень. За дипломный проект — степень докторскую. В тридцать лет он — членкор и директор института. Женится нормальный гений на киногеничной, но хозяйственной аспирантке. Его тесть — персональный пенсионер союзного значения, а теща — милая, интеллигентная женщина с высокоразвитым чувством юмора. Все изобретения и открытия, которые возглавляемый нормальным гением коллектив выдает на-гора в огромных количествах, находят немедленное применение в различных отраслях народного хозяйства и приносят сотни тысяч рублей экономии.
Умирает нормальный гений, окруженный толпой любимых учеников, любящих родственников и талантливых скульпторов, готовящихся к конкурсу на лучший проект монумента Генеральному Конструктору.
Стихийный гений свой творческий путь начинает с гадостей. Вроде пятновыводителя для бесследного удаления двоек из дневника. Этими гадостями он увлекается так, что учиться ему некогда. После восьмого класса он, к радости родителей и школьных педагогов, поступает в ближайший техникум. Учится он там средне, но на производственной практике заваливает заводской БРИЗ «рацухами». И на первое в жизни вознаграждение покупает бочонок пива, три ящика «Рубина», целый рюкзак соевых батончиков и две банки килек в томате. И только благодарственный отзыв с завода, пришедший именно в день педсовета, спасает стихийного гения от отчисления «за организацию коллективной пьянки». Кажется, это чудесное спасение — последнее везение в его жизни.
Дипломный проект стихийный гений защищает на четверочку, потому что даже самый тупой из членов Аттестационной комиссии видит, что в проекте есть что-то такое… Что то… Но даже самый ученый член комиссии видит, что разобраться в этом «чем-то» не хватит никакого ума. Да и графическое исполнение не очень…
За две недели до распределения стихийный гений влюбляется в пьющую уборщицу — мать-одиночку старше его на шесть лет. Поэтому распределяется он — добровольно — в самый дальний райцентр. Там ведь оклад на десятку выше и квартиру сразу дают. А самое главное — село не город, там каждый на виду, так может быть, жена пить меньше будет?
И так он и живет в этой глухомани. Исправно трудится, добросовестно тянет целый воз общественных нагрузок, мучается с женой, которая так и не «завязала», и лается с тещей — женщиной неинтеллигентной, лишенной чувства юмора, побывавшей пару раз в исправительно-трудовом учреждении и, ко всему, драчливой. Для приработка он в свободное время чинит сложную бытовую технику, от которой отступились мастера из районного КБО.
Кроме всего этого, он встает каждый день в пять утра и, уединившись в дровяном сарае (зимой — в кухне), изобретает. Изобретает вещи, машины и технологические процессы, фантастические, несомненно гениальные — но ни одно его изобретение не находит себе применения ни в какой отрасли народного хозяйства. Ни одно!
3
За четыре года, прожитых в Новокитеже, Лаврентий Серопегов послал в ГУИО двадцать шесть заявок — и получил двадцать шесть отказов. Но рук не опустил и, перебравшись в Тьмутаракань (где так же работал технологом Райпромкомбината), снова начал заваливать ГУИО заявками. И снова — отказ за отказом.