Страница 6 из 40
Сельским школам, школам сельских поселков и городков давно пора арендовать землю, вести там все работы, какие и ведутся на земле, выращивать картофель для своей столовой, капусту, морковь и пр., а не ограничиваться смехотворным пришкольным участком с десятком показательных кроликов!
Ничто не портит в школьнике отношения к труду так, как пресловутые уроки труда, повсеместно превращенные практически в уроки разгрузки, отдыха, безделья!
Синоним отдыха — безделье.
Индустрия отдыха — вроде бы звучит солидно, нормально, но индустрия безделья — это абсурд, сюрреализм.
Нет, погруженные в музыку Баха, мы не бездельничаем; нет, выходя на лыжах в зимнее воскресенье, мы не бездельничаем; НЕТ, посвящая субботний вечер играм и беседам с детьми, мы не бездельничаем! Хотя и отдыхаем.
Вот когда же мы убиваем целый вечер на ленивое проглядывание серого телевизионного фильма «производственной тематики», или просмотр озорной французской комедии, где людей убивают с легкостью невообразимой, как мух или тараканов, или сидим и глотаем «бормотуху», или… О, сколько способов убить время! Потратить время на безделье! Точно живет человек по принуждению, по необходимости только дышит и шевелится, точно живет, отбывая какую-то повинность, потому и считает счастьем, как можно быстрее, как можно легче отвязаться от своей жизни, от времени хвоей жизни, совсем не понимая, что именно его жизнь — от возникновения вселенной и до заката вселенной — единственна, уникальна, неповторима!..
И тут ты не мог не заметить, что культура художественная (Бах), физическая (возделывание здорового тела), семейная (возделывание грядущих людей) — тот же. труд человеческий, та же работа, противопоставленная безделью. Удовольствие, найденное в любой из форм труда, — необманное, это — удовольствие жить!
И последнее — о кино.
Не буду подробно останавливаться, письмо и так затянулось, боюсь — оно тебя утомит.
Ты точно подметил однообразие сюжетов многих кинокартин, повторяемость фабулы: ОН — ищущий художник, растущий специалист, новатор, горящий на производстве. Далее непременный — пусть и постепенный — разрыв его с женой, которая или не понимает, или не разделяет его устремлений, или отстала от жизни или от развития мужа, или ушла в быт и омещанилась… Разрыв, развод.
Много киноисторий, и впрямую рисующих ситуацию разрыва семьи, раскола, развода. Главный мотив — новая любовь, утверждение права на новую любовь, утверждение необходимости новой любви, утверждение блага для людей в том, что они разрушат свою семью.
Ты это увидел.
Пойми и то, что таким показом семьи, таким однобоким показом семьи в кино — формируется общественное мнение, отношение к семье, утверждается относительная ценность семьи полноценной. Как сказал один юморист: «У меня жена, дети, но — есть варианты».
Правильно, у нас, взрослых, есть варианты. Можно до полной лысины на ищущей голове утверждать свое право на поиски счастья, но вот у малых детей наших совершенно нет выбора, нет вариантов — только один отец, только одна мать, только одни эти родители на всю жизнь!
Право отца иметь новое счастье, новую жену — защищается давно и последовательно. А кто же у нас защищает право ребенка иметь отца, того самого, который и произвел его на свет? Защищают ли это право те, кто множит кино и книги о нормальности, необходимости поисков «счастья» человеком, уже взявшим на себя ответственность за новую жизнь нового человека — своего сына или дочери?
Нет, не всегда защищают и не всегда учитывают. Напротив, всячески вызывают у нас сочувствие к бросившим своих детей, к их мукам, страданиям. Да, они страдают. Но какого рода должно быть сочувствие? Ведь люди эти зачастую подобны безумцам, отрезающим собственные руки! О каком же сочувствии должна тут идти речь?
Может быть, я чересчур резок и ортодоксален. Но, когда слышу, что в Н-ске среди учащихся некоторых ПТУ до половины детей, выросших без отцов, что среди школьников в иных школах чуть ли не каждый пятый вырос без отца, я не могу уводить разговор в дебри частностей, рассуждений о «хрупкости» счастья, о том, что семья переживает кризис, что-то там утрачивается в ее моногамном характере, что идет поиск новых форм и пр., пр.
Одно из проявлений некультуры — это разрушение старых форм, когда они ничем не заменяются, когда заменить их нечем, да и не надо менять.
Не считать же новой формой семьи то, что как-то сообщила одна корреспондентка «Литературной газеты» — вот, мол, мы с мужем живем в разных квартирах, в разных районах, каждый в своем кругу знакомых и приятелей, а встречаемся изредка, созвонившись, превращая нашу любовь в вечный праздник, не давая ей угаснуть в быту.
Читая про эту «новую форму», все время ловишь себя на мысли, что не все сообщает корреспондентка, она не сообщает, что живут они с возлюбленным не только в разных квартирах и каждый со своими друзьями, но еще и каждый со своими детьми и супругами.
И новая форма их «семейных» отношений стара как мир…
Что может быть бредовее такого понимания семьи! Все же семья — это союз людей для продолжения рода человеческого.
Конечно, тысячи судеб, и каждая достойна отдельного разговора. Но разговора не в плане умножения безотцовщины, сирот, утверждения права взрослых на счастье за счет несчастья детей.
Семья крепкая, нормальная должна всеми видами искусства утверждаться государственной, национальной ценностью, а семья аномальная показываться художниками так, чтобы в оценке ее не было двух мнений, чтобы она оценивалась однозначно — как исключение, как человеческое несчастье. Зачем? Да только затем, чтобы не видеть умножения сирот в мирное время, чтобы не увеличивалась в нашем обществе доля безотцовщины.
Думаю, я ответил на некоторые вопросы по первому письму. Что-то, конечно, потребует дополнительного разговора, это — только начало. Потому буду ждать твоих писем.
И присылай сюжет, это уже некрасиво — так долго молчать.
Не стесняйся описывать красоты вашей природы и погоду.
Письмо пятое
Вот я и добился своего, настоятельно призывая тебя писать о погоде!
Все письмо о погоде, да еще какое мастеровитое!
И почта постаралась — твой метеорологический шедевр на день опередил ту весеннюю волну, которая, как всегда, прикатилась от вас к нам.
Ты пишешь о погоде так фенологически убедительно и достоверно, что невольно создается впечатление — а не ведешь ли ты там тайно от сослуживцев «Дневник натуралиста» и под псевдонимом позаковыристее — Степан Закатный, Семен Копновоздвиженский — печатаешь в краевой газете заметки, типа: «Вот и отсвистел февраль-ветродуй, прикатил март-бокогрей…»
А уж твое изречение насчет очистительных свойств весеннего времени я переписал крупными и красивыми буквами и повесил над своим столом:
ВСЕ ОТМЫВАЕТСЯ ВЕСНОЮ —
И СТВОЛЫ БЕРЕЗ,
И СОСНОВЫЕ ИГОЛКИ,
И ВОРОБЬИ,
И СИНИЦЫ,
КОТОРЫЕ ЗА ЗИМУ СОВСЕМ ПОЧЕРНЕЛИ,
И ТОЛЬКО ЧЕРНОГО КОБЕЛЯ
ДАЖЕ ВЕСНА НЕ ОТМОЕТ ДОБЕЛА…
Спасибо! И далее не забывай писать мне о погоде. Только распределяй усилия, рассредоточивай закаты, снегопады, ледоходы, радуги, ветры и лесные костерки по одному-два на письмо, как рекомендовал один из сибирских классиков. А то буйство какое-то получается, театр метеорологический, чрезмерность активных проявлений природы создает превратное представление о нашей, как принято говорить, неброской природе.
У нас, чтобы быть кратким, ваша погода. Только без той щедрости и буйства (потратила в дороге), которыми полно твое письмо.