Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 113 из 281

Но та река, берущая начало в горах, со временем сильно обмелела, а потом и вовсе пересохла, что навело восточников на мысль, что границу можно теперь и подвинуть. А когда выяснилось, что Тиссены загадочным образом умудрились потерять свой экземпляр договора, соседи совсем перестали стесняться — на кону стоял золотой рудник рядом с деревней Червонная. Тогдашнему князю Маркусу удалось уговорить двух баронов — предателей перейти под свою руку. И Восточный Эскел всего за один день прирос желанными землями с расположенными на них шестью деревнями и золотыми приисками. Новая граница прошла теперь по реке Золотая.

Тиссены потом несколько раз пытались отбить свои законные земли. Но, то ли сил у них не хватило, то ли единственная короткая дорога в остальные княжества через Ведьмин перевал была слишком важна для Западного Эскела, чтобы начать с наглым соседом полномасштабную войну сразу на нескольких фронтах. Так и длился этот приграничный конфликт более полувека, то разгораясь в очередной раз, то снова затухая на какое-то время. Пока нынешний князь Тиссен не решился на сражение, в котором его войска потерпели сокрушительное поражение. Но упрямого князя и это не остановило, сейчас он упорно готовился к новой битве, о чем свидетельствовал большой военный лагерь в лесу, недалеко от нынешней границы с восточниками.

Не знаю, на что расчитывал Тиссен… Лагерь восточников на другой стороне приграничной реки превышал наш по размеру раз в пять. И надеяться только на своего механического воина, на мой взгляд, было полным безумством. У Маркуса судя по слухам, в армии были очень сильные маги, включая грандмастера Привуса. И единственное, что останавливало восточного соседа от полноценной войны с нашим княжеством — это прямой запрет с Острова Всех Святых. Святоши категорически не хотели столь быстрого усиления Маркуса. Политика «разделяй и властвуй» царила и в этом магическом мире.

А я летел все дальше, пока не оказался над северным побережьем княжества. Здесь власть теплого течения заканчивалась, и климат был другим. Большие морские волны с грозным ревом обрушиваясь на длинный каменистый берег, чтобы отползти назад и уступить место следующим. Я снова взмыл вверх и, оставив берег далеко позади, а вскоре добрался до тех мест, где бушевали шторма, и куда даже жители Свободных островов не рисковали заплывать на своих приземистых неповоротливых кораблях. Суровый северный архипелаг до сих пор не имеющий своего названия — вот она, Ойкумена этого мира. Штормовые порывы ветра и высокие волны, разбивающиеся о грозные скалы, громкие гортанные крики морских птиц, разносящиеся над суровым северным краем….

…Мой полет прерывает громкий стук в дверь, и я просыпаюсь. А проснувшись, долго думаю: был ли этот полет простым сном, навеянным разговорами с Хранителем, или же это первые результаты принятия мною родовой магии Тиссенов? Ведь птица, которой я себя чувствовал, явно карагач — именно так здесь называют крупных морских орланов.

Воспоминания о ярком сне не отпускают меня все утро. Я раз за разом возвращаюсь к нему, заново и заново переживая фантастическое ощущение свободного полета в безбрежном синем небе. А еще перебираю в уме все увиденное мною, стараясь припомнить малейшие подробности. Неужели это все он — реальный Западный Эскел? Или всего лишь выверты моего сознания, выдающего во сне желаемое за действительное?

Олаф, заметив мое задумчивое ковыряние в тарелке, обеспокоенно спрашивает:

— Княжич, что не так? Творог кислит или яичница сыровата?

— Нет, с едой все в порядке. Сон странный под утро приснился, вот пытаюсь его разгадать.

— Что за сон? — интересуется входящий на кухню Лукас, потирая заспанные глаза.





Судя по их красноте, маг снова возился со своими артефактами до рассвета, но при этом его мозги уже включились в работу.

— Йен, снами нельзя пренебрегать, они для нас, магов, часто бывают подсказкой или предупреждением о грозящих бедах.

— У старых, опытных воинов тоже такое бывает — соглашается с ним Олаф.

Да, я и сам об этом знаю. Хотя, на мой взгляд, это просто интуиция как-то по-особенному срабатывает. Но сегодняшний сон не был явным предупреждением, скорее уж «обзорной экскурсией» по княжеству. И в пользу того, что я видел реальную картину, служит старый охотничий замок в предгорьях. В воспоминаниях Йена он ведь именно так и выглядел. Интересно, а на следующую ночь путешествие продолжится или это была, так сказать, «разовая акция»…?

Через полчаса мы уже выезжаем, торопясь добраться до ближайших развалин по утренней прохладе. Днем сейчас очень жарко, по моим прикидкам градусов тридцать пять, не меньше. И если бы не приятный ветер с моря, то днем от такой жары повеситься можно, особенно в городе. Эскельцы привычные, а вот для меня, родившегося и прожившего всю свою недолгую жизнь в средней полосе, это как-то чересчур. На дворе вторая половина лета, примерно как у нас конец августа. В местном календаре здесь всего десять месяцев, но зато по сорок дней в каждом, то есть год длиной примерно как у нас, плюс еще три с половиной декады. У каждого месяца есть какое-то свое название, но местные к этому относятся без пиетета. А у крестьян вообще деление года простое — на сезоны.

Два серых месяца — это у них как бы зима, но поскольку снег на землях княжества только в горах выпадает, они называют сезон по цвету голой пашни. Два месяца желтых — весенний и осенний, один назван так из-за повсеместного цветения первоцветов, а второй из-за желтой листвы деревьев. Шесть оставшихся месяцев относятся к длинному зеленому сезону. Да, лето здесь действительно жаркое и продолжительное. Некоторых овощей крестьяне успевают аж, по два — три урожая за сезон вырастить. Климат местный мне все больше напоминает Италию, единственное — пальм здесь нет. Ну, так они и там привозные были, насколько я знаю, просто прижились потом хорошо в теплом итальянском климате.

Короче, пылим мы на лошадях по грунтовой дороге, солнце припекает. Лукас то и дело поглядывает на какой-то хитрый амулет сродни нашему компасу. Только он у него настроен не на магнитный полюс, а так, чтобы чутко улавливать малейшее изменение магического фона и определять расположение ближайшего места силы. И хорошо, что пока дорога ведет в нужном нам направлении, иначе пришлось бы чесать напрямки, а это по такой холмистой местности неудобно — и овраги здесь часто встречаются, и ручьи, и балки с подтопленными низинами. Не говоря уже о том, что провалиться лошадиным копытом в кротовину, тут как нечего делать, а лошадок мне жалко.

После часа скитаний по сельским дорогам, мы, наконец, подъезжаем к нужному нам месту. Ну, что сказать…? Здесь и с первого взгляда понятно, что к Айрану этот бывший храм никакого отношения не имеет. Совсем другая архитектура. Этот храм построен из белого камня, стоит на высоком холме, и открыт всем ветрам. Нынешние его руины, выглядят как останки высокой восьмигранной башни. Была ли у этого здания когда-то крыша, вообще непонятно, а вот четыре входа, четко ориентированные по сторонам света, и большие оконные проемы на четырех остальных стенах сохранились неплохо. И каждый из восьми углов башни до сих пор украшен изящной колонной. Спешиваемся, взбираемся на холм. Интересно, что ни кустарник, ни плющ рядом с древними стенами не растет, только невысокая трава, да вкрапления луговых цветов в ней. Словно чья-то заботливая рука не дает деревьям взбираться выше подножия холма. Заходим вовнутрь башни, осторожно осматриваемся.

Внутри храма гуляет приятный сквознячок и поэтому здесь не так жарко, как снаружи. Над всеми дверными порталами видны останки древних мраморных барельефов, как и в храме Айрана. И точно так же не понятно, что на них когда-то было изображено — время все стерло. Угадываются лишь смутные очертания каких-то фигур, но вот кто это? Зато маскароны над окнами сохранились гораздо лучше — отчетливо видны молодые мужские лица с надутыми щеками. Почему молодые? Ну… хотя бы потому, что в отличие от сурового Айрана они все безбородые. А что щеки у них надутые, так наверное… Оборачиваюсь к Лукасу, чтобы спросить, что он думает по этому поводу, и вижу, как наш толстячок застыл соляным столбом перед одним из изображений. А лицо у него такое, словно чудо чудное увидел.