Вильгельм

На этот раз они не стали совершать ошибок и явились сразу всей стаей: почти сотня зверей, мгновенно углядевших на мосту мою замершую фигуру, и все та же троица всадников, исполняющих роль командиров.

Никаких сомнений и колебаний при виде меня они не испытывали — едва заметив чужака, стая тут же рассыпалась на группы и, заполонив собой все небо над ущельем, ринулась вниз.

— Вильгельм! За стеной тоже движение! — «обрадовал» меня метнувшийся от стены призрак. — Люди. Много. Бегут сюда.

И словно в подтверждение его слов каменная плита у края моста начала со скрипом поворачиваться.

Эх, а как хорошо все начиналось…

Но уйти я по-любому не успевал. На узком мосту особо не развернешься. Поручней нет, опоры нет, всего одна ошибка, и полечу я гордой птицей вниз…

Вздохнув, я дернул рубаху на груди, и вокруг меня мгновенно образовалось плотное черное облако. Грифоны яростно заклекотали, суматошно захлопали крыльями и, к моему удивлению, даже самые свирепые и быстрые успели чудом свернуть, сумев не зацепить мое проклятие даже перышком.

Ого. Оказывается, они прекрасно знают, что это такое. Какие образованные «птички»… Но раз уж они такие умные и временно передумали нападать, начав вместо этого кружить у меня над головой, а заодно ругаться на своем птичьем языке, то пойду-ка я, пожалуй, отсюда. Вот только один вопрос: вперед или назад?

— Стрелы! — вдруг гаркнул над самым ухом Мор, и я поспешно пригнулся, досадуя, что сам не сообразил, что от железок мое проклятие не защищает.

Над самой макушкой что-то вжикнуло, о мост один за другим защелкали металлические наконечники, а потом и с грохотом вонзился арбалетный болт, обдав меня целой кучей острых осколков.

Мне такое обращение не понравилось, поэтому проклятие я отпустил на волю целиком и, швырнув его навстречу мечущимся вокруг моста бестиям, не без удовлетворения услышал болезненный, похожий на человеческий крик. Правда, легче после этого не стало. Когда я все-таки принял решение и попытался отступить, из-за скалы в меня полетели новые стрелы. Раздался сочный чмокающий звук. Потом еще один, и еще, потому что на узком мосту увернуться от такого ливня не удалось бы даже мне. Рубашка тут же превратилась в решето. Облако, заполонившее небо от края до края, честно попыталось дотянуться до засевших за скалой стрелков, но то ли без крови его защита сдерживала, а то ли я просто не достал, однако болты и стрелы в меня полетели с удвоенной силой. И вот тогда мне против воли пришлось пойти вперед в надежде, что под куполом меня хотя бы грифоны не достанут.

И, наверное, в чем-то моя догадка все же была верна — как только они увидели, куда я осторожно сдвигаюсь, над ущельем прогремел яростный рев, и сразу три твари, словно ополоумев, обрушились мне на голову. Конечно, до цели они не добрались — еще в полете их тела обглодало мое жадное до живого тепла проклятие. Но тяжелые, настойчиво тюкающие по темечку кости едва не сбросили меня с моста, поэтому я начал торопиться и не заметил самого важного.

— Сверху! — крикнул Мор, беспомощно кружа вокруг меня. — Пригнись!

И я пригнулся. Быстро. Даже развернуться успел. Но, видимо, недостаточно быстро, поэтому брошенное с нечеловеческой силой копье прошило меня насквозь и, мощно толкнув, буквально пришпилило к той самой стене, до которой я почти добрался.

И это оказалось ошибкой.

Я до конца не понимал, не знал, до самого последнего мига не догадывался, с чем именно мне довелось столкнуться, поэтому и не ждал, что купол вместо того, чтобы пропустить, так странно на меня отреагирует. В ответ на бережное и осторожное прикосновение он охотно поддался и даже согласился меня пропустить. Однако когда я влетел в него спиной вперед, да еще и на приличной скорости, эта непонятная зараза буквально влипла в меня. Вернее, это я в нее влип всем телом, как та самая муха, которая сослепу не увидела висящую на своем пути паутину.

Меня со всех сторон мгновенно обхватило невидимое, но на удивление прочное желе. Приклеило руки, ноги, намертво зафиксировало в себе торчащее из спины копье. Но что самое скверное, эта непонятная защита вытянула на себя мое безотказное прежде проклятие, и теперь оно большой черной кляксой расползлось по куполу вокруг меня, оставив беззащитной мою и без того израненную грудь.

Сколько болтов и стрел туда вонзилось, пока я беспомощно висел и тщетно пытался освободиться, не сосчитать. Мне умудрились перебить ноги, руки, попортить большинство ребер, а уж в животе вообще можно было бы сувениры всей банде Лемана принести, да еще бы и сверху осталось.

Грифоны, узрев, что враг наконец-то повержен, торжествующе завыли и закричали-залаяли на все голоса.

Странные все-таки создания… не то птицы, не то звери… даже интересно, они сами по себе такими уродились или же их, как меня, кто-нибудь создал?

Собственно, больше я повлиять ни на что не мог. Ни на стрелков, ни на суматошно мечущегося вокруг призрака. Наверное, от растерянности он снова стал частично видимым, но ни грифонов, ни спустившегося с небес всадника это обстоятельства не смутило.

— Вилли… Саан тебя подери… Вилли! Сделай же что-нибудь! — то и дело бормотал он. — Я не могу к тебе приблизиться! Оно меня не пускает!

И правда. Ближе нескольких шагов подлететь ко мне он так и не смог. А когда попытался прорваться и пересек невидимую черту, то издал какой-то жалобный вопль, вытянулся в струнку и… попросту растворился в воздухе, словно защита и для него оказалась неодолимой.

Живой он еще или же его окончательно распылило, я так и не понял. Амулет на груди даже не шелохнулся, ощущение чужого присутствия пропало. Однако вовсе не оно сейчас заботило меня больше всего.

Увидев, как совсем рядом приземлился здоровенный белоснежный грифон, а с его спины ловко спрыгнул высокий, широкоплечий, одетый, как самый настоящий дикарь, черноволосый мужчина с грубым лицом, я испытал что-то вроде сожаления. И с неудовольствием подумал, что недостаточно хорошо продумал эту вылазку, поэтому теперь вишу незнамо где и терпеливо жду, что со мной попытается сделать какой-то везучий смертный.

Простая куртка из дубленой кожи, меховые штаны, грубо стачанные сапоги… На голове ни шляпы, ни капюшона, хотя на улице действительно холодно. Густая шапка непослушных волос частично скрыла его лицо. Но резкие, словно рубленые черты, заостренные скулы и тонкие губы определенно принадлежали волевому, жесткому человеку.